– Ты все же решила прикончить меня, – прохрипел он со злобой. – Стража! – уже громче позвал он.
Стон заглушил его последние слова. Он попытался схватить меня, но его повело в сторону. Он упал на подушки и отключился как раз в тот момент, когда в шатер вбежали наемники, те, которые привели меня к своему хозяину. Оценив быстро обстановку, один из них приставил к моему горлу лезвие меча, настолько острого, что струйка крови потекла по горлу. Я судорожно сглотнула. От усталости я и подняться не могла, не то чтобы отбросить эрлеванца в сторону. Сейчас моя жизнь висела на волоске. Другой приблизился к своему хозяину с целью проверить его состояние. Нащупав пульс, он кивнул напарнику – и тот медленно убрал меч. Меня неласково дернули за руки, поднимая, и вывели из шатра.
Пришли мы к тому месту, где спали рабы после утомительного дня. Один из наемников привязал меня к общей связке цепей. Шум разбудил женщин. Они с любопытством поглядывали в мою сторону, но молчали. Потом снова улеглись, как ни в чем не бывало. Я же посчитала, что если уж жива, то должна радоваться этому. Свернувшись в комок на песке, я пыталась согреться. Шаль потеряла по дороге и теперь тряслась то ли от холода, то ли от напряжения. Закрыв глаза, я впустила внутрь себя энергию, постепенно согреваясь. Да, доброе дело всегда наказуемо. Надеюсь, к утру вождь придет в чувство, иначе меня ждет незавидная доля. За смерть предводителя отплачу своей жизнью. Стараясь не думать о своем положении, задремала и с первыми лучами солнца открыла глаза. Новый день начинался под крики наемников. Рабам кинули по сухой лепешке и выдали по железной чашке воды. Мне не дали ничего. Пригладив кое-как волосы и стряхнув песок, поднялась со всеми женщинами по приказу низенького эрлеванца. Ноги мои открепили от цепей, а вот кандалы на руках, что тянули вниз своей тяжестью, оставили. Мужчин заставили убирать палатки, а нас, женщин, складывать приборы обихода и всякую утварь на табов. Я не стала возражать. Стыдно было возмущаться. Надсмотрщики не станут различать, по чьей спине пройтись, если рабы вовремя не соберут вещи. А я, по сути, такая же рабыня, как и они. Если окажусь нерасторопной, получу удар кожаной плетью.
Наконец, со сборами было покончено, и мы тронулись в путь. Солнце быстро поднималось над горизонтом, обещая очередной жаркий день. Я прошлась языком по губам, ощущая сухость во рту. Хотелось пить, но меня таким образом наказывали. Главное, пока еще жива, а, значит, вождь или без сознания, или пришел в себя и не торопится меня благодарить. Поднявшись высоко, солнце стало нещадно палить, обжигая лицо и руки. Непривычная к жаре, я шла, щурясь от ослепительного света, изнывая от жажды и стараясь ступать осторожно, чтобы раскаленный песок не попадал в открытые сандалии. Рабыни, привыкшие к жаре, ступали уверенно, многие шли вообще босиком. Передо мной, передвигаясь уточкой, шагала беременная женщина, но и она легче меня переносила длительную ходьбу под безжалостными лучами ослепительной звезды. Сколько мы шли, я не знаю, но, если определять по солнцу, находившемуся в зените, время достигло полудня. Первый привал, а я уже без сил опускаюсь на землю, чтобы тут же вскочить с раскаленного песка. Обожженные солнцем руки и лицо горели, причиняя жгучую боль, глаза слезились от яркого света, во рту все прилипло, и вдобавок даже не могу сесть, чтобы ноги немного отошли от ходьбы. Слезы готовы были брызнуть из глаз, но от злости лишь крепко сжала зубы и опустилась ноги, не садясь на горячий песок.
– Госпожа, – услышала я тихий голос своей служанки.
И тут же радостно повернулась и встретилась с сочувствующим взглядом рабыни.
– Не переживайте, с хозяином все в порядке. Он просто не пришел в себя, еще спит.
А я-то думала, куда она делась. Ведь Зея должна была находиться вместе со всеми женщинами.
– Я попробую вам что-нибудь достать, – глаза девушки радостно сверкнули.
– Если можно – воды. Больше ничего не надо, – попросила я.
– Вот посмотрите, как только хозяин придет в сознание, он освободит вас.
