«Я не поблагодарил его, – думал мальчик. – Я даже не понял, что должен был что-нибудь сказать ему. Что-нибудь хорошее. Но это ведь Колбасов. Как стыдно. Именно Емеля не позволил мне превратиться в раздавленные кишки».
– Как первая неделя в школе? – спросила мама, откидывая волосы со лба; она всегда так делала, когда вела машину, а ещё она не сводила глаз с дороги, значит, пока не увидит, что у него разбита губа и бровь распухла.
– Я привыкаю, – тихо сказал мальчик, глядя в окно.
– Ты не очень-то весел. Что-то не так?
Илья знал, что она спрашивает не про оценки, насчёт этого мама спокойна. Ещё в прошлом году она перестала проверять его дневник, когда он сказал, что ему нравится учиться. Тогда он сказал правду. В новом классе тоже все удивились тому, как быстро он перемножает трёхзначные числа. Илья давно понял, что если говорить маме правду, она становится спокойнее. А ему нравилось видеть её спокойной.
– В новом классе некоторые парни пытаются самоутвердиться за счёт того, что цепляются ко мне. Но я это переживу.
Мама на мгновение оторвалась от дороги, бросила на сына любопытный взгляд и снова посмотрела перед собой. Она успела увидеть только его затылок: маленькая умная голова, нужно постричь ему волосы за ушами.
– Я рада, что ты это и сам понимаешь, – она переключила передачу, и машина набрала скорость.
Илья смотрел, как зелёные парки сменяются кирпичными кварталами. Тёплый солнечный день. Чёрные мёртвые крылья. Чёрный дым из-под бензовоза. А что, если бы этот день был для него последним?
«Нет. Завтра у меня олимпиада по математике. Неужели я зря готовлюсь?»
Кротов подумал, как будет здорово, когда он станет победителем. Есть в этом городе кто-нибудь сильнее его?
Мальчик был рад вернуться домой. Он проштудировал четверть задачника, а остаток вечера играл в конструктор с младшим братом. И только когда настала пора ложиться спать, Илья вдруг вспомнил: успокоились ли вороны? Или всё ещё кружат и кричат там, в полной темноте?
Озеров
Скрипнула железная калитка в решётчатом заборе, ограждавшем внутренний двор. Широкая площадка для линеек, вся укатанная безжизненным асфальтом, была пуста. Клумбы жёстоко залиты цементом.
Озеров мучительно долго пересекал этот двор. Его шаги эхом отражались от стен.
«Как претория для допросов», – подумалось Кириллу.
Почему школы строят похожими на крепости? Чтобы защитить детей? Или чтобы легче было переносить осаду родителей? Может, из крепости сложнее сбежать? А ещё крепость не так уж легко разнести на куски…
Здание гимназии было построено совсем недавно. Словно два боевых форта по флангам высились боковые корпуса, составлявшие параллельные стены крепости. Там, из узких бойниц, за ним, возможно, следят те, кто будет его пытать.
«Я ничего не имею против детей, – размышлял Озеров, – хотя что, собственно говоря, я о них знаю?»
Ему вспомнился юг, где солнце жарило так сильно, что казалось, всё вокруг ссыхается и хрустит. Хрустят маленькие камушки и тонкие разбросанные стебли кукурузы на бетонной ярко освещённой лучами площадке за большим старым домом. Хрустит раскалённая черепица на крыше. Даже воздух хрустит. Там, на море, к нему привязался шестилетний Серёжа. С ним отдыхала мама – женщина, похожая на добрую бегемотиху из мультфильмов. Сам мальчик по всем законам наследственности был бегемотиком помельче. Он танцевал лучше всех. Иногда переживал: ему нравилась Аня – у неё всегда было с собой что-нибудь такое, во что можно поиграть. Что он нашёл в Озерове и почему приходил к нему со своими вопросами, для молодого человека осталось загадкой.
Кирилл вспомнил, как однажды все сидели на каменных ограждениях клумбы, потому что скамеек не было, и ели арбуз, которым отдыхающих угостили за обедом. Вокруг летали осы, и дети бегали от них с арбузными корками в руках.
Серёжа возник внезапно и задал свой любимый вопрос:
– Что это?
Он указывал на осу, лакомившуюся остатками арбуза.
– Это оса.
– Зачем она нужна?
Озеров впал в ступор. Он никогда не пытался ответить на такой сложный вопрос.
– Она собирает арбуз, Серёжа, и носит его своим сёстрам осам.
