— Вперед, — сказал он.
Из полумрака на него смотрели чьи-то умоляющие глаза. Земля Новгородская, вспомнил Хелье.
— Стой, — сказал он.
Эржбета остановилась. Хелье присел рядом с новгородкой.
— Ты всех будешь освобождать? — спросила Эржбета.
— Нет, только ее. А если ты будешь говорить мне под руку, — огрызнулся Хелье, подбирая ключ, — то закую тебя опять. Ты смотри у меня.
Новгородка попыталась помочь — поддержать цепь, повернуться, чтобы Хелье было удобнее — в общем, начала мешать.
— Еще раз двинешься, оставлю тебя здесь, — пообещал Хелье.
Яван конный и Дир пеший охраняли палубу от попыток пиратов забраться на нее. Двое пиратов вплавь добрались до соседнего пирса, вылезли на него, но не спешили подходить.
Новгородка хромала и двигалась с трудом.
— Яван, возьми ее, она еле идет, — сказал Хелье, выбираясь из трюма на палубу.
Яван наклонился с седла, взял новгородку под мышки, и усадил перед собой.
— Бежим, — сказал Хелье.
Возница получил обещанную ему сумму. Хелье и Дир вскочили на коней, Эржбета забралась на круп позади Хелье.
— К Софии, — сказал сигтунец.
— Зачем? — спросил Яван.
— Не на Русь же мы ее повезем.
— Кого?
— Которая перед тобою сидит. Мы ведь спешим, не так ли.
У Софии Хелье спешился и стащил с помощью Явана новгородку с седла. Он и Яван одновременно поморщились. Пахло от нее отвратительно, соображала она плохо, и проявляла невнятное беспокойство. Положив ее руку себе на шею, Хелье втащил ее по ступеням к главному входу и несколько раз стукнул в дверь ногой. Ничего не произошло. Пришлось стучать поммелем.
Наконец загремели засовы и тяжелая дверь медленно отворилась. Сонное лицо дьякона высунулось в проем. Спешившийся и подошедший Яван сказал по-гречески:
— Эту женщину украли пираты.
— Она из благородной семьи, — подсказал Хелье.
— Она из благородной семьи, — перевел Яван. — Пусть она проведет здесь ночь, а наутро, помолившись и помывшись, расскажет вам, кто она и откуда, и вы решите, что делать дальше.
— Может, лучше в крог ее отведете? — засомневался дьякон.
— Что он говорит? — спросил Хелье.
— Говорит, что лучше ее в крог отвести.
— Скажи ему, что тоже самое ему скажет Святой Петр у ворот Рая.
Яван перевел. Хелье наклонил голову и саркастически посмотрел на дьякона. Освобожденная не понимала, что происходит, и полными беспокойства глазами смотрела то на дьякона, то на Хелье, то на Явана.
— Как зовут тебя, добрая женщина? — спросил дьякон сварливо.
— Иоанна, — неожиданно ответила новгородка.
— Ну вот видишь, все и устроилось, — сказал дьякону Хелье.
Яван перевел.
— Я должен поговорить с патриархом, — возразил дьякон.
Яван перевел. Хелье разозлился.
— Ага, — сказал он. — Здесь есть поблизости дом, где живут послы Папы Римского. Сейчас мы ее туда отведем… Яван, переводи… они с удовольствием ее примут, после чего мир узнает, уж мы об этом позаботимся, как поступает с попавшими в беду церковь Константинополя, и чем ее прием отличается от приема, оказываемого Римской Курией.
Дьякон злобно посмотрел на Явана. Яван сделал круглые глаза и пожал плечом, имея в виду, что его дело маленькое, он просто толмач. Тогда дьякон злобно посмотрел на Хелье.
Самостоятельные решения ему приходилось принимать редко, и этим положением он был весьма доволен. Нет, он не видел ничего предосудительного в оказании помощи этой женщине. Более того, оценив ее потрепанный вид и полные беспокойства глаза, он ее пожалел. Но что, если решение приютить ее окажется неправильным и он получит от начальства нагоняй? Тем не менее, дьякон занимал достаточно высокий пост в церковной администрации, чтобы понимать — Курия Романа не замедлит воспользоваться любым случаем, чтобы представить константинопольскую ветвь папской администрации в глупом виде, и ответственность ляжет на него, дьякона. Его пошлют миссионерствовать в дикие страны, может даже к персам — кому такое понравится?
— Хорошо, — сказал он. — Давайте ее сюда.
Иоанна едва не упала, когда Хелье передавал ее дьякону. Сердце дьякона окончательно переполнилось жалостью. Он поддержал женщину и, будучи менее брезглив, чем Хелье и Яван, не обратил никакого внимания на запах. Он ввел ее в Софию, придержав дверь ногой.
