– Точно.
– Я ещё через два дня зайду. Посмотрю, как у тебя дела.
– Валяй… Рады будем… Если не уйдём…
Ох, ничего себе! Может, случайно сказано? Вроде непохоже…
– Ладно… Мне пора бежать. Извини… Больные ждут.
– Бывай. Руки не даю. Не хочу, чтобы ты сомневался… – бурчит он.
– А я дам руку! – неожиданно для себя говорю я и протягиваю руку.
Лапа Вована поглощает мою ладонь.
– Счастливо тебе, земляк… Эх, Сашка… Сказал бы… – ох, не зря его прозвали Хрипатый. – Нам бы с тобой за жизнь поговорить! Ладно… Может, свидимся ещё…
– Может быть… Вы тут, если будете уходить, уберите следы моего лечения. Хорошо?
– Не учи учёных, – Вован ухмыляется. – Будь счастлив, доктор.
Захожу в церковь. Хочу доложить отцу Михаилу о проделанной работе.
– Александр Николаевич! – тихонько окликает меня Анна Степановна из-за своего прилавочка.
Подхожу.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, Александр Николаевич! К вам моя Танька приходила?
– Да, была. Просила взять её медсестрой для обучения.
– Я тоже вас прошу… Возьмите! Она хоть и беспутная, но давно медициной бредит. Врачом, говорит, хочу стать! Возьмите! Ведь без дела слоняется. Честно скажу, раньше одни парни на уме были, а после вашего лечения всё больше дома сидит, за книжками.
– Так я-то что… Это как Кирилл Сергеевич решит.
– Ну так и вы слово своё замолвите, Александр Николаевич!
– Ладно! – решаю я. – Замолвлю.
Не ожидал я такой атаки. Придётся соглашаться.
– Анна Степановна, а отец Михаил где?
– Сейчас позову, а вы тут присмотрите…
Уходит. Возвращается почти сразу с отцом Михаилом.
– Здравствуйте, Александр Николаевич! – он протягивает мне руку.
– Здравствуйте, отец Михаил. Хочу вам доложить об исполнении вашего… пожелания. – я сдерживаю улыбку. – Больной активно идёт на поправку. Уже ходит.
– Бог вас не забудет, Александр Николаевич.
– Знаете… Мы даже с ним обменялись рукопожатием, – признаюсь я. – Как вы думаете, это плохо? Вдруг он – убийца?
– Сие мне неведомо… Только, сами подумайте, каждый раз, протягивая и пожимая руку другому, незнакомому человеку, мы не знаем, какие у него помыслы и какие за ним грехи. Верно?
– Верно… Но тут – осуждённый человек, более того – беглый! А это значит, срок у него большой. А большой срок просто так не дают.
– И это верно. Только протянутая рука есть символ доверия. А доверие способно спасти любую душу. Церковь тоже протягивает руку любому заблудшему и тем самым многих спасает. Подумайте об этом, Александр Николаевич, если у вас всё ещё остаются сомнения.
– Сдаюсь… Похоже, сомнений уже нет.
– Вот и хорошо. Спаси вас Господь! – и отец Михаил крестит меня.
На знакомой мне окраине Булуна был пожар. Рассказали, что сгорел брошенный дом. Значит, к моему пациенту можно не ходить. Мужики убрали все следы.
Сидим с Кириллом Сергеевичем и ужинаем.
Звонит телефон, Кирилл Сергеевич берёт трубку.
– Слушаю! Здравствуй, Ваня! Да ты что? Ну я тебя поздравляю! И верю в тебя! Сможешь. Ты всё обязательно сможешь! Угу… Даю. Саша, Ваня тебя…
Беру трубку.
– Ванюха, привет! Ты небось хвастаешься, что поступил?
– Ага! Сашка, я действительно поступил! Я так рад! Ну поздравляй меня скорее! – он весело смеётся.
– Конечно, поздравляю! А уж я-то как рад за тебя! Я вообще об этом мечтал. Жаль, что ты далеко, а то бы затискал от радости.
– Ага… Все кости мне бы на радостях переломал.
– Конечно! Ладно, как там у вас остальные дела? Как Даша с Серёжкой?
– Ничего, всё нормально, даже очень хорошо… Только я сейчас думаю, как перестроить свой распорядок, чтобы успевать всё. Сам понимаешь, теперь столько времени проводить с ними я уже не смогу. Надо же будет в университет по вечерам ходить! Да и к Сергею Александровичу с Юрой я должен ездить. Вернее, я не должен! Я хочу туда ездить! Ты меня, конечно, понимаешь.
– Конечно, Ванюха. Трудно тебе будет…
– Ничего! У меня же есть учитель, с которого я беру пример! Знаешь, ты не поверишь – этот человек умеет всё успевать. Вот и я тоже учусь понемногу.
