— Хорошо, — тихо сказала я.
— Хорошо, — ответил он, все еще раздраженно, и отчасти я его понимала, потому что все эти семь лет должна была сидеть с ним за этим столом, и я чувствовала эту потерю так же остро, как и он.
Но я понимала не все.
Поэтому, осторожно начала:
— Итак, э-э… ты хочешь сказать, что мое место здесь...
Все еще злясь, Грей оборвал меня:
— Да. Именно это я и хочу сказать.
— Милый, я еще не закончила.
Он уставился на меня.
Что-то новенькое, после целого дня кропотливого труда на ранчо Грей мог вести себя, как сварливый ковбой-мачо.
Я попробовала еще раз.
— Я хотела сказать, что ты, очевидно, хочешь, чтобы я чувствовала себя комфортно здесь… с тобой, так почему же я не могу касаться темы с твоими дядями?
Именно тогда я поняла, что на этот раз попала в точку, и это Грей тоже счел раздражающим.
— Они обязаны помочь защитить свое наследие, — не унималась я.
— Это больше не их наследие. Они носят имя Коди, но не являются частью этой земли. Они сделали свой выбор, сидя сложа руки и наблюдая, как я иду ко дну. Они провели эту черту. Я больше не иду ко дну; они все еще остаются на своей стороне.
— Ясно, я понимаю, но как же миссис Коди?
Его брови сошлись на переносице.
— А что с ней?
— Грей, как долго твоя бабушка пробыла в доме престарелых?
— Четыре с половиной года.
— Тогда, скажем, пока она жила там, ты возьмешь на себя ответственность за свою долю, а им достанется три четверти от платы за проживание, то есть, они должны будут тебе двести семьдесят тысяч, с каждого по девяносто.
— Нет, они мне ничего не должны.
— Грей, они должны.
— К этому они тоже не имеют никакого отношения, — заявил Грей.
— Как это?
— Это тоже их выбор.
— Грей, здесь у них нет выбора. Она их мать.
— Ага, мать. Когда я просил Фрэнка вмешаться, он за последние четыре с половиной года напомнил мне примерно полдюжины раз, что с момента смерти моего отца, его мать затаила обиду и не разговаривала с ним. Его мама игнорировала сына много лет, ему не хотелось решать проблему, чтобы содержать ее в чистом месте, где ей нравится, где вкусно кормят, а персоналу нравится там работать, и от которого постояльцам одна только польза. Остальные двое согласились.
— Я по-прежнему стою на своем: у них нет такого выбора.
— Забавно, так как они его приняли.
Теперь уже я начинала злиться.
— Извини, но они пытаются оттяпать твое наследство, землю, на которой ни один из них не пахал лет так восемнадцать, и миссис Коди справедливо злится из-за этого, это не основание для них поворачиваться спиной к своей матери в ее последние годы, — огрызнулась я.
— Айви, милая, они так не думают.
— Ну, тогда кто-то должен заставить их думать подобным образом, и если этого не сделаешь ты, тогда сделаю я.
— Айви...
— Нет, — я покачала головой, подаваясь вперед, теперь, определенно, злясь, — Нет, Грей, нет. Всю свою жизнь я хотела две вещи, всего две: дом и семью. Им повезло родиться и в хорошем доме, и в хорошей семье, и они насрали и на то, и на другое, и это неправильно. Так не пойдет. И я отправлюсь в «Алиби» и объясню им это.
Его сердитый настрой рассеялся, лицо стало почти нежным, когда он тихо сказал:
— Я понимаю тебя, куколка, но ты ничего не добьешься, и я не хочу, чтобы ты чего-то добилась. Мы вместе. К черту их.
— Нет, им это дерьмо с рук не сойдет.
— Айви, ты туда не пойдешь.
— Пойду, Грей.
— Нет, Айви.
— Да, Грей! — огрызнулась я. — Они сидели сложа руки и смотрели, как ты идешь ко дну. Это само по себе не круто, семейное наследие или нет, вы семья, и они должны заботиться о вас. Но дело в том, что ты шел ко дну, потому что заботился об их матери, и это абсолютно, на сто процентов неправильно. Они должны тебе по девяносто штук каждый, и я их получу.
— Ты не пойдешь в «Алиби», потому что это пустая трата времени. Я не возьму у них денег, — ответил он.
