— Я понял, великий вождь.
— Шёл бы ты спать.
Волчонок упрямо помотал головой и тут же доложил:
— Великий вождь, а из-за тебя сегодня бабы дрались. После ужина, за пещерой.
— Женщины, Волчонок.
— Навешали друг другу, как полагается. Даже ты не всегда их так колотишь.
— Ладно, раз такое дело, то пойду я.
— Добрых снов, великий вождь.
— Спасибо.
Я набрал лучинок, запалил одну от костра и направился к себе. Там меня уже ожидала молодая, здоровая девка — по-видимому, победительница состязаний, о которых сообщил Волчонок. Я воткнул три лучины в трещины, коими изобиловали стены моего жилища, погнал гостью мыться и вынул из-за пазухи изготовленное вечером ожерелье.
Да, кто бы чего не говорил, а можно жить и с дикарями.
* * *
С утра притащился студент. Он прошёл мимо настороженных воинов прямо ко мне. Я сидел на краю ямы, наблюдая за тем, как месят глину. Он примостился рядом со мной.
— Привет! — сказал я. — Ты бы поменьше тут шлялся. Прибьют ведь.
— Здравствуйте. Не волнуйтесь, у меня амулет. Ни камень, ни дерево вреда мне не причинят.
— А рыбья кость?
— Что, простите?
— Наши делают наконечники стрел из рыбьих костей.
— Ой! — вырвалось у этого типа. — Хорошо, что вы сказали.
Излишняя самоуверенность слетела с него в один момент.
— Пойдём ко мне, — пригласил я. — Там нам будет удобнее. А то смотри, бабы уже уши развесили, давно я их палкой не охаживал.
После этой фразы женщины принялись топтать глину с удвоенным усердием, а студент двинулся за мной.
— Жрать будешь? — спросил я его уже в пещере.
— Нет, спасибо.
— Чего припёрся? Я не собираюсь сдаваться.
— Знаете, наш заговор раскрыт.
— Ты раскололся?
— А вы никогда не пробовали плести небылицы магу с шестидесятилетним опытом работы? — раздражённо спросил студент. — Довольно бесперспективное занятие, должен сказать. И нечего смотреть на меня с таким презрением!
— Да успокойся ты! Никто на тебя с презрением не смотрит. Что теперь будет?
— Видите ли, они зачли мне курсовую работу.
— Да? Что-то вид у тебя нерадостный.
— И тут же дали другую. Эта будет частью моей дипломной. Теперь я должен написать о том, как вы себя здесь чувствуете. Ваши ощущения, желания, стремления, изменения в мировоззрении и всё такое прочее.
— И на кой ляд всё это надо? Слушай, студент, а ты как учишься?
Этот тип скривился и ответил:
— Так себе.
— Даром преподаватели время со мной тратили, даром со мною мучился самый искусный маг?
— Это вы о чём?
— Песня такая.
— Никогда не слышал. Я, знаете ли, не силён в искусстве вашего периода.
— Значит, ты остаёшься со мной? Молодец! Сейчас я свистну нашим — постель тебе организуют. Отъешься, отоспишься…
— Подождите.
— Да чего ждать-то? Девку тебе подберём…
— Надо совершенно не уважать женщин, чтобы предлагать такое, — перебил студент ледяным тоном. — И, тем более, соглашаться на это. У вас тут вообще возмутительные порядки!
— Не заметил.
Студент хмыкнул.
— Я тут менее получаса, и то увидел, что некоторые женщины ходят с синяками!
— Так они, бывает, сами между собой дерутся.
— Допустим. Сделаем вид, будто я не расслышал, как вы грозились избить ваших соплеменниц. Но я видел двух беременных женщин, которые работали! Ведь вы же вождь, неужели вам не под силу дать им отдых?!
— Не кипятись, студент. Если им дать отдых, они уже через пять минут взвоют от тоски. Непривычны наши женщины к праздному времяпровождению. Да ты не бойся, у нас есть три старухи-повитухи. Эти дело своё знают. Видишь ли, студент, мы тут просто живём, безо всяких этих штук…
— Эти штуки называются уважением, достоинством и…
— Да прекрати ты! — рявкнул я на него. — Давай лучше о деле.
— Я здесь не останусь, о чём вы говорите. Мы будем встречаться раз в три-четыре дня. Схема такая: вы мне рассказываете, а я записываю. Всё просто. Знаете, куратор моей работы заинтересовался вами. Он считает, что вы остались из-за денег. По его мнению, у вас есть план спрятать доллары в определённом месте, а, оказавшись в своём времени, забрать их.
— Бестолочь твой куратор. Моё время настанет через десятки тысяч лет. Во что превратятся бумажные доллары за эти годы? А землетрясения, наводнения и прочие прелести?