— Хороший человек, — серьезно сказал Яван.
Хелье пожал плечами.
До Тибериевых Ворот они добрались без приключений. Эржбета соскользнула с крупа лошади Хелье. Конюх заворчал и запричитал по поводу состояния коней — кони были в поту и пене.
— Гильом Старый Франк вернулся? — спросил его Хелье.
— Ты только посмотри, что вы сделали с конями, — сказал конюх.
Хелье схватил его за шиворот.
— Да, вернулся. Вон он, в центральных стойлах.
— Дир, — позвал Хелье.
Вдвоем они подошли к Гильому. Хелье вытащил из кармана серебряный амулет на цепочке и покачал им возле галльского носа конюха.
— Двадцать пять аржей вот по этой страде, — объяснил конюх. — Смотрителя зовут Аристарх.
— Если не двадцать пять, а двадцать семь или двадцать три, и если его зовут не Аристарх, мы вернемся, — пообещал Хелье.
Конюх поджал губы.
В повозку впрягли двух молодых игривых топтунов. Яван сел подальше от Эржбеты. Дир отчитал Годрика и дал ему вожжи, а сам пристроился у борта повозки, завернул голову в сленгкаппу, и уснул.
Чуть за полночь Хелье сменил Годрика и повозка пошла быстрее. Двадцать пять аржей преодолели еще до светла. Показалось селение. Конюх Аристарх оказался местным смердом, содержавшим по совместительству конюшню и большой дом с несколькими пустыми комнатами наверху. Неустрашимые были предусмотрительны. Амулет Аристарха сразу удовлетворил, и он стал распрягать лошадей.
— Вы можете пока что отдохнуть наверху, — сказал он.
Дир и Яван не возражали. Хелье посмотрел на Эржбету.
— Торопиться некуда, — сказала она. — Время есть. Больше, чем нужно.
Разошлись по комнатам. Хелье растянулся на льняной простыни — Неустрашимые располагали значительными средствами.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. ПРЯДЬ О СПАСЕНИИ
Он сразу уснул, а проснулся от того, что почувствовал чье-то присутствие рядом. Открыв глаза, он увидел Эржбету, сидевшую на краю постели.
— Я тебя не поблагодарила, — сказала она. — Ты меня спас. Меня никто никогда не спасал. А ты спас.
Хелье закрыл глаза и снова уснул. Эржбета снова его разбудила, на этот раз поцелуем в губы. Истома прошла по телу медленной теплой волной. Эржбета поцеловала его в шею. Очевидно, именно в этот момент в Хелье окончательно проснулись все чувства, и он ощутил неприятный запах, исходящий от тела женщины. Могла бы и помыться, тут недалеко ручей.
Он сел на постели.
— Давай проведем здесь весь день, — сказала она, развязывая ему тесемки на рубахе.
— Мы же спешим.
— Нет.
— Нет времени.
— Есть. Сколько угодно.
— Мария там…
— Не волнуйся.
— Я не волнуюсь. Но есть поручение, и его нужно выполнять.
— Поздно, — сказала Эржбета.
— Что — поздно?
— Мы опоздали.
— Не понимаю.
Он отодвинулся от нее.
— Что значит — опоздали?
Эржбета заколебалась.
— Говори, — потребовал Хелье.
Эржбета вдруг оскорбилась, отодвинулась от него, и посмотрела злобно.
— Встреча Неустрашимых назначена на восьмой день месяца, — сухо сказала она. — Восьмой день наступает через три дня. За три дня мы в Киев не успеем.
— Три дня!
— Да.
— И что же?
— Мария не придет на встречу.
— Потому, что она заперта в светелке?
— Не будь наивным. Вся охрана терема кормится за счет Марии. Если бы она хотела выйти из светелки, она смогла бы это сделать в любой момент. Но она не захочет.
— Почему?
— Она думает, что сможет таким образом спастись.
— От чего?
— От возмездия.
— Какого еще возмездия?
— Всякий, взявший на себя ответственность участвовать в событиях как член одного из шести семейств, должен на встречах предъявлять доказательства, что он имеет на это право.
— Какие?
— Амулет.
— А если не предъявит?
— Подлежит уничтожению.
Хелье вздрогнул.
— Марию убьют прямо в светелке, — сказала Эржбета холодно и жестко. — Мы не можем ей помочь.
— Что-то ты не то говоришь, — возразил Хелье. — До Константинополя мы доехали в два раза быстрее, чем любой гонец. За шесть дней. Если встреча назначена через три дня, не означает ли это, что у нас было всего девять или десять дней на все, с самого начала?
— Да.
— Но это же глупо. Понятно, что мы не успевали. Ты об этом знала.
