– Ну, Мотя, наша Мария вся в тебя труженица, будет работать, пока не упадет! Мы не видим ее ни днем, ни ночью!
– Ничего, отец, сегодня мы ее дождемся, через час должна прийти. А мы с тобой, пока чайку с молочком попьем! – Через пару минут, она накрыла стол пирогами и сладостями, – ну, давай, отец, присаживайся, пока то, да сё и дочка придет!
Ждать пришлось меньше, чем они ожидали, за дверью послышался шорох.
– Ну, что я говорила, отец? Вот и работница наша пришла! – с радостью сказала Матрена.
Мария открыла дверь и, при виде родителей, втянула в себя живот на столько, что стало тяжело дышать.
– Почему вы не спите? – растерянно спросила она, – время уже позднее!
– Дочь, мы хотим поговорить с тобой, – сказала мать.
От страха Мария замерла, – всё, мне, конец! – Мгновенно все ее тело пронзило иголками, во рту пересохло, а в серо-зеленых глазах появились слезы.
– Мама, тятя, простите меня, я не хотела! – она бросилась к ногам матери и разрыдалась.
– Да что ты, дочка? – вскочил со стула отец, приподнял её.
– Родная моя, да мы все знаем с мамой, не волнуйся!
– Что вы знаете? – через рыдания спросила она.
– Ну, как, что? Не по силам тебе эта работа, тяжело взрослым дояркам, а ты совсем ребенок и работаешь наравне с ними! Все! Больше ты не пойдешь в коровник! Люди нас обсмеют, живем, считай лучше других, а дочь работает день и ночь! Нет и нет, никаких работ! – повысив голос, сказал отец.
От переполненных страхом чувств, Мария не могла держаться на ногах, она почти повисла на руке отца.
Он усадил ее за стол, – вот так, дочка, посиди!
– Слава Богу, пронесло! – подумала она.
– Успокойся, дочь, – ласково сказала мать, – будь она проклята эта работа, до чего доработалась, на ногах еле держишься, а исхудала то как!
– Да нет, мам, все в порядке, – прерывистым голосом сказала Мария.
– В порядке, оно и видно, какой порядок, с ног валишься! Будешь пирожки с черемухой? – заботливым голосом спросила мать.
– Нет, мама, не буду, я молока напилась! Хочу спать, завтра рано вставать.
– Нет, дочка, – строго сказал отец: – завтра на работу ты не идешь! Хватит нам с матерью переживать за тебя!
– Не могу я не пойти, тять, моих коров доить некому! И вообще, мне нисколько нетрудно, а наоборот!
– Ну, что ты будешь с ней делать, мать? Никто так не рвется на работу, как она! Доченька, ты зиму посиди дома, а весной поедешь на выпасы! – уговаривал ее отец.
– Тогда, мне будет еще труднее! Вы же знаете, животные привыкают к своей хозяйке, и я к ним тоже привыкла, они для меня стали как подружки! Узнают меня не только по голосу, но даже в лицо! – она сделала подобие улыбки, – я пойду спать! – втянув в себя живот, она чмокнула отца с матерью в щеки и ушла в свою комнату.
– Ну, что ты с ней сделаешь? Вот характер! – возмущалась Матрена.
– Хм, – отозвался отец, – вся в тебя! – нежно улыбаясь жене, сказал он, обнимая ее за плечи, – пойдем, милая, и мы почивать!
Глава 5. Боюсь разоблачения
Нюрка опекала Марию, как могла, не позволяла ей поднимать наполненные фляги с молоком, помогала кормить коров и убирать за ними.
– Ты побереги себя, не ровен час, надорвешься, и начнутся роды у всех на виду!
Мария больше всего боялась разоблачения своей беременности и делала все, как говорила ей подруга.
Нюрке нравилась ее покорность, и она смотрела за ней, как за маленьким ребенком.
После обедней дойки, подруги зарывались в куче соломы и шептались. Нюрка положила руку на живот Марии и тут же подскочила.
– Ты что? – испуганно спросила Мария.
– У тебя ребенок шевелится! – расширив карие узкие глаза, сказала Нюрка. – Никогда не слышала шевеление ребенка у человека! А вот у своей коровы слышала! И ты знаешь, очень, похоже! А сама ты слышишь, как бьется ребенок?
– Первый раз услышала в декабре месяце.
– Мария, это выходит, ты должна скоро родить! Если считать в декабре ты услышала шевеление, значит, в мае должна кого-то родить! И что мы имеем? На все про все, два месяца осталось до родов! – сказала она.
– Ну, наверное, я не знаю, – задумчиво сказала Мария. – Скорее бы в поле, – там никто, ни о чем не догадается!
