Лиза вздохнула и принялась втолковывать ему, тщательно подбирая немецкие слова:
— Монахи — служители культа — порождение мракобесия, даже хуже капиталистов. А у нас в Советском Союзе — социализм, и поэтому отношения между людьми честные и открытые. Понял, что это значит? Что перед начальством никто не лебезит! Когда кто-то заискивает перед начальством, как, например, ты перед своим нацистским шефом, это не поощряется. Уяснил?
— Кем не поощряется? — Пауль понял, как мало знает об удивительной родине Лизы.
— Коллективом. Коллектив за подобные вещи сразу сделает темную!
— Прости — я не понял смысла последнего слова…
— На голову набрасывают одеяло или пальто и все дружно бьют — чтобы человек прекратил подлизываться и ябедничать!
«Да, у русских многому можно поучиться!» — подумал Пауль и, чтобы сгладить негативное впечатление от разговора, сделал Лизе комплимент:
— Действительно, товарищ Военлет, это очевидно! Ты очень, очень похожа на своего папу! — разумеется, по снимку такого качества идентифицировать человека и тем более выявить его сходство с другим совершенно невозможно, но Пауль был уверен, сравнение с родителем обрадует и заставит улыбнуться даже такую суровую девушку, как Лиза Кротова!
— Спасибо тебе за снимок, — Лиза действительно улыбнулась и пожала Паулю руку.
— Придешь на бал вечером?
Лиза независимо передернула плечиками:
— Я подумаю… — забрала фотографию, притушила догоравшую свечу и, не оглядываясь, вышла из собора.
Пауль проводил изящную фигурку фройлян Кротовой взглядом и наконец-то позволил себе зевнуть…
37. Покушение на порядок
Пауль разочарованно отвернулся от огромного зеркала, век за веком украшавшего вестибюль N-бургской городской ратуши, и обреченно вздохнул. Сегодня дважды самый счастливый день в его жизни! Во-первых, он стал официальным наследником своего отца — барона Отто фон Клейста. Во-вторых, он теперь самый молодой штурмбанфюрер в Рейхе — замечательное достижение, с которым Пауля поздравил лично Рейхсфюрер. И в такой знаменательный день выглядит он просто ужасно, а чувствует себя и того хуже.
Голову вяло туманил запах пряного одеколона, намертво въевшийся в одолженную братишкой Зиги парадную форму штурмбанфюрера СС.
Спать хочется ужасно! Да и есть тоже… Завтрак пришлось заменить визитом к нотариусу: матушка Пауля, фрау Марта, возвратилась в N-бург с первым утренним поездом и официальное оглашение завещания барона Отто фон Клейста вместе с дарственной на Замок наконец состоялось. Хотя Пауль и знал о содержании завещания, но все равно хлопал покрасневшими влажными веками с удвоенной частотой!
На остальных слушателей сухая дробь казенных слов произвела эффект поистине мелодраматический! Строгий дедуля Клаус утирал скупую мужскую слезу тыльной стороной ладони. Хлюпал точеным носом в накрахмаленную белую тряпочку новоявленный братец Зиги. Сдержано похрипывал в огромный клетчатый лоскут героический отчим Грюнвальд. Матушка Марта плакала навзрыд, смахивая слезинки белоснежным носовым платком Шефа Кольбаха. По-итальянски эмоционально всхлипывал приглашенный на официальное мероприятие папский нунций, ему вторил крестный Пауля — епископ Павел, а святой отец Якоб нервно отхлебывал воду из предложенного нотариусом стакана. Что и говорить: даже сам суховатый Шеф Пауля выглядел взволнованным! После свидания с фройлян Кротовой Пауль сновал по формальным делам с удвоенной энергией, совершенно забыв о еде. И в итоге столкнулся в кулуарах с другим трудолюбивым представителем оргкомитета — Зигфридом фон Клейстом. Штурмбанфюрер был облачен во вполне гражданский, вызывающе роскошный костюм. Тут, вдали от посторонних глаз, брат обнял Пауля с неожиданной искренностью и без обычного жеманства:
— Мы в любом случае стали бы родственниками… Пауль, милый братик, ты не представляешь, как я тебе благодарен… Благодаря тебе я обрел новую жизнь! Я просто не могу предъявлять тебя Генриху в таком виде: он не выносит веснушек… — знаток взыскательного вкуса Рейхсфюрера потащил Пауля в артистическую гримерную и за полчаса превратил в того, кто сейчас отражался в зеркале…
Пауль из зеркала был больше похож на Зигфрида фон Клейста, чем на самого Пауля!