Эрлеванка поспешила отойти от меня, когда заметила, что на нас смотрят. Она появилась через несколько авров и, уловив мгновение, когда наемники отвернулись, подошла ко мне с почти пустым бурдюком. Присев, она вылила остатки воды в небольшую чашу и поднесла к моим потрескавшимся губам. – Пейте, госпожа. Я протянула руку, улыбаясь через боль, так как слишком сухие губы не позволяли это сделать, и только хотела глотнуть, как от резкого удара по запястью не удержала чашу. Она полетела вниз, окропляя драгоценной влагой песок. Изможденная земля тут же впитала ее всю до последней капли. – Нельзя! – крикнул наемник на эрлеванском языке, пройдясь плетью по спине рабыни. Зея виновато глянула на меня и быстро отползла в сторону. Теперь охрана не спускала с меня глаз. Надеяться на то, что получу воду, было напрасным делом. Я подняла взгляд на яркое солнце, прикрывая глаза ладонью. Вечером, когда спадет жара, станет немного легче. Зея принесла хорошую новость. Чтобы я ни чувствовала к эрлеванцу, но убивать его не хотела. Влив столько чистой энергии, совсем не подумала о том, как она повлияет. Сейчас эрлеванский вождь спит, а вечером, возможно, очнется и надеюсь, пощадит, убедившись, что старая рана затянулась. Попробовала через силу глотнуть, но не смогла без слюны. Язык присох к небу. Сколько интересно я выдержу? Через тризу мы снова двинулись в путь. Я пыталась не думать о жажде. Подпитываясь энергией, старалась восстановить свои силы. Чтобы отвлечь себя от невеселых мыслей, мечтала о том, как Шерват освободит меня. Ничего не выйдет у Зихаба. Торговец уже направился в Шимаран и сможет добраться туда раньше нас и передать мою весточку Шервату. Мне нужно только потерпеть до столицы, а там буду действовать по обстоятельствам. Но, когда вечером пришла долгожданная прохлада, и я без сил упала на землю – мои руки все еще были в кандалах. Длительный день подходил к концу, но завтра меня снова ждет очередная пытка. Я закрыла глаза, чтобы остановить слезы, которые тут же испарились от дуновения суховея. Наемники решили экономить на мне воду. Если их хозяин не выживет, они все равно лишат меня жизни. Может, Зея хотела меня подбодрить, а на самом деле состояние вождя не такое хорошее, как она рассказывала? Не знаю как, но я задремала. Усталость взяла свое. Грязная, изнывающая от сильной жажды, накрытая великолепным звездным одеялом, я спала без сновидений, не ощущая ночного холода. Утром еле разлепила глаза. Во рту вторая Сахара, песок в волосах и на одежде. Кожа на открытых участках кожи сильно покраснела и стала напоминать сплошной ожог. Вчера так устала, что даже не успела лечь на землю, как уснула. Боль притуплю, но вот с ожогами придется повозиться. Утренняя процедура по сбору разной утвари повторилась. Я еле стояла на ногах, но держалась только из чистого упрямства. Солнце медленно, но верно поднималось, не щадя ничего живого. Этот ад продолжался снова. Шатаясь, шла в хвосте рабынь, мысленно моля о своем освобождении, но даже в такой момент не думала обращаться за помощью к матери. Я выдержу, чего бы мне это не стоило. С силой прикусила потрескавшуюся, кровоточащую губу. На мгновение закрыв глаза от слепящего солнца, внезапно потеряла равновесие и упала, обжигая колени и сбивая общий ритм ходьбы. Цепи звякнули, натягиваясь и потянув меня за собой. Я вскрикнула от резкой боли, когда кандалы с силой впились в натертую, воспаленную кожу и когда, не удержавшись на коленях, упала всем телом на горячий песок. Второй крик потонул в жалобном стоне. Меня проволокли метр, но вынуждены были остановиться. Послышалось недовольное ворчание надсмотрщиков и свист плетей, но я уже ничего не могла сделать, почти теряя сознание от боли. Похоже, я переоценила свои возможности и готова была сдаться. Щелкнули кандалы – и я почувствовала, что руки мои свободны. Неужели сжалились? Разлепив веки, как через мутную пелену увидела склоненное лицо старого Гигота. Мне показалось или он действительно сожалел? Распрямившись, он вынул меч из ножен, ослепляя сверкнувшим лезвием и направляя острый конец в мою грудь. Закрыла глаза. Ну, вот и все. Кажется, меня все-таки прибьют из жалости, как собаку на последнем издыхании. Внезапный грозный рык зверя нарушил тяжелую тишину. Возгласы рабов были заглушены взволнованными криками наемников. Я удивленно прислушивалась, не в силах разлепить глаза. По моей щеке ласково прошелся шершавый язык, словно утешая и успокаивая, а мокрый нос ткнулся в висок. Потом из груди зверя раздался такой протяжный вой, оглашая пустынные равнины, что уши заложило. Я почувствовала безудержный страх эрлеванцев перед могучим животным. Они отступили, боясь прогневить бога Архуна. Кагибал, которого я смогла приручить, пришел мне на помощь, встав между отрядом вооруженных до зубов наемников и мной. Устрашающий звериный рев потряс пространство, призывая отступить. Я слабо улыбнулась. Хороший котик. И послала ему теплую благодарность. И снова мою щеку лизнули и слегка подтолкнули головой, призывая подняться. Милый, как бы ни хотела, но не смогу. Силы оставили меня. И тут услышала голос, не веря своим ушам. Тихий, успокаивающий, ласковый, так не похожий на постоянно грубый и приказной тон вождя. Зверь замер, прислушиваясь к мужскому тембру, который словно гипнотизировал, обещал побеспокоиться обо мне, что никто не причинит мне вреда. Ответный рык, все еще не верящий словам. И снова поток обещаний, звучащий словно музыка. Я потрясенно вслушивалась в слова. А самое главное, что животное, наконец, поверило. Фыркнув все еще недоверчиво, оно отступило, подпуская ко мне того, кто был виновен в моем состоянии. Я не верила Зихабу. Нет, только не ему. По его милости я чуть не умерла под палящим солнцем Эрлевана и, в принципе, еще могу. Но его руки бережно подхватили меня, заставив испытать очередной шок. Я не чувствовала ненависти с его стороны. Так странно. Он вправду хотел помочь. Так и не открыв глаза, провалилась в блаженное беспамятство.
