нерония 65 года. Погоня за сокровищем Дидоны. Смерть Поппеи, осень 65 года. Последующие заговоры. 66 год, смерть Петрония. Приезд в Рим царя Тиридата в начале лета 66 года. Отъезд Нерона в Грецию осенью 66 года
Поначалу наказание заговорщиков вызвало в Риме всплеск народного негодования, и, как пишет Тацит, «люди безжалостно обвиняли императора в том, что он отправил невиновных на смерть из страха и ревности». После этого Нерон выпустил длинное заявление, в котором представил доказательства виновности одних и собственные признания других. «В результате все, кто взял на себя труд выяснить правду об этом деле, пришли к заключению, что заговор действительно возник, созрел и был подавлен».
Сенат и люди, занимавшие ответственные посты, узнав, насколько грозной была опасность, возблагодарили богов за спасение императора с такой горячностью, что Нерону ничего не оставалось, как поверить в искренность их верноподданнических чувств, и это его очень успокоило. Даже родственники заговорщиков, дрожавшие за собственные шкуры и возмущенные их безрассудством, из-за которого они оказались в опасности, демонстрировали радость по поводу того, что теперь императору ничего не угрожает. Они с вымученными улыбками «падали на колени и покрывали его руки поцелуями». Само собой разумеется, были назначены благодарственные церемонии. Особые почести воздавались богу Солнца, поскольку на территории Большого цирка, где должно было произойти убийство, располагалось его святилище, и все сочли, что именно он сделал так, что заговор провалился. Кинжал Сцевина был торжественно посвящен Юпитеру Мстителю, стоявшему в Капитолии. Апрель, в котором был раскрыт заговор, в честь императора переименовали в нероний, и в память о его спасении были учреждены гонки на колесницах. Избранный консул Цериал Аниций поставил на голосование вопрос, что Нерон должен быть обожествлен и ему немедленно должен быть воздвигнут храм за счет государства. «Этим самым, – пишет Тацит, – он хотел намекнуть, что Нерон превзошел вершину земного величия и теперь достоин того, чтобы ему поклонялись, как богу, что случалось далеко не всегда, пока император не заканчивал свое пребывание среди людей». Однако Нерон не пожелал быть богом и наложил вето на это предложение.
Милиха, человека, раскрывшего заговор, щедро вознаградили, Тигеллин получил благодарность и награды, солдатам преторианской гвардии, которые, несмотря на предательство некоторых своих командиров, остались верны императору, раздали деньги и пожаловали пожизненное снабжение зерном. Различные другие люди тоже получили награды в соответствии со своими заслугами.
Проводившиеся раз в пять лет игры неронии, которые, как мы помним, в прошлом году были отложены, поскольку Нерон был не в голосе, теперь решено было провести. Однако сенат, понимая, что одними из инициаторов недавнего заговора были те, кто считал поющего императора ненормальным и позорным для Рима явлением, тактично предложили, чтобы он получил приз за пение и декламацию, не утруждая себя участием в состязаниях. Это предложение, должно быть, задело Нерона за живое. Неужели они думают, что заговор напугал его до такой степени, что он теперь откажется от пения? Неужели он позволит, чтобы эти филистеры заставили его замолчать и дать им понять, что он согласен считать свое искусство чем-то неподобающим? А может, они думают, что его голос недостоин, чтобы его слушали?
Нерон сердито и с вызовом ответил, что непременно будет петь. «Я полностью готов бороться за награду, – сказал он, – и не нуждаюсь в защите сената. Любые почести, которые заслужит мой певческий талант, достанутся мне не по вашей милости, а благодаря беспристрастному решению выбранных для этого музыкальных судей».
Мужество и убежденность, которые он продемонстрировал таким поведением, вызвали одобрение масс. За места на представлении люди боролись с таким ожесточением, что некоторых задавили насмерть, а одежда тех, кому посчастливилось, оказалась сильно помятой, а то и разорванной в клочья. Когда Нерон вышел на сцену, его встретили овацией. «Покажи нам все, чего ты добился!» – кричала ему публика. Тацит, вспоминая этот случай, с нескрываемым ужасом пишет: «Именно такими были их слова!» И Нерон пел. Он пел им одну песню за другой, аккомпанируя себе на арфе и строго выполняя все правила состязания. Когда закончил, то опустился на одно колено и протянул руку жестом просителя, как предписывал принятый для конкурсантов этикет. В следующую секунду зал разразился громом аплодисментов. «Можно было подумать, – пишет Тацит, – что люди пришли в восторг, и возможно, так оно и было, поскольку они не чувствовали, насколько это позорно».
В этот раз аплодисменты снова перешли в ритмичное хлопанье, которое уже было описано выше, и те, кто еще не был знаком с этим приемом, испытали большое удивление, потому что, если они хлопали не в такт, то кто-нибудь непременно шлепал их по спине, а если не хлопали в такт, то возбужденные соседи обзывали их предателями и болванами. Состязания продолжались почти без перерыва с полудня до позднего вечера. Люди так стремились слушать императора – то ли это им действительно нравилось, то ли они таким образом демонстрировали свою лояльность, – что никто не смел подумать о себе и встать со своего места, результатом чего стали несколько случаев тяжелых заболеваний, о которых сообщалось позднее. Один человек уснул, и Нерону донесли на него, как на явного предателя, но император, конечно, не придал этому значения. Этим человеком был Веспасиан, впоследствии ставший императором Рима.
Когда состязания закончились, приз присудили Нерону, но было ли решение судей вынесено под влиянием всеобщего энтузиазма публики или им хотелось польстить и императору, и публике одновременно, а может, голос императора действительно был лучшим в мире, как заявляла толпа, этого мы никогда не узнаем. В любом случае, будучи награжденным короной победителя, Нерон, разрываясь от эмоций, поспешил на сцену. Его лицо покраснело от восторга и почти слилось с волосами. Он рассказал публике о своем успехе и от всей души поблагодарил ее. Должно быть, казалось почти невероятным, что всего за несколько дней до этого он чудом избежал смерти за свое пение.
Если после этого триумфа Нерон еще чувствовал какое-то уныние, то оно окончательно рассеялось в мае или июне благодаря восхитительному открытию, что у Поппеи снова будет ребенок. Примерно в это же время произошло еще одно волнующее событие. Одному карфагенянину, некоему Цезеллию Бассу, пригрезилась история, согласно которой сокровища царицы Дидоны, основавшей Карфаген, спрятаны в пещере, расположенной на его землях. Это хорошо известное психическое расстройство так сильно захватило его разум, что он в конце концов приехал в Рим – прямо перед играми, – чтобы рассказать императору, что он точно знает, где хранится несметное количество золота в виде огромных брусков и слитков. Нерон после восстановления Рима отчаянно нуждался в