Огонь постепенно гас, уже не грозя взорвать баки с топливом, но двигатели все еще не работали. Адхи не представлял, как чинить дирижабли, но он латал прорехи белыми линиями, отгоняя атаки черных.
Марквин уже прикасался к его душе и не сумел завладеть разумом, поэтому Адхи больше не боялся атак темных линий, плавно перемещаясь сквозь череду тайных смыслов, записанных незримыми мотивами на несуществующих пергаментах. Страх иссяк. Больше не ощущалось собственное тело, стоящее где-то на устланном «грибницей» отравленном полу мостика, не было вкуса крови под носом. Все существо превратилось в набор линий и слов, переплетения незримых рычагов и знаков.
И с их помощью удавалось восстанавливать разрушенные связи между предметами, возвращать стройное вращение двигателей и медленно вытягивать скверну из обшивки дирижабля. А заодно и из голов несчастной команды. Похоже, колдовство Марквина дотронулось до их душ, и у каждого нашлось достаточно грехов и чувства вины, чтобы оно затмило метущийся разум. Но они не заслужили безумия, не заслужили поглощения проклятьем Змея Хаоса.
Поэтому Адхи, находящийся одновременно и вне, и внутри дирижабля, забывая о себе, продолжал работу. Его больше не осталось, он парил в пустоте всеединства. Он практически заново ткал полотно белых линий, рисовал дирижабль, вытягивая его контуры из непроглядного мрака. И больше ничего не осталось, только творение через исправление искаженного злом. Казалось, вокруг парит множество духов-из-скорлупы, он сам сделался одним из них. Возможно, они тоже родились когда-то орками или людьми, но однажды перешли всецело в мир линий.
«Шаманское посвящение похоже на выход из своего тела», — вспомнились рассказы старика Ругона. Адхи не боялся, что тоже растворится в этой звенящей сотнями голосов сияющей глади: сквозь нее он быстрее добрался бы до Марквина, спас бы Даду и Хорга, вернул бы обоих домой. А потом… ушел бы к Белому Дракону в призрачный город, чтобы тоже охранять Змея. Или стал бы невидимым защитником Отрезанного Простора. Больше он не боялся такой участи, ему открылось нечто новое, прекрасное и великое.
Он убирал «грибницу», очищая от черных линий стонущий дирижабль, ощущая машину как живое существо, как пульсацию под кончиками прозрачных пальцев. Магия Разрушающего сопротивлялась, шипела, наползала тлетворными змеями, но Адхи не сдавался и не боялся, оставаясь спокойным и отрешенным. Вскоре он уже снимал черные линии, как надоедливую липкую паутину. Он не замечал действия подавителя магии, но все еще не мог открыть врата, чтобы вытащить летающий корабль из гнилостного болота, в которое превратилось небо над Тхуадором. Да и путь их неизбежно лежал через эти гиблые места.
«Я знаю, для чего я в мире Вариюд: чтобы остановить черные линии. Так ведь целая страна сойдет с ума», — сетовал Адхи, замечая, как отползает «грибница», убирается прочь от дирижабля, но упрямо свивается тугими узлами в отдалении, втекает в коптящие облака трубы заводов, растекается по улицам далеких городов там, внизу.
Дальних и ближних тоже не осталось, как и понимания низа и верха. Все сливалось единым механизмом, живым биением сердца мироздания, соединенного из множества миров. И не только в Хаосе, но и за его пределами, там тоже жили разные существа, там тоже страдали и любили. И все это так или иначе отравляли черные линии, ползущие из разных уголков необъяснимо бесконечной Вселенной. Но им неизменно противостояли и белые.
Адхи видел все это, проникал в смыслы, которые еще не мог постичь его разум. Но потом вдруг моргнул и упал на колени, обнаруживая себя на носу дирижабля в окружении Чигусы и Емели, которые упрямо держали белые линии, окончательно выровняв летающий корабль.
— Получилось! — с бессильной радостью отозвалась Чигуса, тоже едва не падая.
— Не знаю, что и как… но да, получилось, — помотал головой Емеля. — Ой, братцы, это не ожившая тень была.
