— Знаешь, я бы предложил пойти вдоль окопа, — подал я нехитрую идею. Все равно нам нужно разузнать, кто и с кем тут так отчаянно воюет.
— Тогда пошли туда, — Шерман ткнул пальцем в одну сторону, и пояснил. — Там что-то кричали, значит будет кого спросить.
— Кстати, мы действительно в более высоком мире. Сдается мне, что даже миров чистилища достигли.
— Это почему? — обрадовано спросил Шерман.
— А ты посмотри вверх! — я посмотрел на небо, где сквозь клубы дыма и тучи пробивался диск солнца.
— Это ж надо! — прошептал Шерман, замерев на месте и уставившись в зенит. — Я уж думал, что больше никогда его не увижу.
— Ладно пнем торчать! — проворчал я, заметив слезы на его щеках и стараясь не смутить расчувствовавшегося напарника. — Пошли уже!
— Да-да, конечно! Ты прав, я не знаю, как тебя благодарить…
— Только одним: быть умным эгоистом!
— Как это — эгоистом?
— А очень просто, — усмехнулся я, подтолкнув вперед Шермана, и объяснил. — Глупый эгоист тянет все к себе и при этом толкается локтями, за что постоянно получает шишки, как от судьбы, так и от людей. А умный эгоист делает людям добро, сочувствует и помогает, а в результате все вокруг тоже сочувствуют ему и помогают. Так что старайся помочь окружающим, и путь в астрал тебе обеспечен! Если это чистилище, снуфы нам больше не страшны.
Окоп оказался длинным, и мы успели обсудить перспективы Шермана на выход из инферно, прежде чем наткнулись на первый обезображенный труп человека в потрепанной военной форме.
— Не повезло парню, — со вздохом заметил мой приятель.
— А может и повезло, — возразил я. — От него зависит: если он очутится в верхнем мире или астрале, не так уж и плохо. Смерть-то была мгновенной.
В том, что это было так, сомнений не возникало. Тело лежало рядом с воронкой от разорвавшегося фугаса, а жить более сотой доли секунды со снесенным затылком в этом мире, наверное, не позволяли. Вот где-нибудь пониже можно век коротать, хоть с половиной головы, хоть в виде кактуса в горшке с глазами на ножках…
Поскольку помочь мы ничем отвоевавшемуся солдату не могли, то продолжили свое безрадостное путешествие под грохот пушек и разрывы снарядов. Вскоре мы набрели на большое, врытое в землю сооружение. Но об этом мы узнали не сразу. Вначале нас встретил вооруженный винтовкой боец и приказал стоять на месте. Мы сочли довод в виде огнестрельного оружия вполне убедительным и смирненько остановились, ожидая развития событий.
И они не замедлили себя ждать, выскочив на нас в виде пузатого майора, а может, и ефрейтора (кто ж их финтифлюшки на мундирах разберет?), который заорал благим матом:
— Шпионы! Лазутчики! Я вас быстро в расход пущу!
Хорошо, его пламенную речь заткнул разорвавшийся поблизости снаряд, а то мне захотелось сделать это самому. Майор тем временем стряхнул с себя пыль, выплюнул изо рта землю и опасливо оглянулся по сторонам, явно ожидая повторения.
— Не бойтесь, херр майор, два раза снаряд в одно г… не попадает! — успокоил я его и добавил. — Вредно так широко рот открывать: ладно земля, а то еще какая пуля залететь может.
Видимо снаряд сбил с вояки весь кураж, и он устало рявкнул солдату:
— Отведите в карцер этих скоморохов, потом допросим! — и еле слышно добавил. — Если живы будем.
— Мда, не очень-то у них с наступлением выходит, — философски заметил Шерман, пока нас вели в место заключения.
— А у нас здесь угодить под снаряд гораздо больше возможностей, чем в окопе, — заметил я, увидев, куда нас привели.
Здание тюрьмы, типа сарай, стояло, открытое на все четыре стороны, но видимо, противник догадывался о его назначении, и снаряды сюда пока не попадали. Один из двух хмуроватых конвоиров, молча отворил амбарный замок, висящий на покосившейся двери и, распахнув дверь, кивком приказал нам пройти внутрь. Припертый штыком сзади я не нашел никаких возражений и, пожав плечами, зашел за Шерманом внутрь. После того, как мы оказались в темноте за запертой дверью, я, стараясь использовать каждую минуту, стал расспрашивать находившихся здесь узников о том, что тут творится. Одновременно я пытался выяснить, чем бы мог им помочь.
