Но теперь все было совсем не хорошо – и Айрин, как назло, нет в городе!
– Скотт, – сказала Лиля, стараясь придать голосу уверенность, – отвези Питера домой. И возвращайся.
К ее удивлению, все зашевелились: Скотт и Хуан помогли Питеру сложить папки и, поддерживая с двух сторон, повели к двери.
«А ведь ему, наверное, лет восемьдесят, – подумала Лиля – на кой черт ему все это нужно?»
Она открыла одну из папок, там оказалось досье на ученика: имя, возраст, контактные телефоны, инструмент. Она насчитала около двухсот папок. Значит, он зарабатывал – она прикинула расходы – да ничего он не зарабатывал, последние года три набор был совсем плохоньким. Получается, он держал школу из-за них. Чтобы не лишать их зарплаты.
– Неси свой ноутбук, – сказала она вернувшемуся Хуану, – будем делать сайт.
Хуан быстро нашел подходящий шаблон, в приятных нейтральных тонах, и стал одну за другой создавать страницы: о студии; контакты; предлагаемые классы.
– Не забудь электронную регистрацию, – сказала Лиля.
– Угу, – отозвался он, быстро щелкая по клавишам.
– И электронную оплату.
– Я знаю.
– И аренду инструментов.
Он поднял голову:
– Хочешь делать сама?
Она примирительно подняла руки. Он поправил очки и опять защелкал по клавиатуре. Ей вдруг пришло в голову, что она все еще считает его мальчиком, хотя, по самым скромным подсчетам, ему теперь не меньше тридцати пяти. Чтобы не стоять над душой, села за родительский стол и стала составлять план. Собрать фотографии для фотогалереи. Создать нотный каталог. Отдраить, в конце концов, туалет.
– Надо бы рок бэнд предложить, – вдруг сказал Хуан, – мы со Скоттом могли бы замутить.
– Скотт вроде даже с маленькими не очень, – осторожно сказала она, – а уж с подростками.
Он посмотрел на нее удивленно, потом покопался в ноутбуке и поманил ее пальцем. Она подошла: фото изображало скачущего перед микрофоном молодого Спрингстина – а рядом, такого же тощего и патлатого, в такой же джинсовой жилетке… Скотта!
– Женился, – усмехнулся Хуан в ответ на ее вопросительный взгляд.
– А, это бывает, – кивнула она.
Вот тебе и дурачок.
– А у тебя какие секреты в рукаве? – спросила она.
– У меня никаких, – улыбнулся он, – весь как на ладони.
Добавили рок бэнд. Вернувшийся Скотт завопил «Yeah!», был нагружен рекламными листовками и отправлен по близлежащим районам. Хуан и Лиля также взяли по пачке, а самую толстую приготовили для Нуо: вокруг нее жило много китайчат.
– Не бойтесь, – сказала Лиля, – прорвемся.
К началу сентября на сайте можно было прочесть биографии педагогов, посмотреть фотографии и видео, забить подходящее время в расписании, купить ноты, арендовать инструменты и сделать еще массу полезных вещей.
Лиля уговорила Питера утроить расходы на рекламу. Он, впрочем, не особенно сопротивлялся, только вздыхал, и видно было, что все эти новшества ему не по душе – но новшества работали, с этим он поспорить не мог.
К ноябрю набрали девяносто человек и всем коллективом пошли в итальянский ресторанчик праздновать День Благодарения.
Было шумно и весело. Все подвыпили и хохотали, вспоминая «субботник»: Скотт, менявший люминесцентные лампы, вдруг совершенно по-девчачьи взвизгнул и пулей слетел со стремянки. Прибежали все: мывшая окна Айрин, и драившая туалет Нуо, и Лиля с Питером, диктовавшие Хуану коды для нотного каталога. Хуан влез на стремянку и обнаружил притаившегося за балкой перепуганного енотика. Зверька благополучно сняли и выпустили, а над Скоттом смеются с тех пор.
В самый разгар веселья Питер встал с бокалом в руке. Все притихли.
– В День Благодарения положено благодарить, – начал он, – и я благодарен всем вам. Вы мое сокровище.
Он стал сердито вытирать салфеткой бегущие из-под очков слезы.
Все, пораженные этим непривычным зрелищем, зашумели, замахали руками: да чего там, свои люди. Но он отмахнулся:
– Только сам-то я больше никуда не гожусь.
Все опять протестующе загалдели: да перестань, какие твои годы.
– Come on, – сказал он, – я же не слепой. Мне не угнаться за этими вашими…
Он неопределенно повертел в воздухе рукой, потом надул щеки и постоял несколько секунд, глядя на объеденный скелет индейки.
– Короче, – выдохнув, решительно закончил он, – забирайте студию. Расширяйтесь. Сможете – платите мне процент, нет – на пенсию проживу.
