практически не требовались, извозчикам ни рубля не заплатили за перевозку снарядов. Тому же Николаю Горбунову, хорошо себя проявившему, Ильич дал другое задание, никак не связанное с исполнением прямых секретарских обязанностей.
Вот что он написал: «Владимир Ильич вручил мне декрет за собственноручной подписью… с приказом Госбанку вне всяких правил и формальностей и в изъятие из этих правил выдать на руки секретарю Совета народных комиссаров 10 миллионов (это ошибка памяти — в опубликованном в „Известиях“ декрете 14 ноября речь идет о 25 миллионах) рублей в распоряжение правительства».
Декрет, лист бумаги с подписью Ленина, должен был сыграть роль аккредитива! И сыграл. «Если денег не достанете, не возвращайтесь», — сказал Ленин Горбунову и комиссару при Госбанке Валериану Осинскому. Они по-комиссарски и выполнили задачу, угрожая Красной гвардией, как вспоминал позднее Горбунов, проникли в кассу банка и заставили кассиров выдать требуемую сумму. «Мы производили приемку денег на счетном столе под взведенными курками оружия солдат военной охраны банка. Был довольно рискованный момент, но все сошло благополучно. Затруднение вышло с мешками для денег. Мы ничего с собой не взяли. Кто-то из курьеров, наконец, одолжил пару старых больших мешков. Мы набили их деньгами доверху, взвалили на спину и потащили в автомобиль».
Так без охраны, «вне всяких правил и формальностей» привезли мешки с деревеневшими с каждой минутой рублями и отдали их Ильичу, после чего оказались миллионы в платяном шкафу.
История так и вершилась, без всяких правил и формальностей, то есть без закона и порядка. Тот же секретарь получил право, войдя в доверие, давать от имени Ленина телеграммы-директивы на места в ответ на их запросы. «Посылайте от моего имени и через десятую телеграмму показывайте мне». В другой раз секретарь получил десять чистых бланков с подписью главы правительства, имея право вписывать экстренно-срочные распоряжения.
Все это создавало вокруг вождя атмосферу необыкновенной игры, которая шла по одному им установленному правилу, точнее, без всяких правил, известных прежде. Счет в игре шел по-крупному. Расплачиваться пришлось в конце концов не рублями, а жизнью. И Горбунов, и Осинский, и сотни других участников действа в Смольном закончили свой азартный путь на Лубянке, удостоившись в биографических хрониках, приложенных к томам «Воспоминаний о Владимире Ильиче Ленине», стандартных формулировок: «Был необоснованно репрессирован. Реабилитирован посмертно и восстановлен в партии».
Да, правила новые устанавливал Ильич, хотя не уставал везде повторять, что социализм не создается по указам сверху, и ему чужд казенно-бюрократический автоматизм. Собственноручно написал инструкцию «Обязанность часового при Председателе Совета народных комиссаров» из четырех пунктов, запретив пропускать к нему всех, кроме народных комиссаров: остальные могли входить только с разрешения хозяина кабинета.
Вначале этот кабинет делили Ленин и Троцкий. Потом Лев Давидович организовал свой комиссариат в другой комнате. «Кабинеты Ленина и мой, — писал Троцкий, — были в Смольном расположены на противоположных концах здания. Коридор, нас соединявший или, вернее, разъединявший, был так длинен, что Ленин, шутя, предлагал установить сообщение на велосипедах. Мы были связаны телефоном. Я несколько раз на дню проходил по бесконечному коридору, походившему на муравейник, в кабинет Ленина для совещаний с ним. Молодой матрос, именовавшийся секретарем Ленина, непрерывно бегал, перенося мне ленинские записки…»
С помощью матросов Троцкий захватил здание министерства иностранных дел на Певческом мосту и перебрался туда. В середине ноября кабинет главы правительства переместился на третий этаж Смольного, в угловую комнату с тремя окнами. Тогда решили всем наркомам разъехаться в здания министерства, чтобы там заседать днем, а по вечерам собираться в Смольном «для совещаний». Они происходили почти каждый день, порой по два раза. Заседали часами, нередко до утра. Таким образом происходило установление нового советского стиля руководства. В повестку дня включалось по сорок вопросов! Успевали рассматривать по двадцать и более. В те дни во время споров — делить ли власть с другими социалистическими партиями или нет, Луначарский назвал Ленина «диктатором», что ему по старой дружбе сошло с рук.
День за днем рос аппарат. В конце декабря насчитывалось 23 сотрудника в управлении делами. Для заседаний Совнаркома оборудовали Красный зал. В качестве охранников появились латышские стрелки.
Образовался Малый Совнарком, где рассматривались предварительно вопросы, выносимые на «большой» Совнарком. Этот «малый» Совнарком называли между собой «вермишельной комиссией». Ленин разработал инструкцию о порядке внесения вопросов в повестку дня правительства. Организовали совнаркомовскую столовую в Смольном…
Авансы, данные перед захватом власти, требовалось оплачивать, ведь Ленин обещал в «Письмах издалека» народу «немедленное улучшение жизни». Как улучшить? Принятием популистских решений. Больше других сопротивлялись установлению власти большевиков рабочие железных дорог, почты и телеграфа. Вот им, чтобы отколоть массы от руководителей профсоюзов, повысили заработную плату.
Ленин обещал рабочим, что они установят «рабочий контроль», смогут принимать участие в распределении прибыли, исследованной вдоль и поперек марксистами «прибавочной стоимости», смогут контролировать действия администрации, ограничивать доходы хозяев и управляющих и т. д. Перед фактически первым деловым заседанием правительства 14 ноября Ильич подписал положение о таком контроле. Естественно, что предприниматели не желали, чтобы их каждый шаг контролировался кем бы то ни было, тем более своими же рабочими, да и правительству они никогда не были подотчетны. На практике «рабочий контроль» привел к параличу хозяйственной деятельности. Поэтому через три дня после появления положения пришлось его автору подписывать первый декрет о конфискации предприятия. Такой чести удостоилась Ликинская мануфактура Владимирской губернии со всеми ее материалами, сырьем и имуществом. За этот акт вождь удостоился благодарственной телеграммы рабочих и служащих мануфактуры, порадовавшихся было конфискации фабрики, наивно полагавших, что они сами смогут ею управлять и делить доходы между собой…
Еще до декрета о конфискации Ликинской мануфактуры Ленин принял председателя фабрично заводских комитетов Питера, который предложил создать орган под названием Высший совет народного хозяйства. Вождю очень понравилась инициатива единомышленников, внимательно читавших его статьи и письма. Понравилось название органа, по-видимому, в нем уловил запах революции. Ему почудилось, что это будет тот самый рожденный массами орган, через который рабочие сами смогут управлять хозяйством в масштабе всей России.
Так появился в правительстве еще один человек с правами народного комиссара, а именно председатель ВСНХ, органа, который заменил Комиссариат торговли и промышленности. В этот Совет вождь внес проект декрета о национализации всех банков, всех крупных промышленных предприятий. В этом же декрете шла речь об аннулировании государственных займов, то есть все граждане России, имевшие на руках ценные бумаги, оставались просто с бумажками. Ильич предложил ввести трудовую повинность, бюджетно-трудовые книжки, которые позволяли бы государству совать нос даже в повседневные расходы. Все это происходило в середине декабря, аукнулось в