— Не оскорбляйте моего куратора, прошу вас. Это очень уважаемый человек.
— Ладно, не буду больше. С чего ты начал свои труды?
— Мы с куратором пришли к выводу о том, что работу свою вы не цените, к семье равнодушны…
— Придурки вы оба, — перебил я. — Они пришли к выводу! Я скучаю по семье и ценю свою работу.
— Но как же, — растерянно пробормотал студент. — Как же вы тогда согласились на каменный век?
— Ты ведь вернёшь меня в то самое время и место, где взял, когда закончишь свою курсовую. Разве не так?
— Предполагается, что вы об этом не знаете.
— Да и тебе надо было помочь. А работу свою переписывай. Тоже придумал! Не обижайся, но я тебе рожу расквашу, если ты напишешь, что я равнодушен к семье.
— Опять всё заново, — констатировал этот тип.
— А ты как хотел? За красивые глаза тебе диплом мага должны вручить?
— Мне надо всё обдумать, рассортировать информацию. До свидания, ждите в гости.
— Пока, — ответил я.
Студент уплёлся к своему пункту возврата. Он не хотел смущать моё племя внезапным исчезновением и проделывал его в укромном местечке.
Я понаблюдал за лепкой кирпичей, после чего отправился на тренировочную площадку.
При моём появлении воины перестали драться. Все, кроме Дуба, но этому я треснул кулаком по лбу.
— Да, великий вождь, — сказал Старший Воин. — Мы тебя слушаем.
— Хватит вам ходить безымянными, — заявил я. — Пора вас пронумеровать.
И тут же взялся за дело.
Первым получил имя плотный дядька, немного пожиже Дуба. Его я окрестил Рахитом.
— Что значит это слово? — спросил озадаченный воин.
— А то и значит, что ты должен носить его и гордиться. А тебе быть Жирным.
— Мне? — изумился вышеназванный воин, с сомнением разглядывая свои костлявые суставы. — Великий вождь, наверное, это имя мне не совсем подходит.
Я осмотрелся по сторонам, углядел колдуна и подозвал его к нам. Тот подбежал трусцой, с готовностью заглядывая мне в глаза.
— Товарищ колдун, расскажите воинам всё, что знаете о злых духах, — распорядился я.
— Ну это… Они хитрые, коварные и злобные.
— Это всё?
— Да ты ведь и сам знаешь, великий вождь. Болезни, смерть — всё из-за злых духов. Или, например, стрела у охотника в цель не ложится.
— Из-за них же, — ввернул я. — И вот, представьте себе: сидят, значит, злые духи у костра и думают: дай сделаем кому-нибудь пакость. Болячек нашлём. И какой-то из них говорит: слышал я, что в одном племени есть воин, зовут Жирный…
Вышеназванного военнослужащего аж передёрнуло от подобных перспектив.
— Прилетают они к нам, — продолжал я. — Смотрят на одного воина, на другого. Этот вроде похож по описанию, но его зову Рахит. А этот — Дуб. На тебя, Жирный, они даже и не подумают. И улетят ни с чем. К поганому племени, например. Теперь поняли?
Все воины вытаращили глаза, поражённые такой, воистину нечеловеческой, хитростью. Колдун отпросился собирать лечебные травы, а я за две минуты закончил поименование личного состава. Разумеется, Старший Воин, Дуб и Волчонок остались при своих.
— Можете продолжать, — позволил я им.
Волчонок имел несвежий вид. Похоже было, что только громадным усилием воли он заставляет себя ходить по земле.
— Просидел всю ночь? — спросил я его.
— Да, великий вождь.
— Иди поспи. Прямо сейчас топай в пещеру.
— Но, великий вождь, часовые-то не спят днём.
Старший Воин, прислушивавшийся к нашему разговору, влепил Волчонку затрещину.
— Исполняй приказ! — рявкнул он. — Часовые! Они же меняются, не бодрствуют всю ночь!
Волчонок поплёлся к пещере.
Когда пришли охотники, я возился с готовыми кирпичами. Пёс их знает, высохли они уже или нет. И что будет, если начать строить дом из ещё сырых? Нет у меня строительного образования, и ничего тут не поделаешь.
Охотников вернулось двое, а отправлялось в лес десять человек. Они прошли мимо меня к кострищу; один из них сильно прихрамывал.
Старший Охотник в тот день своих прямых обязанностей не выполнял — работал над лепкой кирпичей вместе со свободной сменой. Он первым подлетел к своим подчинённым, около которых начали собираться люди. Пошёл и я.
— …закидали камнями, — донеслись до меня слова одного из вернувшихся. — Только мы двое остались живы и отползли в кусты. Думали всё, конец нам. А потом из-за деревьев вышли люди и стали смотреть на наших убитых. Поглядели и ушли. А мы вернулись.