Угомонившиеся благодаря бриолину вихры создавали мерзкое ощущение чужого скальпа, натянутого на голову. Белое, как фарфор, лицо слабо фосфоресцировало сквозь толстый слой грима и пудры, а ресницы покрывала черная тушь. Теперь он боялся лишний раз моргнуть из опасения, что ресницы отвалятся вместе с веками! И только лейкопластырь продолжал красоваться на разбитой брови — как последний островок непобедимой мужественности!
— Отлично выглядите, штурмбанфюрер Пауль Отто фон Клейст!
Пауль только кивнул: если кто и выглядит отлично, то сам герр Кольбах. Шеф достоин восхищения: даже после бессонной ночи он бодр и весел.
— Вам, дружище, стоило бы пригласить потанцевать ту очаровательную девицу! — Кольбах деликатным движением бровей указал на фройлян Кротову.
По случаю торжества Лиза нарядилась в парадную летную форму, пестревшую множеством значков, какими принято отмечать курсантские доблести в любой цивилизованной армии. Вообще-то, у Пауля подобных значков за разного рода личные достижения ничуть не меньше! Просто фройлян Курсант умеет носить эти побрякушки с надменным достоинством, как генеральские погоны. Попробуй угодить такой девушке!
— Я пытался, даже несколько раз, — честно признал свое полное фиаско Пауль. — Но фройлян Кротова считает танцы мещанством и даже пообещала меня ударить так, что я надолго запомню, если продолжу предлагать подобные глупости! Она не пьет шампанского и даже от пирожных отказывается…
— Ну-у, дружище, проявите фантазию! Например, пригласите фройлян Кротову в тир! В Замке, в вашем Замке отличный тир, — полезнейшие наставления Шефа прервал с шумом и сопением протиснувшийся сквозь толпу кардинал Фанцонни. Герр Нунций с обычной эмоциональностью ухватил Пауля под локоть и поволок к центру танцевальной залы:
— Пауль, ой, прошу простить… Герр фон Клейст! Барон, ведь вы уже заявили о принятии наследства, мой мальчик? Посмотрите вы, я где-то забыл пенсне, это кошмар! Теперь ничего нормально не вижу! Посмотрите внимательно — вот туда! Та роскошная платиновая блондинка в платье с кружевом — внучка Клауса? Я хочу сказать, одна из ваших прелестных сестренок?
Пауль посмотрел в указанном направлении и потрясенно кивнул:
— Да, это наша Лотта! Перекрасилась в блондинку! А во что она превратила мамино свадебное платье! Ну, я ей сейчас устрою…
Пауль предпринял маневр среди танцующих пар, подхватил сестру под локоток и заскользил с ней по сияющему паркету:
— Как ты сюда попала? — строго поинтересовался он у Лотхен.
— Меня пригласил Зиги…
— Зиги? — Пауль наморщил лоб, мысленно перебрал всех ухажеров Лотты, но так и не смог припомнить среди окрестных ребят обладателя экзотического имени. — Что еще за Зиги?!?
Молодую даму вроде Лотты не так-то просто вогнать в краску:
— Пауль, неужели ты действительно настолько тупой? Это же очевидно! Меня пригласил барон фон Клейст! Зиги! Твой единокровный брат! Понял?
Пауль счел своим долгом пресечь фамильярность сестрички: в конце концов, это у него с герром Бароном общий отец, а Лотте штурмбанфюрер фон Клейст вообще не родня!
— Его имя Зигфрид! С каких пор он тебе Зиги?
Лотта объяснила максимально доходчиво:
— С тех пор, как мы поженились!
— ЧТО?!? — шокирующая новость сбила Пауля с такта, и брат с сестрой столкнулись с соседней танцующей парой.
— На вас лица нет, дружище! Что-нибудь стряслось? — Шеф Кольбах ободряюще похлопал Пауля по плечу.
Пауль безнадежно вздохнул:
— Вот увидите, герр Кольбах, дедуля ему член отрежет!
— Кому?!
— Штурмбанфюреру фон Клейсту… Конечно, мне жалко Зиги: он же мой брат, хоть только по отцу, вот и форму мне одолжил… Но раз дедуля Клаус пообещал отрезать член парню, который переспит с нашей Лоттой, так и будет! А как папаша Георг Зигфрида изувечит, когда узнает!.. Даже подумать страшно! А мне мама уши оторвет вместе с головой, ведь я же притащил этого крашеного аристократа к нам в дом!
— Только не говорите мне, что они поженились, — сквозь зубы процедил подоспевший отец Якоб, а кардинал Фанцонни довольно ухмыльнулся.
— Моя сестра не шлюха! Конечно, они поженились! Слава Богу, Лотта — не кровная родня штурмбанфюреру! Пастор Грегор обвенчал их в часовне Замка, едва Зигфрид поправился…
— Как он мог так поступить? — досадовал отец Якоб. — Он должен понимать: ему никогда не простят! Никогда!
