обычно уверенно? Поверили ли ей? Или снова обвинили во всех бедах?
От воспоминаний становится совсем тоскливо. А от голода скручивает желудок. Мне даже кажется, будто я чувствую запах еды. Когда мы возвращаемся обратно, комнату действительно наполняет аромат тушеного мяса. Пока я мылась, Тайлер принес мне поесть. Что это, очередное проявление заботы?
Наступает тишина. Тай занимает место за столом, принимаясь что-то читать, а я так и застываю у порога, не зная, что теперь делать.
Он устало вздыхает и поднимает на меня глаза, которые кажутся слишком золотистыми. Слишком добрыми, чтобы держать меня взаперти.
— Ну? — произносит он. — Спрашивай.
На сей раз мне приходится заставить себя не отводить взгляд. — После побега тебя поймали?
Тайлер хмыкает: — Если бы поймали, на моей руке красовался бы такой же браслет. Как видишь, — он поднимает вверх оба запястья, — нет.
— Значит, смерть инсценировали, чтобы другим повода не давать? — говорю я, подходя ближе, но за стол не присаживаюсь.
— Максфилд никогда не признает публично, что один из солдат обвел его вокруг пальца, — не без явного удовольствия отвечает Тай. — Все мы мастерски играем свои роли, верно?
Мой живот урчит. Взгляд невольно опускается на вазу с фруктами и свежей выпечкой. Тай замечает это.
— Не бойся, не отравлено, — кивает он. — Если не будешь есть, у тебя не будет сил.
В этом он прав. Для побега мне понадобятся силы. Я опускаюсь на краешек кресла напротив, но ничего не трогаю.
— Он тяжело пережил твою смерть, — не нужно пояснять, что речь на этот раз идет вовсе не о моем отце.
Тайлер смеется: — Надеюсь, ты не ждешь от меня снисхождения? Ник и сам знает, что его не заслуживает. И не будет против во всем разобраться.
Я пристально смотрю в его глаза, желая увидеть, что именно он имеет в виду, говоря о снисхождении, и внезапно меня поражает ужасная догадка. Настолько жестокая, что я даже боюсь ее озвучить.
— Ты собираешься его убить?
Тайлер откидывается в кресле и равнодушно пожимает плечами: — Возможно. Но не точно.
— Поясни, — требую я.
Тайлер встает, делая шаг мне на встречу, и я инстинктивно вжимаюсь в кресло. Он опускается на корточки рядом с моими ногами, так что наши глаза оказываются практически на одном уровне. И на мгновенье в его взгляде мелькает что-то неуловимое… сожаление, боль.
— Знаешь, что в жизни самое страшное, Ви? — спрашивает он тихо. Я качаю головой. — Остаться в полном одиночестве, зная, что все, кто был тебе дорог — мертвы. И ничего больше не сделать.
Его слова словно выбивают из меня весь воздух.
— Справедливость. Вот чего я хочу. Чтобы он понял, каково это — потерять всех.
Перед глазами тут же вспыхивает улыбающееся лицо Артура, сосредоточенное Шона. Даже хмурый взгляд Джесса в этот момент отбивается в груди болезненной теплотой. Я не могу позволить Тайлеру навредить им. Но страшнее всего, что он говорит так искренне и честно, не упиваясь ни властью, не преимуществом, словно действительно верит, что поступает правильно.
— Разве это справедливость? — шепчу я. — Заставить других страдать? Твоих родных это не вернет.
Он недовольно отворачивается.
— И об этом говоришь мне ты? — отвечает он. — Ты меня предала.
Я сглатываю комок в горле. Сердце пронзает страх: вдруг он прав? Я ведь не видела наших писем. Могла ли обещать ему что-то? Играла ли действительно с его чувствами? А теперь из-за меня пострадают парни.
— Прости, — прошу я, касаясь его плеча. — Я была неправа. — Хотя сама в этом и не уверена.
Тайлер поворачивается и разглядывает меня так, будто в него встроен внутренний детектор лжи. А потом опускает горячую ладонь на мою щеку. Я закрываю глаза.
— Я тебя прощаю… — Вздох облегчения срывается с моих губ, но тут же тонет в его словах: — Но Ник должен заплатить. Он забрал у меня все, Ви. Сначала семью, потом Коракс, а затем и тебя.
Следует невыносимо долга пауза. Мгновенье, которое требуется мне, чтобы собраться с силой. И хотя я понимаю — играть в дипломатию с таким противником, как Тай, себе дороже, но не могу не воспользоваться шансом.
— Что мне сделать, чтобы ты оставил их всех в покое?
Тайлер смотрит на меня выжидающе.
— Я не стану тебя умолять, — произношу я.
— Я этого и не прошу.
Мои глаза наполняются слезами.
— Я останусь с тобой. По собственной воле, — говорю я. Тай замирает. На его губах играет едва заметная улыбка. — Но если убьешь хоть кого-то, я никогда тебе этого не прощу. Буду ненавидеть каждую секунду до конца своей жизни и столько же пытаться сбежать. А если у меня не получится, уничтожу нас обоих. Клянусь, у тебя не будет ни дня покоя.
Тайлер берет мою руку в ладонь, подносит к губам и целует холодные пальцы, а затем, не отводя восторженного взгляда, произносит: — А ты изменилась, смелая девочка. И мне это нравится. — Звук его размеренного дыхания сводит с ума, пробивая спину холодным потом. Я чувствую, что вот-вот свалюсь в обморок от страха и слабости. — Знаю, тебе будет сложно пережить его смерть. Возможно, понадобится не один год. Но поверь, — его шепот звучит как ласка, — я приложу все усилия.
Глава 18. Надежды и клятвы
Ночью мне снятся сны. О доме, о Нике, о Рейвен и парнях. Только после пробуждения я их не помню. Иногда кажется, что кто-то поджег все вокруг и я горю. Но потом становится понятно, это всего лишь кошмары. Которые тут же сменяются знакомыми — любимыми — лицами.
Всеми силами я стараюсь продлить момент пробуждения, чтобы сохранить хоть что-то из прошлого, но не выходит. Как и подняться с кровати. Все тело как сломанный механизм, обессиленно рассыпается обратно.
— Вот же черт! — доносится мужской голос.
Он здесь. Конечно же, он здесь. Чувствую, как он опускается на край кровати и кладёт мне на лоб мокрую тряпицу.
— Давно ты
