– Ну, слава Богу, а то смотрю на тебя, как ты мучаешься и мне от этого больно! – Она собрала с подушки пряди волос и заколола на её голове, любуясь ею, со светлой завистью сказала: – Как же ты красива, Мария!
Мария прикрыла пушистые ресницы, – что из того? Было бы у меня столько счастья!
– Ничего, дорогая, у каждого человека есть счастье, и оно к тебе обязательно придет!
– Ну, красавицы, поели? – заходя в избу, спросил пасечник.
– Да, дядь, спасибо, мед очень вкусный у вас! Наелась вот так, – показывая рукой выше своей головы, – а, как гляну на него, еще бы ела, да некуда! – она широко улыбнулась, растягивая тонкие бордовые губы.
– А – я… – он сделал короткую паузу, – на мед и глядеть не хочу, каждый день одна еда!
– Ой! – воскликнула Нюра, – вот мне бы так, кроме меда, я ничего бы не ела!
Пасечник улыбнулся доброй улыбкой и по-отечески спросил:
– Ну, что, девушки, теперь может, расскажете, откуда вы и чьи?
– Мы, дядь, доярки, – выпалила Нюрка, – гурт наш недалеко от вас!
– А живете вы, где?
– Живем в Камышенском совхозе.
– Камышенка? – он удивленно приподнял свои широкие, черные брови.
– Знаю-знаю! Как же? Там живет одна женщина… Любил я ее, да и теперь люблю, не могу забыть! Большая любовь у меня к ней, первая и последняя! – Он грустно покачал головой, – сколько уже лет прошло, а я все еще люблю ее! Потому до сих пор не женюсь!.. – Сделав небольшую паузу, продолжил: – конечно, Иван богатырь! А – я, против него так себе, да понимаю я все, что не пара ей, но сердце… ему не прикажешь! Интересно, какая она сейчас?
– Дядь, а кто она? – не скрывая любопытства спросила Нюрка.
Пасечник угрюмо посмотрел на нее, – Матрена! – с нежностью произнес он.
От неожиданности у Марии расширились глаза, как говорят: Не было бы счастья, да несчастье помогло. Могла ли она, когда-нибудь предположить, что встретит человека, который любит ее мать и останется, верен ей до конца дней своих!
Внезапно он замолчал, удрученно вздохнул, опустив голову, смотрел в пол, а после спохватился: – Что это я перед вами, как на исповеди? Впал в ностальгию! Давно душу свою не изливал! Один я здесь, кому говорить? С пчелами и разговариваю, чего я им только не говорил и не рассказывал, а они, твари, вроде как понимают и не жалят меня! – он ухмыльнулся. – Спасибо вам, дочки, напомнили о моей любимой, хотя, я никогда о ней не забывал!
– Дядь, а Мария, дочка Матрены.
Пасечник вдруг резко поднялся со скамьи, но не смог сделать и шагу, как вкопанный стоял и часто моргал черными влажными глазами, будто в них попал песок. Наконец, он произнес:
– Матерь Божья! Это же надо такому случиться? Дочь Матрены! Кто бы сказал, что у меня в гостях будет дочка моей любимой, никогда бы не поверил! – Он взялся за свою небритую бороду, потер ее пальцами и грустно сказал:
– А ведь она могла бы быть и моей дочерью! Надо же так, а ну, надо? – он шагнул к двери, затем медленно повернулся к девушкам, – меня зовут Василием, – бесцветным голосом сказал он и вышел на улицу.
Воспоминания о Матрене заставили его глубоко задуматься. Отвлек его неожиданный треск пересохшего валежника, собаки бросились на шум.
Пасечник пошел следом за собаками. Вернулся с мужчиной, высокого и крепкого телосложения. На большой, седой голове мужчины надета кожаная, черная фуражка козырьком назад, поэтому выглядел он добродушным.
– Каким ветром тебя занесло ко мне, Семен? – оживленно спросил пасечник.
Мужчины обнялись, похлопывая друг друга по спине.
– У тебя что, Василий, гости?
– Да гости! А ты зачем ко мне пожаловал? В гости тебя не дозовешься, неужели вспомнил о друге? – с подковыркой спросил он.
– Я к тебе приехал за медком, дашь?
– Медку? Это можно! Сколько надо дам, его сегодня много!
– Василий, ты мне водицы дай лошадку напоить, бедная с утра не пивши!
– Возьми ведро, Семен, там за домом кадушка стоит с водой, сам и набери!
– Добро, Василий, конечно, я сам, спасибо!
– Семен зашел за дом, и Нюрка решила спросить пасечника:
– Дядь Вась, может, ваш знакомый увезет нас в Камышенку, там есть повитуха, она всем помогает!
