— Ого, да ты просто кладезь информации.
— Ты ещё многого обо мне не знаешь.
— Я ничего о тебе не знаю, — уточняю я. — Хотя мы почти две недели провели вместе.
— Собеседник из меня не очень. Не с кем болтать было.
— А твоя мама?
Я на всякий случай оглядываюсь, проверяя, нет ли хвоста, потому что внутри возникает стойкое ощущение, что за нами кто-то наблюдает. Еще пару кварталов отсюда я разглядела чью-то фигуру в стороне от центральной дороги, но сейчас обратный путь пуст. «Это просто паранойя», — успокаиваю я себя.
— Мы созваниваемся периодически.
— Почему ты не осталась с ней?
Рей пожимает плечами: — Не сложилось. Наблюдать за мельканием отчимов, каждые раз привыкая к новому небритому лицу утром в ванной, не было желания. Так что я сама на суде Торна выбрала.
Я на минуту задумываюсь, каково это, когда тебе приходится выбирать. И когда выбора при этом особо то и нет.
— Он хороший, — будто бы оправдывается Рейвен. — Просто не понимает, как это — быть нормальным отцом дочери. У него же в Эдмундсе мальчишки.
Глядя на Рейвен, я думаю, что мы с ней не такие уж разные. Большую часть своей жизни я провела в интернате, как она в лаборатории, но ни одна из нас не была на своём месте. Ни одну из нас по-настоящему так никогда и не любили. Но мы упорно убеждали себя, что это не так. Рейвен говорит, что Коракс был ей домом. Я же понимаю, что единственное место, что могла таковым назвать, было рядом с парнями. Долгие недели я упорно искала путь назад, в свою прежнюю оболочку, цепляясь за ускользающие воспоминания, как за дым. Но теперь понимаю, мне никак не расположиться в себе самой. Старая Виола умерла в том замке, что построила из воздушных стен, да я и сама больше не хочу туда возвращаться. Можно сказать, что теперь у меня статус бездомной. Я делаю медленный вдох, бросая взгляд на вырисовывающееся из-за поворота здание, верхняя часть которого полностью остеклена графитовыми стёклами, и неосознанно цепляюсь за шарф. Наконец мы останавливаемся.
— Сигнализация? — спрашиваю я прежде, чем подойти ближе.
— Насколько мне известно, отсутствует, — отвечает Рейвен. — Здесь больше нет ничего ценного. Только стены, они даже мелким форточникам без надобности. И один охранник на проходной. — Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Рейвен скашивает глаза направо, в сторону входа, и добавляет: — Вооруженный.
— Глупая затея, — бурчу я, порываясь уйти. Только напарница преграждает мне путь к отступлению рукой.
— У меня с собой транк. Ты можешь отвлечь его, а я усыплю. Считай, пара часов у нас в кармане, — предлагает она. — Сделай вид, что потерялась или позвонить попроси. Заставь его выйти из этой собачьей будки.
Я выглядываю из-за угла, оценивая возможные последствия. — И как я, по-твоему, должна это провернуть?
Рейвен окидывает меня с ног до головы лукавым взглядом. И когда я все еще не понимаю ее намеков, поясняет: — Какой бы ты себя не считала «на любителя», среднестатистическому мужику есть на что попялиться. Думаю, если ты распустишь волосы, процесс пойдет проще, — кривит она губы в усмешке, указывая в мою сторону пальцем, отчего мне хочется шлепнуть ее по руке. — Но если не уверена, мы можем поменяться.
— Нет уж. Стреляй в него транквилизатором сама, — говорю я, унимая противную панику, просыпающуюся в груди. Но так как иного плана у нас нет, выбирать не приходится. Собрав волю в кулак, я закрываю глаза и глубоко вдыхаю, а потом натягиваю на лицо самую обворожительную улыбку, которую только может изобразить мой настрадавшийся организм, и уверенным шагом иду вперед.
— Извините, сэр, — окликаю я, предупредительно выставляя руку вперед и даже не пытаясь прятаться. Ведь мне нечего скрывать. Охранник поднимает голову.
У мужчины редкие волосы, видимо, поэтому постриженные почти налысо, и огромный уродливый шрам на шее, как будто кто-то пытался перерезать ему горло. Его обрюзгший живот говорит о том, что он давно не был в зале, но даже несмотря на это, я опасливо сжимаю плечи. Охранник тянется к чему-то рукой, вероятно, оружию, но убедившись, что я одна, встает и выходит наружу с пустыми руками.
— Я, кажется, заблудилась, вы не подскажете, где мы?
Рейвен оказалась права. Выманить его из будки оказывается не такой уж сложной задачей. Мужчина делает шаг вперед, потом второй, даже не поворачиваясь в обратную сторону. Он неловко улыбается: — Не стоит бродить здесь на ночь глядя в одиночестве.
Мне кажется, я переигрываю, потому что вместо того, чтобы делать ноги, закусываю губу и иду ему на встречу. Моя задача — держать внимание на себе. Ну же, Рейвен, где тебя носит?
— Может, у вас есть карта? Я пытаюсь сделать голос по-детски наивным.
— Думаю, я смогу объяснить и так… — Но договорить он не успевает, вскидывает руку, хватаясь за шею, а потом падает, как подкошенный. Мне приходится подхватить мужчину, обернув руки вокруг его широкого корпуса.
— Рей, — зову я, чувствуя, как чужое тело ускользает вниз, словно мешок с песком.
— Придержи его пока, — командует она, убирая пистолет за пазуху. Мне хочется высказать все, что я думаю, но дыхания ответить не хватает.
— Сколько ж ты весишь, — пыхчу я, не в состоянии справиться с возложенной ношей. — Рей, давай быстрее! Наконец Рей приходит на подмогу, и мы затаскиваем охранника внутрь.
— Обыщи его, — командует Рейвен, закрывая за нами дверь. — Ключи, карты, а я проверю на посту. Заодно посмотрю, если ли внутри камеры.
Пока я обшариваю содержимое его карманов, она возвращается, держа в руке новенький телефон. И вроде все идет по плану, но спокойствие начинает подтачивать лёгкость, с которой мы проникли внутрь. Я заглядываю сквозь стеклянные двери приёмной. Внутри пусто. В течение долгих трех минут Рей возится с замком с помощью раздобытых у охранника карт доступа, и когда тот наконец издает дружественный щелчок, оглядывается через плечо, кивая, чтобы я следовала внутрь.
— Где именно был взрыв? — спрашиваю я.
Рей кивает в сторону: — Идем.
Она ведет меня сквозь очередные двери, которые оказываются не заперты. Нетрудно догадаться, что здесь когда-то тоже располагались лаборатории. Кабинеты исчезают, превращаясь в лабиринты темных коридоров.
— Судя
