Обращаю внимание на слегка грустный её взгляд.
– Ты чего?
– Александр Николаевич, разве можно что-то услышать в таком вое? Такая пурга будет ещё сутки или двое. Потом стихнет. Ложитесь лучше и вы.
– Ты хочешь, чтобы я лёг рядом? – спрашиваю я, подходя к ней вплотную и глядя прямо в глаза.
– Угу, – кивает она. – Всё равно никого пока не будет…
И молча начинает раздеваться. Подбрасываю угля в печку и следую её примеру. Лежим, тесно прижавшись друг к другу. Не выдерживаю и целую её губы…
– Согрейте… меня, – шепчет она и, снова опрокидываясь на спину, тянет меня на себя…
Просыпаюсь… Мы лежим, так же прижавшись друг к другу. Маленькое тело Тани вжимается в меня, чем-то напоминая – Ваньку. Смешно сравнивать… Неужели она меня… любит? Да вряд ли! Только сейчас понимаю, что ветер стих. Это значит, нас должны начать искать!
– Танюшка, просыпайся! Пурга кончилась, – бужу я её.
Рука притягивает мою голову к себе, и Таня долго меня целует.
– Всё кончается… – шепчет она. – Жалко…
– Танюшка моя… – опять нахожу губы.
Встаём, не стыдясь наготы. Я прижимаю Таню к себе, и мы стоим…
– Ладно… Голыми холодно, – шепчу я ей на ухо, и мы начинаем одеваться.
Ещё даже не полностью одевшись, отчётливо слышу шум машины. Молодцы. Быстро они собрались! Набрасываю ватник и бегу к двери, выхватив из печки головешку для сигнализации.
* * *
В больницу приезжаем на Сашкиной «Антилопе» в девять вечера.
Ого! И Кирилл Сергеевич, и Николай Фёдорович, и Виктор, отец Тани, нас ждут.
– Ребята! – Кирилл Сергеевич бросается к нам. – Слава богу! Как мы тут волновались!
Он обнимает Таню, меня… Честно говоря, мне очень совестно, что из-за нас было столько волнений.
– Кирилл Сергеевич, со мной была Таня, а она специалист по выживанию в полярных условиях, – я улыбаюсь.
– Знаешь, я согласен, – старый доктор поворачивается ко мне. – Ты удивишься, но единственным спокойным человеком среди нас был вот… Виктор. Он сразу сказал, что дочка у него нигде не пропадёт.
– Это точно! – соглашаюсь я. – Если бы не Таня – всё! Кранты!
– Да ладно! – Таня смущается, но видно, что похвала ей приятна. – Папа, я сейчас сумки разложу, и пойдем.
Виктор молча кивает и садится.
– Ладно, а что с Николаем Николаевичем? Как он? Там вообще как всё совместилось? – наверное, достаточно нервно интересуюсь я, поскольку этот вопрос меня волновал с самого выезда со станции.
– Смотрите, Кирилл Сергеевич, как он волнуется! – поддразнивает замглавврача. – Не волнуйся. Идём, посмотришь снимок.
Заходим к нему в кабинет.
– На!
Смотрю. Сам удивляюсь. Всё совмещено точно. Уф-ф…
– И с точки зрения хирургии всё отлично! Молодец, ученик! – Николай Фёдорович хлопает меня по плечу. – Скоро доверю аппендициты резать!
– Только не это!
– Будешь, будешь! Не сопротивляйся.
– В какой он палате?
– В девятой.
В девятой палате Николай Николаевич мирно почитывает газетку.
– Здравствуйте! – приветствую я его.
– Александр Николаевич! Ну слава богу! А я-то винил себя, что так получилось.
– Всё в порядке! Не волнуйтесь. Как нога?
– Спасибо вам… Вы знаете, все сказали, что всё точно совмещено. Как вы это – и без снимка?
– Просто я очень старался не ошибиться. Ну ладно, Николай Николаевич, пойду разбирать наши сумки. Спокойной ночи…
В моём кабинете Таня уже разбирает содержимое наших сумок. Когда я вхожу, она оборачивается и грустно смотрит на меня. Подхожу и беру её за плечи.
– Ну что случилось?
Она как-то съёживается, прижимается щекой к моему плечу и так и стоит.
– Ну что случилось? – повторяю я вопрос.
– Там… я была счастлива… – она поднимает голову и отвечает мне шёпотом. – Вы там были только мой…
– Я и здесь буду твоим, – тоже шёпотом отвечаю я.
В ответ она отрицательно качает головой.
– Почему? – вырывается у меня.
– Вы не можете быть моим…
– Почему?
– Не можете… – она вздыхает и вжимается в моё плечо.
Домой с Кириллом Сергеевичем добираемся пешком. Таня с Виктором ушли раньше нас. Наконец заходим в тёплую квартиру. Усталость сразу начинает валить меня в сон.
– Саша, тебе надо помыться под горячим душем, выпить и сразу спать, – мягко говорит Кирилл Сергеевич. – А насчёт твоей работы… я другого от тебя и не ждал. Ты обязан был так сделать! Я имею в виду сломанную ногу. Понял? Обязан! А то, что тебе Николай дифирамбы пел, – это потому, что он тебя ещё не знает. А я тебя знаю. Если бы ты сделал хуже – это был бы твой позор. Ну и мой тоже, как твоего учителя.
