Наконец командир полка замолчал. Все ждали, что скажет командующий. Ждал этого и Кожин. Он стоял возле стола и молча из-под насупленных бровей смотрел на карту.
— Все это понятно. Но сумеете ли вы без авиационной и артиллерийской подготовки прорваться через передний край немцев?
— Сумеем, товарищ командующий. Вот здесь… — Кожин указал на карте. — Стык между немецкими подразделениями. Его прикрывает всего один взвод. Правда, подходы к переднему краю заминированы.
— Откуда известно, что стык прикрывается только одним взводом?
— Мы уже давно наблюдаем за их передним краем. А вчера взяли «языка». Он подтвердил результаты наших наблюдений.
— Чем же он объясняет такое положение?
— Говорит, что десять дней назад против нашей части стоял пехотный полк, а сейчас тот же участок занимает отдельный батальон.
— А куда подевался пехотный полк?
— Он не знает, товарищ командующий. Говорит, что ночью снялся с позиций и ушел куда-то.
— Ну, а вы что молчите? — вдруг обратился командующий к Воронову. — Сумеет ваш полк выполнить такую задачу?
— Выполнит, товарищ командующий, — уверенно ответил Воронов.
— «Выполнит», — повторил генерал, и было непонятно, осуждает он такой поспешный ответ комиссара или одобряет. — Так, а как артиллеристы думают? — обратился он к Асланову.
— Побьем немцев, товарищ командующий! — выпалил Асланов.
— Ну хорошо, а как вы через эту чащу протащите пушки? — указывая на лесной массив, обозначенный на карте, спросил Громов.
— По лесным дорогам, — сказал Асланов и, склонившись к карте, показал: — Вот здесь.
— Но ведь ваши пушки на колесах.
— Нет, товарищ командующий. Пушки будут на полозьях.
— Та-а-ак… — в раздумье произнес генерал и, поднявшись с места, зашагал по землянке. Через минуту он снова подошел к столу: — Вот что я вам скажу, товарищи!
Все невольно подвинулись ближе к столу и с волнением ждали, как отнесется Громов к плану майора Кожина.
— Первая часть вашего замысла мне нравится, товарищ майор. Он полностью совпадает с моим решением. И я пришел к выводу, что в тыл к немцам надо забросить усиленный подвижный отряд, который бы соединился там с ополченцами, партизанами и… намертво перехватил вот эти дороги, — Громов указал на карте, — и разгромил или хотя бы на короткое время приковал к себе резервный полк Гюнтера. Не сковав резервы противника и не перехватив его коммуникаций, мы вряд ли сумеем быстро и без больших потерь выполнить задачу, поставленную перец нашей армией. Речь идет о разгроме не только тех сил, которые находятся в Березовске, но и об уничтожении всей группировки, которую возглавляет генерал Мизенбах. Эта задача потруднее. Мы с полковником Полозовым решили в тыл к немцам послать ваш полк, но… Кто возглавит его, кто будет командовать этими объединенными силами в тылу врага? — обратился он к комиссару полка.
У Кожина словно тисками сжало сердце. «Значит, все. Не доверяет…»
— Командир полка, товарищ командующий. Тот, кому люди верят и за кем пойдут на любое дело, — твердо ответил Воронов. Он решил, что наконец пришло время выложить все генералу — рассказать, как несправедливо, необъективно подошла к человеку та комиссия, которая занималась расследованием.
— Командир? А где он? Где, я вас спрашиваю? — наступал на комиссара Громов.
— Перед вами, товарищ командующий. Или вы после доклада Протасова уже нас и в расчет не принимаете? — с нескрываемой злостью ответил Воронов. Он знал, что не совсем почтительно говорит с генералом, но уже не мог сдержаться.
— «Нас»?.. А почему «нас»?
— А потому, что я комиссар полка и за все отвечаю наравне с командиром.
— Это верно. И все-таки я не вижу здесь командира… Передо мной умный, думающий человек, но…
— Разве это плохо, товарищ командующий? — вмешался в разговор Полозов.
— Наоборот, очень хорошо. Но мало принять правильное решение. Надо его еще и выполнить, а для этого нужен твердый, волевой командир. Нужен человек, который бы до конца верил в правильность своего замысла. Сжав зубы, дрался бы за него.
Воронов начинал понимать тактический ход Громова.
Он вдруг увидел, что командующий хочет поддержать Кожина, вдохнуть в него веру в собственные силы.
— В его положении, товарищ командующий… — вмешался в разговор майор Петров.
— А какое его положение? Его что, казнят? Четвертуют?
— Всякое было… — поддержал Петрова Полозов. — Я считаю, товарищ командующий, что такие комиссии, которые были у нас, мешают воевать.