– Не подлизывайся…
– Сашка… Знал бы ты, как я по тебе скучаю…
– Не поверишь, – я хмыкаю, избрав ту же форму, – но я тоже…
* * *
Теперь у меня есть медсестра. Таню всё-таки взяли в штат больницы и прикрепили ко мне. Пусть она пока ничего не умеет, но её будут учить прямо во время работы. А что делать? Кадровый голод реален. Учиться нужно на ходу. Я, по крайней мере, стараюсь делать именно так. Правда, Кирилл Сергеевич сказал, что в Булун, в больницу, возвращаются два врача, уехавшие на Большую землю, но не нашедшие себя там. Это здорово, что они смогут облегчить нам нагрузку.
А насчёт Тани… Если честно, то не могу нарадоваться её старательности. Конечно, всё сначала началось с элементарной уборки в кабинете, потом пошли документы, до которых руки у меня не доходили, а теперь она потихоньку осваивает настоящие обязанности медсестры под руководством Веры Петровны. Уже накладывает повязки, когда это требуется. Вера Петровна учит её всяким другим премудростям своего дела. Татьяна – хваткая девица. Ловит всё на лету. Надо сказать, мне нравятся её увлечённость и терпение. Думаю, выучится – станет хорошим медиком. Теперь, когда я работаю с пациентом, она всегда стоит рядом и очень внимательно следит за моими действиями. Иногда ловлю её взгляд на себе. Смотрит она очень странно – и внимательно, и как-то грустно. Только бы не влюбилась! Что мне тогда делать?
Скоро возьму её с собой на сутки, то есть на дежурство. А то у меня постоянной сестры нет, и приходится дежурить всё время с разными.
– Ну, как помощница? – спрашивает за ужином Кирилл Сергеевич.
– Знаете, она очень старательная. Быстро учится. Хватает на лету!
– Да… Мне Вера Петровна тоже говорила.
– Кирилл Сергеевич, а может, Таню летом отправим учиться в Питер в академию?
– Можно… Только до лета ещё дожить надо, – хмурится он.
Я по-своему понимаю его слова. Мне что-то не нравится, что он стал чаще принимать свои лекарства, а от осмотра всё время отказывается, как мы с Николаем Фёдоровичем его ни уговариваем.
Мы с Таней первый раз вместе заступили на сутки.
Уже ночь. Два часа. Я сижу в ординаторской, а она на посту второго этажа. Вторая медсестра, Людмила Ивановна, дежурит на посту первого этажа. Я сам на этом настоял, поскольку ординаторская тоже на втором и, если что случится, смогу быть рядом.
Просматриваю истории болезни, снимки…
Уже четыре месяца я здесь. Холода и вьюги в полный рост. Октябрь! Это не наш питерский мокрый климат! Здесь уже бывает к двадцати мороза. Спасибо Кириллу Сергеевичу – экипировал меня для местной зимы. Когда почти два года назад я приехал сюда за Ванькой, то чуть-чуть зацепил местную зиму. Хорошо, что тогда Дмитрий Иванович одеждой выручил!
– Александр Николаевич! – Таня вбегает в ординаторскую. – Пойдёмте в двенадцатую! Там женщине плохо! Давление высокое…
Да… Давление у больной подскочило серьёзно… Двести сорок верхнее. Это я определил своим методом, а Таня ещё раз проверила тонометром. Быстро посылаю её за необходимым препаратом, а сам начинаю свою терапию. Давление понижать я умею, только не такое высокое…
– Александр Николаевич, – Таня явно растеряна, – такого уже нет… Кончился…
– Понял… – и с двойным усердием продолжаю.
В таком случае мне придётся много трудиться. Может, что и получится… Таня стоит, как всегда, рядом. Уф… Даже устал…
– Таня, померяй давление.
Пока меряет, сажусь на край кровати.
– Сто восемьдесят на сто, – докладывает она.
– Уже лучше, чем было. Сейчас сделаем укол… – Посылаю её за следующим препаратом.
– Александр Николаевич, – тихонько говорит больная, – вы не беспокойтесь. Мне уже лучше. Сто восемьдесят на сто у меня часто дома бывает.
– Знаете, – я беру пациентку за руку, одновременно щупая пульс, – если вы мне верите как врачу, то давайте условимся, что я буду решать, что лучше, а что хуже. Договорились? Не обижайтесь…
– Договорились…
– Вот и хорошо. Сейчас ещё укол вам сделаю, и будет всё в порядке.
– Александр Николаевич… Вот…
На металлическом подносике Таня принесла шприц и ампулу. Проверяю на всякий случай. Всё правильно. То самое, что нужно.
– Набери пока…
Смотрю, как она уже достаточно сноровисто готовит укол.
– Укол мне сделать? – спрашивает она.
– Нет, давай я сам.
Не потому, что ей не доверяю, Вера Петровна её уже хорошо научила, только сейчас я хочу, чтобы больная не испытала стресса от боли. Что я колю не больно, в больнице уже знают все.
– Повернитесь, пожалуйста, – прошу я женщину.
Делаю укол. Ввожу медленно, потому что знаю, что он болезненный.
– Ну вот… Теперь всё. Не больно?
– Нет, доктор, спасибо…
– А теперь – спать!
Я не гипнотизирую её. Сейчас это опасно. А что, если опять давление подскочит, а она будет спать и не сможет позвать на помощь?