Действительно, после похвал от Николая Фёдоровича я даже взлетел, а тут меня приземлили. То, что я сделал, по моим возможностям, оказывается, совсем рядовая работа, а отнюдь не выдающееся достижение. И это правильно! Раньше без снимков обходились…
– Спасибо, Кирилл Сергеевич! Спасибо за очередной урок, – я подхожу к нему, обнимаю и признаюсь: – Честно говоря, я было взлетел… А вы меня вернули на грешную землю. Спасибо.
– Я понял, что ты взлетел, Сашенька. Потому это тебе и сказал. Ты же сам понимаешь, что чем больше тебе даёт Бог, тем больше твои пациенты вправе от тебя потребовать.
– Согласен… Вы меня простите за ваши волнения, Кирилл Сергеевич!
– А чего прощать? – спокойно возражает он. – Это тоже рядовая, штатная ситуация. И то, что ты вышел из машины, было совершенно правильным решением врача во благо пациента. Так что тоже нос не надо задирать, – он ласково улыбается. – Теперь давай в душ, водки и спать! Не хватало, чтобы ты сам у меня заболел.
После всего произошедшего с нами в брошенной избе я стал с Таней немного другим. Хочется быть помягче, поласковее с ней. Всё это так напоминает мне наши первые дни с Ванькой!
Ванька… Что-то не звонит он, да и я весь в делах и тоже не звоню. Как там Серёжка, Даша? Всё ли у них хорошо?
– Александр Николаевич, повязки сняли, пойдёте смотреть? – сестра из процедурного выводит меня из состояния задумчивости.
– Да! Конечно!
Надо работать! У меня же здесь новая жизнь началась…
Курю в форточку. Раз новая жизнь, то, может, жениться на Тане? Всё верно! Сделать ей предложение и жениться! Будет у меня своя семья, дети…
– Александр Николаевич, – Таня трогает меня за руку, – пора приём начинать. Там уже пришли…
– Да-да… Иду…
Сегодня пациентов было всего двое. Сидим с Таней в кабинете и пьём кофе. Она так ласково на меня поглядывает, угощая своими пирожками!
– Знаешь, Танюшка, – тихо говорю я, – в той избе мне было с тобой так хорошо… Может, мне ни с одной женщиной так ещё не было…
– Знаю… Только и вы там были совсем другим.
– Каким?
– Ласковым… Добрым очень… – и вдруг улыбается. – Даже послушным!
– Я бы ещё раз туда вернулся… – бормочу я, сосредоточенно глядя в сторону.
Очередной раз ловлю себя на мысли, что мне очень хочется тепла и уюта, такого… Да-да! Такого, какой был у нас с Ванькой в нашей маленькой квартирке на одиннадцатом этаже. Этим уютом и этой лаской там была пропитана атмосфера. Я не могу без этого! Я тоскую по этому состоянию! И если это невозможно теперь там, то я хочу, чтобы это было здесь!
– Александр Николаевич! Александр Николаевич! – видно, уже не в первый раз окликает меня Таня.
– Да, Танюшка…
– Вы почти пятнадцать минут не отвечали, молчали и смотрели в одну точку…
– Извини меня, пожалуйста. Давай собираться домой…
* * *
– Александр Николаевич, а что вы завтра собираетесь делать?
Вопрос Тани застаёт меня врасплох.
Сегодня пятница, и мы уже закончили вечерний приём. Был только один пациент, и то с мнимой болезнью. Пришлось его долго разубеждать в надуманных опасениях. Таня уже навела порядок в кабинете после прошедшей недели, так у нас теперь заведено ею же самой, и собирается одеваться. Задав свой вопрос, она почему-то напряжённо смотрит на меня.
– Да я не знаю… – мямлю я, потому что уже догадался, что она хочет предложить.
Вот чёрт бы побрал мой дар!
– Давайте завтра сходим… в тот дом? – тихонько предлагает Таня, подходит ко мне и заглядывает мне в глаза.
Какое-то время мы смотрим друг на друга, а потом я, взяв её за плечи, притягиваю к себе и… наши губы встречаются.
– Давай… сходим… – шёпотом проговариваю я, не отпуская её.
К своему стыду, в этот момент я думаю о том, что Кирилл Сергеевич в субботу уходит на сутки (он для себя исключения не делает) и я смогу избежать возможных вопросов.
Бушевавшая четыре дня назад пурга принесла Булуну чистое полярное небо с яркими звёздами и достаточно глубокий снег. Хороший здесь мороз. Сухой. Дышится легко. Не то что у нас, в сыром Питере. По знакомой дороге, ведущей к метеостанции, мы идём уже полчаса. Не потому, что это далеко, – просто снег глубокий… По крайней мере, мне идти тяжело с непривычки. Слава богу, наше приключение не стало чьим-либо достоянием, полярная ночь всё-таки в такой ситуации нам на руку.