– Мария, куда ты ребенка денешь, когда родишь?
– Не знаю пока, но к маме с отцом точно не пойду! Все было бы хорошо, если бы не эта тетка! Она всю жизнь мне поломала, чтобы ей так же было, как мне! – она сглотнула и тяжело вздохнув, сказала:
– А может, мне поехать в Славгород? Город не большой, вдруг встречу там Ваню и тогда, закончатся мои страдания! – она грустно улыбнулась. – Все было бы так, но Ваня говорил тетке, что его переводят в другой город. Так, что, подруга, все против меня!
– Ничего, подруга, Бог не выдаст, свинья не съест! Сейчас главное, ты береги себя и все будет хо-ро-шо!
По весне все совхозные гурты коров угнали на вольные луга, вместе с ними выезжали все бригады доярок, разбивали лагеря, ставили палатки и жили обычной жизнью.
Мария, после дойки уходила в забоку или в глубь лугов, собирала ягоду, рвала слизун и черемшу, угощала всех доярок, положит на стол узел, или поставит ведро с ягодой, скажет: – ешьте, лежебоки!
Женщины очень любили ее за ловкость и трудолюбие.
– Хороша девчонка! – прохрипела бригадир, – красавица и чистоплотна во всем, даже с коровами как с детьми, охото ей с ними возиться, хвосты им помоет, начешет и бантики завяжет, кому-то повезет, кто женится на ней! Надо же уродиться такой красавицей? Высокая, ноги от ушей растут, фигура выточенная, ну, прям загляденье. Совершенно правильные черты лица, белая бархатистая кожа, черные, как нарисованные брови в разлет, будто взмах крыльев птицы! А глаза, я за сою жизнь не видела таких глаз! Жалко, что у меня нет сына, а то взяла бы ее в невестки!
– Да, ты права, бригадир, – согласились доярки, ей бы на подиуме красоту показывать, а не коров доить!
– Что, правда, то правда! – в своем заключении сказала бригадир, – а тут, ни кожи, ни рожи! – она взяла небольшое зеркало, смотрит на свое отражение и комментирует:
– Нос на десятерых рос, глаза как у вороны, губы как у лошади, даже смотреть не хочется! – швырнув зеркало на стол, отвернулась лицом к стене.
Глава 6. Всё будет хорошо
В конце мая, на утренней дойке, у Марии потянуло низ живота.
Как и всегда, раньше всех, она закончила дойку и ушла в палатку. Тянущие боли повторились и снова исчезли. Не раздеваясь, она прилегла на топчан и заснула, но сон ее был недолгим, острая боль вынудила ее громко вскрикнуть.
– Господи! – она ухватилась за живот, – почему так больно? Неужели я рожаю? – от этих мыслей, она подскочила с топчана, посмотрела по сторонам, – нет никого, надо бежать куда-нибудь подальше отсюда! – захватив с собой большой кашемировый зеленый платок, выбежала из палатки и быстро спустилась в низину крутого луга, где её никто уже не увидит и не услышит.
Схватки то появлялись, то пропадали, но ненадолго, с каждым разом, они были чаще, острее и продолжительнее, но вскоре боль стала нестерпимой. Она кричала так громко и мучительно, что ее крик подхватывало утреннее эхо и разносило по всей округе, а перепуганные птицы покидали свои гнезда.
– Хорошо, что я одна, никто ничего не узнает! – подумала она, – теперь, где бы укрыться? – она обвела взглядом вблизи растущие кустарники, среди них выделялось одно ветвистое деревце. Через боль и слезы она дошла до него, нарвала травы, смастерила ложе и прилегла, накрывшись платком.
Женщины закончили дойку, переоделись в ситцевые платья и встали у котла, где доваривалась затируха. Это блюдо готовили на одном молоке с мукой, перетирая её в ладонях, получалась мелкая лапшичка.
– Девчата, накладывайте себе сами, ешьте пока горячая! – предложила бригадир.
Девушки не заставили себя долго уговаривать, быстро опорожнили котел и разошлись по палаткам.
– А, где Мария? Затируха ее любимое блюдо, пусть поторопится, не то голодной останется!
– Не знаем! – ответил кто-то из девчат. В палатке ее нет, она закончила дойку, еще темно было, наверное, опять в забоку за слизуном ушла.
– И не сидится же ей! Спала бы себе до обеда, ох, и непоседа! – покачала курчавой головой бригадир.
– А кто-нибудь слышал сегодня утреннее эхо? «Похоже, кричала женщина», – сказала Шурка (мосол). Она была очень худая, поэтому жители деревни прозвали её «Мосол».
