— Тебе чего? — спросил негодяй неприветливым тоном.
— Дир, — позвал Хелье негромко.
Дир подошел и дал негодяю по морде. Негодяй упал.
Одновременно вытащив сверды, Хелье и Дир вбежали в дом. Налево — помещения первого этажа. Светло и просторно. Пусто. Прямо — лестница. Хелье взбежал по ней, и Дир взбежал за ним. Справа — помещение, арки, четверо ухарей. Слева — помещение, арки, Васс, поспешно что-то складывающий в дорожную суму.
Хелье кинулся налево, и Дир последовал за ним.
Васс поднял голову, посмотрел в угол, где на ховлебенке лежал сверд, и сделал движение. Хелье преградил ему путь.
— Хартии в суме? — спросил он.
— Сколько вам двоим нужно? — быстро спросил Васс. — Тысячу сапов? Две тысячи? Ко мне! — крикнул он по-гречески.
Четверо сделали попытку устрашающе ворваться в комнату, но проем пропускал только двух. Дир парировал удар сверда и сбил одного из врывающихся с ног. Второй врывающийся споткнулся о первого и упал.
Один из нападавших, увидев происходящее, вернулся в помещение справа. Оставшийся замер в проеме и, когда Дир шагнул к нему, побежал вниз по лестнице. В этот момент из помещения справа вылетела стрела и свистнула рядом с ухом Хелье. Схватив левой рукой стул и прикрываясь им, как щитом, Дир отправился в направлении источника выстрела. Хелье приставил острие сверда к горлу Васса.
— Пять тысяч, — предложил Васс.
— Хартии в суме?
— Семь тысяч.
Хелье протянул руку к суме.
— Десять. Каждому.
Васс отдал суму.
— Ты совершаешь большую ошибку, — сообщил он.
— Амулет.
— Ты…
— Давай сюда амулет, хорла!
Васс отступил на шаг и вдруг нырнул под локоть Хелье. Хелье отскочил в сторону, а Васс, кинувшись в угол, схватил сверд.
— Это ты зря, — сказал Хелье.
— Смерть твоя пришла, сопляк, — объяснил Васс. — Следовало соглашаться на предложение. Кто знает, может быть я и заплатил бы тебе.
— Теперь уж ничего не поделаешь, — ответил Хелье.
Васс атаковал его так яростно, как будто очень спешил куда-то и хотел покончить с противником как можно быстрее. После первых пробных ударов и обманных движений Хелье уяснил, что имеет дело с опытной рукой. Клинки заходили вверх, вниз, горизонтально, вперед и назад, время от времени сталкиваясь со зловещим скрежетом. Противники несколько раз сменили позиции. Но вот Васс сделал обманное движение, ступил чуть в сторону, и нанес сокрушительный удар. Сверд вонзился в пол и в тот же момент поммель упал обухом ему на затылок, и он, распростершись на полу, замер. Хелье ногой отодвинул подальше выроненный противником сверд, открыл свой походный мешок, кинул в него суму Васса, наклонился над потерявшим сознание и рывком сдернул с его шеи амулет.
— Дир, — позвал Хелье.
Дир с кем-то разделывался в соседнем помещении. Услышав зов, он быстро закончил дело и присоединился к Хелье.
Выбежав на крыльцо, Хелье чуть не получил лезвием в ребра, увернулся, перекатился, и крикнул Диру, чтобы тот не выходил. Нападавший ринулся было к Хелье и вдруг упал вперед. Из спины у него торчала стрела.
Хелье посмотрел вокруг, ища глазами нежданного союзника, но никого не увидел кроме какой-то нищей старухи, ковыляющей прочь шагах в семидесяти.
Дир вышел на улицу, вложил сверд в ножны, и с интересом посмотрел на человека, лежащего лицом вниз со стрелой в спине.
— Все, — заключил Хелье. — Идем к Тибериевым Воротам. А где Эржбета?
Дир посмотрел в сторону, покусал губу, и признался:
— Ушла куда-то.
— Как это — ушла?
— Сказала, что сейчас придет, или придет к Тибериевым Воротам. Я только хотел ее спросить, чего это она задумала, а ее уж нет. Я было начал ее искать, а тут вижу — змей.
— Вот же неуемная баба, — зло сказал Хелье.
* * *
Эржбета выждала час после взлета змея, вышла из-под портика, под которым стояла, никем не замечаемая, и направилась к дому, который хорошо знала. Не к тому, в котором Хелье и Дир разделывались с Вассом, а к другому, памятному ей по прошлым посещениям города. Хелье — ловкий парень, и в успехе задуманного Эржбета почти не сомневалась. У Васса забрали все, что нужно было забрать. Терять Вассу теперь было больше нечего, никто за ним не следил, и он вполне мог посетить этот дом, в котором они с Эржбетой провели столько веселых дней и ночей.
И она не ошиблась. Двое охранников стояли у двери — другие, те, из прошлых времен. Ее узнали и пропустили внутрь.