Его бородавчатое лицо выражало явное облегчение. Все переглядывались.
– Типа кооп? – нерешительно сказал Хуан.
– Yeah! – сказал Скотт.
– Я бухгалтерию знаю, – неожиданно сказала Нуо.
А что, подумала Лиля. Найти духовика, еще одну пианистку. Начать с двух отделений, классики и рока. Связаться с Гудвином, вроде Академия присылает экзаменаторов, а экзамены у нее дома можно проводить. А там и снять большее помещение, добавить теорию, композицию, джаз, музыкальный театр, да мало ли что? И по конкурсу принимать, только по конкурсу, чтоб бездарей и духу не было!
– Лиля? – поторопила ее Айрин.
Все напряженно смотрели на нее.
– Хорошо, – сказала она, – только сначала мы с Аркашей должны съездить в Россию. И в Лондон. Ну-ка, кто возьмет на пару недель мою собаку?
Примечания
* Гете, «Прометей»
*Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться:
Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим (псалом 22)
*Стихи Лунина к Детскому Альбому Чайковского
* Чайковский и Дебюсси
* Мужик, это жесть
Евгения Кордова. Усекновение
1
Никита позвонил неожиданно и по обыкновению не вовремя. Это свойство его сногсшибательное сваливаться, как снег на голову, да что там снег – лавина, и сам он – одно сногсшибание и ничего кроме. И стал мямлить в трубку, что одиннадцатое у него число магическое, а потому продать или подарить картины он может только сегодня, и тогда это хорошо, а ещё афигенно правильно и дальновидно, и благоразумно чрезвычайно, потому что от этого ему… да и всем, и невозможно чтобы, и как же иначе, и всё в таком роде и таким макаром.
Куда уж афигеннее? Уж полночь близится, члены вялые, глаза слипаются. И Анна после двух суток дежурства вся в предвкушении выходных расслабленная, почти аморфная, жаждущая лишь тёплого пледа с книжкой и не способная даже к мало-мальской обороне. А этот продолжал нудить, что до конца одиннадцатого ещё целых сорок минут, и мы успеем, и это будет не выразить словами как, и у него уже всё собрано, и он буквально через, и прервать его косноязычную, но беспрерывно-монотонную речь не было никакой возможности – слова обволакивали ватным коконом, в котором глохли все вялые возражения.
Глеб, которому назавтра предстояло уйти раньше обычного, невольно прислушиваясь к её слабым оборонительным репликам, начал что-то такое подозревать и натянулся струной.
И то верно: Анна в полной боевой готовности, собранная и деловитая, быстро принимающая решения и умеющая не только отражать, но и наносить —хлёсткие и точные, осталась там, в тех сутках. А здешняя, в вечернем уюте и расслабухе обмякшая и рассупоненная, быстро сдалась:
– Ну, хорошо, приходи.
Лицо Глеба поехало на сторону и неприязненно исказилось.
Чёрт! Наспех собрав в комок рассыпавшуюся волю и в кулак её с силой зажав, она добавила сердито:
– Имей в виду, у тебя пять минут – мы все устали и хотим спать.
Но на той стороне уже щёлкнуло.
Господи, о чём это я? Счастье, если удастся вытолкать его через полчаса. Пятнадцать минут! – сказала сама себе твёрдо, потом – пинками. Однако чувство совершённой ошибки, глупой и непоправимой, уже поселилось внутри и принялось разбухать, как созревающее дрожжевое тесто.
Конечно же он опоздал! Глеб с ежеминутно возрастающим раздражением прожигал взглядом телевизор, где дрались ожесточённо и палили непрерывно без причинения видимого вреда друг другу, и подчёркнуто избегал её виноватого взгляда; она слонялась из угла в угол и шумно, по-собачьи, вздыхала.
Когда полночный бой курантов готовился тяжёлыми ударами пасть, а напряжённое молчание – разразиться, он появился. В неизменных летних кроссовках-развалюхах поверх серых шерстяных носков грубой вязки – бабушка связала, сказал как-то, и у Анны потеплело в груди: господи, есть бабушка, которая о нём заботится; долгополом, архаического покроя, «ратиновом» пальто – дедушкином как выяснилось впоследствии; и в синей повязке на голове – мамин подарок – стягивавшей выцветшие пряди его длинных беспорядочных волос. С толстым рулоном под мышкой в мятой обёрточной бумаге, перевязанным сикось-накось растрёпанными кусками бечёвки.
Весь припорошенный снегом, он улыбнулся открыто и бесхитростно прямо в её недовольное лицо. И тут же признался, что по дороге зашёл на горку прокатиться. Анна бросила быстрый взгляд на мужа, тот закатил глаза.