— Ничего страшного, их возьму я.
Его раздражение вернулось, прежде чем он сказал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Не возьмешь, Айви. Теперь у нас все в порядке. Ты об этом позаботилась, обо мне и о бабушке тоже. Ты сделала достаточно. Мне не нужны их деньги.
— Все будет еще лучше, когда на твоем банковском счете будет двести семьдесят тысяч. Держу пари, ты сможешь использовать эти деньги, чтобы полностью погасить кредит и выбраться из-под этой ноши. И, кстати, — добавила я, — если, даст Бог, миссис Коди проживет дольше срока, за который я заплатила в доме престарелых, и они тоже внесут свой вклад.
— Это не их дело.
— Невозможно! — воскликнула я. — Они — семья.
— Айви, ты не пойдешь в «Алиби».
— Непременно пойду.
— Ни за что.
— Грей...
— Айви.
— Грей!
— Айви.
И вот мы здесь.
Надо сказать, я много лет была липовой девушкой Лэша и никогда с ним не ссорилась.
И я подумала, что в данный момент Грей должен это знать.
— Знаешь, я была липовой девушкой Лэша много лет, и мы никогда не ссорились. Прожив с тобой всего три дня, мы уже цапаемся.
Грей закрыл рот, его челюсть напряглась, глаза сверкнули, а затем мускул на его щеке дернулся. Наблюдая за этим, я поняла, что только что ляпнула, и что, хотя Лэш был геем, он провел со мной почти все семь лет, которых Грей был лишен, включая четыре года в его постели.
И я знала, что Грей прочувствовал это до глубины души.
Следовательно, я выставила себя полной идиоткой.
Дерьмо.
Я обдумывала, как все исправить и/или извиниться, когда Грей вскочил с места, обогнул угол стола и сдернул меня со стула в свои объятия.
Я напряглась, учитывая, что мне это показалось странным, и я понятия не имела, к чему это приведет, когда почувствовала, как его тело затряслось, и я откинула голову назад, чтобы посмотреть на него, когда он расхохотался.
Я моргнула.
Все еще смеясь, он кивнул и посмотрел на меня.
— Рад слышать, что ты так хорошо ладила со своим липовым парнем.
Он не сошел с ума.
И все же.
— Грей, с моей стороны гадко говорить такое, — тихо сказала я.
— Да?
— Да.
— Ты злилась?
— Ну, э-э... да.
— Айви, дорогуша, я мог бы позволить зависти овладеть мной по поводу того времени, что тот парень провел с тобой, и позволить этому дерьму разъедать меня изнутри, пока оно не просочится наружу и не коснется тебя. Вместо этого я решил чертовски радоваться тому, что ты нашла достойного мужчину, который присматривал за тобой, когда меня не было рядом. Как я понял, вы ладили также, как ладили лучшие друзья. Я знаю, что он парень, и, при взгляде на него, первым порывом хочется заявить о своих правах на тебя. Но он другой, и я должен это понять, потому что вы с ним друзья.
Теперь я вспомнила, почему любила Грея.
Но он еще не закончил.
— Более того, если бы ты с ним трахалась на самом деле, вы бы спорили. Никаких сомнений. Раз уж ты трахаешься со мной, куколка, приготовься, потому что у нас не может быть того, что у нас есть в постели, без того, чтобы часть этой страсти не проникла в жизнь. У тебя будет свое мнение, у меня — свое, они будут конфликтовать, мы будем отстаивать их. И до тех пор, пока мы каждую ночь будем ложиться спать в одну постель и, в конце концов, находить способ разобраться с нашим дерьмом, у нас все будет хорошо.
— Грей, но раньше мы не ссорились, — прошептала я.
Его лицо смягчилось от понимания, прежде чем он столь же ласковым голосом ответил:
— Во-первых, семь лет назад ты находилась в поиске себя. Теперь ты нашла себя. Стала крутой танцовщицей. — Он ухмыльнулся и сжал меня в объятиях. — А, во-вторых, нам повезло. У тебя было столько других проблем, требовавших внимания, что нам не из-за чего было ссориться. Мои дяди и тогда были придурками, и если бы мы не сошлись во взглядах, касательно того, как вести себя с ними, надеюсь, ты, в конечном итоге, высказала бы мне, что у тебя на уме, даже если бы я с этим не согласился и все закончилось ссорой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