— Что тебе нужно?! — крикнул Васс, увидев Эржбету.
— Не кричи. Мы оба в дурацком положении, и оба вынуждены искать новых хозяев, — сказала она спокойно. — Надеюсь, на этот раз мы найдем себе разных работодателей и не поссоримся.
— Зачем ты вообще все это затеяла? Где хартии? Где амулет?
— Я не хотела, чтобы ты подумал, что я совершенная дура. Ты погубил Марию, но извлек из этого дела выгоду. Думал, что извлек. Думал, что Базиль сразу возьмет тебя к себе. Я об этом знала — что, по-твоему, я должна была делать? Я сделала так, чтобы у тебя не было передо мною преимуществ.
— Я не погубил Марию.
— Ты прекрасно знаешь, что погубил. За пять дней в Киев просто не успеть.
— Так что тебе от меня нужно?
— Ничего. Но мы расстаемся — возможно навсегда. Ты ничего не хочешь ни сказать, ни сделать?
Васс криво улыбнулся.
— Сделать?
— Я не шучу. Другого случая у нас, возможно, уже не будет.
Васс улыбнулся широко.
— Ты права, — сказал он. — Посиди здесь, я предупрежу охрану, чтобы никого не пускали.
Он вышел и спустился вниз. Эржбета прошла в спальню. С этой комнатой было связано у нее очень много приятных, почти счастливых, воспониманий. Обстановка за годы не изменилась. Прямоугольник от света, проникающего через высокое окно, высветил знакомый узор на полу — витиеватые стилизованные лилии. Деревянная подпорка в виде коринфской колонны возле ложа. Прикроватный столик, на котором тогда, когда они с Вассом целыми днями не покидали ложе, всегда стояло блюдо с ягодами.
Васс вошел в спальню, подошел к ней и поцеловал ее в губы, и она ответила на поцелуй. Они опустились на ложе. Продолжая целовать ее, Васс откинулся на спину. В тот же момент он почувствовал острие ножа у своей груди.
— Ты ничтожный трус, — сказала Эржбета тихо. — Продажная тварь. Предатель.
— Что ты, что ты… Эржбета!
— И нет тебе прощения.
Лезвие вошло в грудь Васса по рукоятку. Он вскрикнул и через несколько мгновений замер.
Эржбета подождала еще немного, затем издала несколько протяжных стонов, чтобы услышали охранники, вскрикнула и поднялась с ложа. Васс лежал неподвижно, глаза закрыты. Женщина тихо вышла из комнаты, демонстративно оправляя на себе одежду, и стала спускаться по лестнице. Но ей не дали выйти самой. У самого выхода ее схватили за руки с двух сторон, пихнули в рот кляп, накинули на голову мешок, кисти рук связали за спиной.
На улице стояли густые сумерки. Один из охранников Васса подогнал ко входу открытую повозку, запряженную резвой лошадью. Вдвоем они подняли Эржбету и опустили горизонтально на дно повозки. Один из них тут же сел рядом с ней и прижал голову Эржбеты к полу. Второй взялся за вожжи. Повозка устремилась к Буколеону но, не доезжая до него, повернула на северо-запад, проехала обе пары ворот, точно следуя давешнему приказу Васса — они ведь не знали, что его больше нет в живых — и повернула еще раз — к Золотому Рогу.
* * *
Дворцовая охрана за те пять лет, что Яван, он же военачальник Ликургус, не бывал здесь, сменилась почти полностью, да и сам Яван изменился значительно. Огненно-рыжие волосы его потемнели, приобрели каштановый оттенок с медным отливом. Короткая борода и усы погустели, плечи и грудь раздались, а зеленые глаза утратили жестокий блеск и потеплели. Яван был молод и деятелен, но он был другой, и не очень опасался, что его узнает охрана.
Свита Базиля — иное дело. Бессменные военачальники, одним из которых он был когда-то сам — эти помнят его хорошо. Когда Базиль в окружении этой своей свиты шел по широкой аллее к Буколеону, Яван счел благоразумным спрятаться за колонну. Император и свита проследовали внутрь дворца.
Вскоре над куполом Софии взлетел и запрыгал на ветру змей. Яван улыбнулся. Придумка Хелье ему нравилась.
Прошло около часа, и Яван решил, что Хелье с Диром сделали все, что нужно, и ждать Васса больше не надо.
Человек обязательный, Яван направился к Золотому Рогу. Хелье решил ехать по земле, но водные люди не были в этом виноваты, и им следовало заплатить, как обещано. Обнадеженные значительным авансом, они бездельничали целый день вместо того, чтобы куда-нибудь плыть и кого-нибудь грабить, зарабатывая таким образом себе и, в случае некоторых, своим семьям, на жизнь. Не амортизировался такелаж — страдало корабельное дело. Не терялись и не тупились ножи — страдали оружейники. Все это требовало компенсации, или, как стали говорить несколькими веками позже, возникла требующая оплаты неустойка.