— Не тень, верно, это мой враг и его колдовство, — хрипло отозвался Адхи, готовый провалиться в тяжкое забытье. Возвращение в собственное тело отзывалось давящей на грудь усталостью, ужасно хотелось спать или же вновь выйти за пределы измученной плоти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но где-то на корабле еще орудовали незримые враги, которые пробирались по темным коридорам. Свет все еще не зажигался, но уже слышались звуки борьбы очнувшейся команды. Похоже, не всем повезло отразить нападение, некоторых зарезали в неурочном магическом забытьи.
Кто-то проник через портал черных линий. Кто-то, чью магию Адхи смутно узнавал, потому что Хаос наделил его похожей, но словно бы противоположной.
— Что, где мы? — очнулась первой Офелиса.
— Чигуса, Адхи, вы в порядке? — поднялись с пола Ледор и Аобран, с недоумением озираясь по сторонам, как после долгого сна. Да им ведь и впрямь привиделся затянувшийся тяжелый кошмар, в котором они, вероятно, столкнулись с худшими версиями себя. Хотелось верить, что им удалось победить темных двойников.
— Отставить падать в обморок! — воспаряла неутомимая Лесита и тут же кинулась к приборам, с удивлением констатируя: — Поздравляю, господа, мы вернулись на курс.
— А все благодаря Адхи. Нас атаковала магия Марквина Сента! И Адхи смог отразить ее, — тут же бойко объяснила Чигуса, отчего лицо Леситы посветлело благодарной улыбкой:
— Думаю, с его способностями проникнуть в сокровищницу будет легко.
— Мы не знаем, как дальше поведет себя магия Марквина, — озабоченно протянул Аобран, выглядывая за окно. Он-то не видел, как безобразны внешне безмятежные облака. Картинки лгали, под ними оказывались искаженные уродливые слова, знаки и рычаги, искореженные «грибницей».
— Ни следа пожара, — пораженно проговорила Лесита. — Это тоже магия Адхи?
— Да, — кивнула Чигуса за друга, который пребывал в тревожном полусне.
— Надо бы отдохнуть. Ох, моя голова, — сетовал старший помощник, отвлекаясь от своего увлекательного дела по выбиванию лбом об стену какого-то мотивчика. Постепенно весь дирижабль оживал, Лесита же старательно пыталась наладить связь и проверяла медленно включающееся освещение.
— Постойте… Нельзя отдыхать! — воскликнул Адхи, видя, как все ложно обрадованы легкой победе.
— На корабле кто-то есть! — подхватила Чигуса, кидаясь к наставнице.
— Кто еще? — нахмурилась Лесита и крикнула в большой рупор возле руля: — Доложить обстановку на постах. Прием? Проклятье… Что это за…
— Не знаю, — выдохнула Чигуса.
— Мало ли кого мы подхватили в Хаосе, — устало посетовал Емеля, разводя руками.
— Это теневые мэйвы! Они не из Хаоса! Им открыли «прокол»! — спохватился Адхи. Если кто-то прицельно открыл врата, значит, за дирижаблем следили. Только пока его не оглушил голос разгневанного Марквина, значит, враг все еще не нашел его. Возможно, мэйвы сами научились перемещаться между мирами через черные линии, порожденные магией Змея Хаоса.
— Надо обследовать корабль, — нахмурилась Лесита, а через мгновение на мостике показались три проклятые лысые тени в красных колпаках-масках. Каждая сжимала по два вытянутых призрачных клинка, которые слабо напоминали серпы, виденные на летающем острове. Скорее мечи или сабли.
— Я отключаю подавитель магии. Всем приготовиться! В атаку! — крикнула в рупор Лесита и выхватила саблю, ловко спускаясь по ступеням с мостика.
Управление она передала старшему помощнику, сама же ринулась в бой, отражая первые атаки призрачных клинков. Она ловко парировала выпад одного из противников, уклонившись сразу от двух сабель, а потом резко ударила снизу вверх, рассекая грудь врага. По ловкости она не уступала мэйвам. Возможно, долгие перелеты наделили ее аурой Хаоса, силой созданий, обитающих в темных недрах, неведомом пространстве между расколотыми мирами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ух, обожаю запах паленых мэйвов по утрам! — довольно фыркнула Лесита, когда Чигуса первой применила магию, ловким ударом сбивая атакующую ее тень. Огненный шар объял тварь, но быстро погас, затушенный магией противников. Но Офелиса довершила дело, создав вокруг головы врага непроницаемый водный пузырь и буквально утопив его.