– Хорошо, Нюра, я сейчас же поговорю с ним!
Глава 8. Повитуха и роженица
Повитухой была Бородиниха, мать одной из подруг Марии, ей было за шестьдесят лет, вредная, грубая и строгая женщина. Находиться с ней в одном обществе, было неуютно и неприятно.
Мария с детства боялась ее и не любила, к тому же, она была матерью «горбуна», его прозвали горбуном из-за большого горба на всю спину и грудь, он всюду совал свой нос и доносил начальству, в деревне его все боялись и ненавидели.
– Нюрочка, милая, не хочу ехать к Бородинихе! Там тятя с мамой узнают, убьют меня, или выгонят из дома! Не поеду, лучше умру здесь, но не поеду! – И снова схватки и снова невыносимая боль, и душераздирающие крики.
Видя страдание молодой роженицы, Семен вспомнил свою жену. Он рассказал, как она при родах мучилась и не могла разродиться, повитухи тогда не было, ребенок шел ножками, так вот и похоронил и жену, и не родившегося ребенка.
– Василий, нельзя везти роженицу, это очень опасно! Я сам привезу повитуху сюда, отсюда не далеко, а там спрошу, где она проживает!
– Ах, Семен, сам Бог тебя направил сегодня сюда, только не задерживайся, измучилась девчонка!
– Я быстро! – на ходу крикнул он, запрыгнув в телегу, мотнул хлыстом, лошадь тронулась с места и через пару минут скрылась за зарослями.
Пасечник разжег печку, налил воды в большой котел, и поставил на плиту, – горячая вода нужна будет повитухе! – объяснил он.
Нюра сидела рядом с Марией и поглаживала ее живот.
– Как хорошо ты гладишь, Нюр, так кажется легче!
– Я согласна гладить тебя, подруга, сколько угодно, лишь бы ты не кричала!
– Чтобы я делала без тебя, Нюр? – прелестные губы ее затряслись, а из глаз скатились слезинки.
– Да ладно, подруга, ты лучше расскажи, где сейчас отец твоего ребенка, какой он?
– Нюрочка, если бы ты видела его, он такой! – глаза ее остановились в одной точке, будто она видит его и рассказывает. – Он высокий, стройный, лицо смуглое, нежное. Глаза темно-серые с поволокой, ресницы густые и пушистые, брови черные, строго очерченные губы. Военная форма ему очень идет, а еще ремень через плечо, ну, глаз не оторвать! – с восхищением проговорила она.
– Он, что офицер?
– Да, офицер, в чине капитана! Мы хотели пожениться с ним, когда он узнал, что я беременна, приходил к моей тетке, просил моей руки! Но она… выставила его за двери! А меня… на следующий день отправила к маме, даже попрощаться не дала и, адресами с ним мы не обменялись! Я знаю, он приходил к ней, просил мой адрес, но она, чтобы ей пусто было! Вот так, мы потеряли друг друга.
Ой, Нюрочка, опять началось, если бы ты знала, как больно!
– Потерпи подруга, потерпи, cкоро мучения твои закончатся!
– Все равно, – продолжала Мария через боль, – я найду его, приеду к нему с дочкой или сыном, вот уж будет рад мой Ванечка!
– Я представляю, Мария, вашу встречу и рада за вас, только ты не сдавайся, ищи его, и обязательно встретишься с ним!
Внезапно залаяли собаки.
– Тррр. Вот и приехали, – послышался мужской голос.
– Мань, Бородиниху привезли, – сказала Нюрка и вскочила с топчана.
– Не уходи, я боюсь её, сейчас будет, матюгать, ты же знаешь, какая она матерщинница?
– Не уйду, Мария, не бойся! – и крепко сжала её руку.
Еще с крыльца, Бородиниха прогремела басистым, звучным голосом.
– Ну, где тут роженица? – она как приведение, мгновенно оказалась в доме и остановилась у топчана, на котором корчилась от боли Мария. На голове повитухи белый платок, завязанный узлом под тонкой морщинистой бородой, серая кофта обтягивала ее упитанную фигуру, а из-под напольной широкой юбки не было видно, во что она обута.
Изумленно посмотрев на роженицу, она широко раскрыла узкие уже отцветшие, бесцветные глаза. Прикусив тонкие губы, она несколько секунд молчала, затем с нескрываемым удивлением спросила: – Мария, ты что ли?
– Я, бабушка, – стыдливо ответила она, закрыв ладонями лицо.
– Не плачь, милая, с кем не бывает? Не бойся меня, все будет хорошо! – она оглянулась на мужчин.