— Ну, об этом мы после поговорим. После разгрома группировки Мизенбаха. Тогда и решим, что делать с вашим Кожиным, за которого вы все стеной встали. Вон капитан даже кулаки сжал. Тоже, поди, хочет ринуться в атаку против командующего.
Все невольно посмотрели на сжатые, побелевшие от напряжения кулаки Асланова и рассмеялись. Асланов и сам удивился тому, что его кулаки оказались сжатыми так, будто он хотел броситься в драку. Да так, пожалуй, это и было бы, если бы перед ним снова сейчас появилась та же комиссия во главе с Протасовым.
— И еще хорошо, что я вовремя прекратил нападки на Кожина, а то, глядишь, дело дошло бы до драки.
Асланов покраснел.
— Что вы, товарищ командующий! Разве это против вас? Это против несправедливых…
— Ага, а я, значит, справедливый? Ну вот погодите, я вам покажу свою справедливость! Попробуйте только не выполнить задачу!.. Теперь вот что, — обратился Громов к Кожину, чтобы положить конец этому разговору. — Все материалы комиссии лежат у меня в сейфе. Не у прокурора, а у меня. Идите на выполнение задачи со спокойной душой. Думайте только о предстоящем деле.
У Кожина отлегло от сердца. Он верил Громову.
— Не забывайте, — еще раз повторил Громов, глядя прямо в глаза майору. — Эта магистраль и грунтовая дорога — жизненные артерии березовской группировки немцев. Но… Знаете ли вы, други мои, что значит такими сравнительно небольшими силами перехватить дороги и приковать к себе резервы врага?
— Знаем, товарищ командующий, — твердо ответил Александр.
Павел Васильевич долгим, внимательным взглядом посмотрел на него.
— Вот это другой тон, — с удовольствием отметил он и повернулся к Полозову: — Верно, полковник?
— Верно, товарищ командующий. Я не сомневаюсь, что полк во главе с таким командиром справится с задачей, — ответил Полозов.
— Ну, значит, договорились. Готовьтесь. Приказ получите, — сказал он Кожину. — А теперь поеду к себе. Надо хоть перекусить немного, а то вы только хмуритесь. А раз хозяева неприветливо встречают, гостю ждать угощения не приходится, — перейдя на шутливый тон, сказал Громов.
— Голубь! — крикнул в другое отделение землянки Кожин.
Валерий тут же появился в проеме двери.
— Пусть Катюша тащит все, что у нее там есть! Быстро!
Громов снова со смешинкой в глазах посмотрел на Полозова, потом на Воронова.
— А что, может, и в самом деле остаться? Хозяин сменил гнев на милость, так что…
— Оставайтесь, товарищ командующий, — за всех ответил Воронов. — Наша Катюша обещала вкусными пирогами покормить.
— Так и быть, остаюсь.
В комнату с подносом в руках вошла Катюша. Поздоровавшись и спросив разрешения, она быстро накрыла стол, разлила в стаканы крепкий, ароматный чай.
Генерал взял в руки стакан, поднял его на уровень глаз и, любуясь янтарным цветом чая, сказал:
— Хо-ро-ош чаек, ничего не скажешь. Сама заваривала?
Девушка зарделась и застенчиво ответила:
— Сама.
Она сейчас совсем не была похожа на ту Катюшу, которая работала на заводе в Москве. Тогда девушка любила поговорить, но здесь, в армии, и тем более в присутствии командующего она старалась сдерживаться, не говорить лишнего.
— Молодец. Хорошая хозяйка.
— Вы уж скажете, товарищ генерал, — все больше краснея, ответила девушка и, сняв с подноса белую салфетку, поставила посреди стола большую миску, доверху наполненную пышными, румяными пирожками с мясом.
— Скажи, пожалуйста, да здесь и покормить, оказывается, могут!
— А чего же… мы всегда гостям рады.
— Ну вот и ладно. А я уж думал, не покормите. Как вас зовут?
— Катя.
— Катюша… Хорошее имя. Сколько же тебе лет?
— Уже скоро восемнадцать, — неуверенно ответила девушка.
— Восемнадцать? А я думал… Это ты у немцев из-под самого носа вывезла раненых?
— Я, — грустно ответила девушка. — Раненых вывезла, а назад к отряду не сумела вернуться.
— Жаль, конечно, что отряд остался в тылу у немцев, но что поделаешь.
— Меня теперь там, наверно, дезертиром считают. Им теперь некому даже раны перевязать, а я тут сижу.
Девушка вышла из комнаты.
И тут же в полк позвонил генерал Тарасов и сообщил Громову, что на его имя поступило сразу два письма. Одно из Центрального адресного бюро по учету эвакуированных граждан, другое — из Управления милиции города Москвы.