Несмотря на бытующее мнение, что мы, ангелы, горазды только на задушевные речи, я нашел, кому смог облегчить страдания. Нет-нет, никого я не добивал, а только перевязал оторванным рукавом рубахи рану солдату, вправил плечо одному парню и просто попытался успокоить пару женщин, непонятно каким ветром занесенных на поле боя, да еще и в кутузку при нем. Люди были голодные, грязные и напуганные, так что даже доброе слово могло немало помочь в их положении. Самое приятное было то, что Шерман принял в моей деятельности самое активное участие. Причем это явно его не тяготило, а значит, у парня были все шансы вскоре отсюда выбраться.
Хоть люди и были в запуганно-подавленном состоянии, мне удалось выудить из них немало сведений об этом мире. Самая важная новость была та, что люди здесь никогда не теряли человеческого облика, а это вместе с небесным светилом служило косвенным признаком того, что мы достигли рубежей, откуда души (а значит и меня) может выбрасывать в открытый астрал, в случае их непригодности для инферно.
Я почувствовал, что меня так и подмывает соблазн прямо сейчас самоликвидироваться и выскочить отсюда, но я, понимая всю срочность, с которой мне нужно было возвращаться, просто не мог бросить друга на произвол судьбы. Ему еще нельзя было уходить со мной из этого мира, так как Шерман мог опять провалиться за свои прошлые «заслуги», если не успеет облегчить душу новыми деяниями. С другой стороны, я, конечно, лукавил сам себе — ведь я мог бы попробовать его вытащить, как это проделал уже дважды, но так уж я, наверное, дурно скроен из «наивных» убеждений: последний шаг к своей свободе моему приятелю придется проделать самому, чтобы все было честно.
К тому же с попыткой выхода нельзя было рисковать и собственной шкурой: а вдруг это еще не открытый астралу мир? В этом случае все было непредсказуемо. Поэтому я дал себе срок: максимум еще одни сутки я все выясняю и присматриваю за Шерманом, а затем действую по обстоятельствам.
Другие новости выуживать из пленников приходилось с трудом — все были напуганы, и в каждом подозревали шпиона, тем более в таком обходительном типе, как я. И все же общая картина была ясна: два местных, «любимых до умопомрачения» своими народами диктатора (по моему подозрению, черта) решили разобраться, кто из них всех краше и милее. Судя по отрывочным недовольным фразам, слово «решили» было не совсем уместно, так как ведение войны здесь было перманентным развлечением чертей. Их имена люди произносили только шепотом и оглядываясь.
Больше всего информации я вытащил из одного старика, который махнув на все рукой, наплевал на осторожность и хвалил одного из диктаторов (вот только я не понял, того, который наступал или того, который засадил всех в походную тюрьму):
— А что, смотри, как распоясались! Тут твердая рука нужна! — бойко заявил дедок, найдя свободные уши. — Вот сейчас разгонит всю эту шушеру наш благодетель, и наступит хорошая жизнь!
— А с теми, что в тюрьме сидят, что делать? — ехидно спросил я, но старичок не смутился:
— А что с ними делать? Пусть работают! Раз сидят, значит за дело!
Было непонятно, имел ли он в виду себя. Я этого не успел выяснить, так как пальба и крики вокруг нас усилились. Все замерли, тревожно ожидая развязки событий. Мы с Шерманом тоже присели рядом со старичком. Из всей компании, пожалуй, только мне умирать было не очень страшно, но даже я не считал это сейчас лучшим выходом.
Внезапно дверь распахнулась под угрожающие крики снаружи, и пара солдат вскинула винтовки, тщетно пытаясь целиться в темноту сарая. Они успели еще высказать пару ругательств, по поводу того, что сейчас порешат всех предателей Родины, как их самих буквально смело раздавшимся рядом взрывом. Не понимая, что происходит, я с радостью отметил, что черти не внедрили здесь автоматического оружия, иначе эти двое успели бы сейчас положить половину пленников. Чертовской логике это не противоречило: может, удовольствия в массовом уничтожении было и немало, но так нерационально пускать в расход живой материал, как это не раз случалось на Земле, могли позволить себе только реальные психи.
Все как сидели, так и остались сидеть на местах, не зная, выходить или нет. Поскольку шум от взрывов и выстрелов не утихал, всем было ясно, что вокруг продолжал бушевать бой, а стены сарая служили каким-никаким убежищем. Я все-таки решился выглянуть из дверей, но тут же заскочил обратно: на нас бежал в атаку целый отряд бойцов. Видимо, артобстрел закончился, и противник наших пленителей пошел в наступление. Только тогда до меня дошло, что эти двое солдат решили расстрелять военнопленных при угрозе атаки. Я не замедлил сообщить всем о том, что нас атакуют, и посоветовал лечь на землю тем, кто еще желал остаться в живых.