Мальчик слушал очень серьёзно. Глядя в упор.
– Ясно. А осы едят суп?
– Вроде бы нет.
– Почему? Их не заставляют родители?
Кирилл с трудом проглотил кусок и, взглянув на Серёжину маму, предположил:
– Может быть, у ос просто нет ложек…
Примерно в таком духе велись и другие беседы.
«Если все дети напоминают Серёжу, то мне придётся хорошенько поворочать извилинами, чтобы ответить на их вопросы».
Когда Кирилл вошёл в здание школы, его встретила недовольная старушка-консьерж.
– Вы опоздали! – бросила она ему в лицо.
– Вы знаете, куда я иду? – удивился Озеров.
– Конференция учителей продолжается уже больше часа.
– Мне пока рано на конференцию. Я на собеседование.
– К нам, такой молодой? – расцвела охранница и тут же добавила грозно: – Сменную обувь взяли?
Озеров отрицательно покачал головой, с ужасом наблюдая, как лицо охранницы багровеет.
– Сядьте вон на ту скамью и ждите. Я сообщу о вашем приходе. Только не ходите здесь. Полы намыты.
Она взяла трубку старого телефона и набрала номер.
Когда Кирилл сказал на семейном ужине о своей новой работе в школе, он даже не подумал, что всех обманывает, потому как ему казалось, что вакансию учителя биологии найдёт быстро, с первой попытки. Но на деле вышло, что ему совсем не рады в большинстве школ и там уже работают учителя по его специальности с многолетним стажем. Около двадцати учреждений, в которые он позвонил, ему отказали сразу. И только в одной гимназии скучный голос секретаря сообщил, что его кандидатуру рассмотрят.
Прозвенел звонок.
Вокруг сновали дети с громадными рюкзаками и мешками со сменной обувью. В душном воздухе стоял гвалт, состоящий из звонких ребячьих голосов, из смеха, топота, ругательств, песен. Кирилл забыл, как шумно бывает в школах. Он всё ещё не верил, что решился сюда прийти, и понятия не имел, что его ждёт впереди.
Прошло десять минут, двадцать, полчаса.
В коридоре висела доска почёта: лучшие учителя гимназии. Он насчитал около пятнадцати фотографий. На них были люди преклонного возраста. Учителей в школе гораздо больше – значит ли это, что те, кто не попал на доску, действительно хуже?
Наконец в коридоре появилась женщина средних лет с причёской, на которой не хватало только блюда с фруктами и поющих канареек. На студенистом лице в подобии улыбки искривился ярко накрашенный рот. Тусклые глаза смотрели на мир с подозрением. Она шла, неспешно переставляя тяжёлые ноги на высоких каблуках, и услышать её можно было задолго до того, как она появилась в зоне видимости. В руках завуч держала папку, такую толстую, как будто там хранилась история всей её жизни.
Озеров поднялся. Она окинула его кислым взглядом.
– На собеседование?
Кирилл кивнул и перекинул рюкзак через одно плечо.
– Даже сменку не удосужился принести… – заложила его охранница.
Взгляд завуча из подозрительного сделался презрительным.
– Это не дело. Но на первый раз простим. Пропустите его, Наталья Павловна.
«Ну и спектакль!» – поморщился Кирилл, следуя за плывущей в сторону лестницы фигурой.
…Его даже не удостоили аудиенции директора. Заведующая учебной частью смотрела на него с недоверием, будто на диковинного зверя. Они сидели друг напротив друга в небольшом кабинете, в котором наблюдался идеальный порядок. Она бесцеремонно разглядывала его во время разговора, а он чувствовал себя, как на рентгене.
– Ну-с, покажите диплом.
– Пожалуйста.
– Синий?
– Как видите.
Он искренне хотел не раздражаться на звук её голоса.
– А к нам приходила девочка из Большого Университета с красным.
– И где же она?
– Она ждёт ответа. Мы ещё думаем, кого брать.
Завуч откинулась на спинку кресла и размякла, она заговорила очень медленно, не спеша:
– Красный лучше, чем синий.
Озеров не выдержал:
– С каких пор цвет диплома делает человека хорошим учителем?
Он понимал, что говорит слишком резко, совсем не так, как должен разговаривать соискатель с работодателем, однако заведующую это не смутило, и она ответила:
– Мы тут готовим медалистов. Учитель должен быть примером… Ну-с, а у вас совсем нет преподавательского стажа?
– Я вёл у студентов лекции на последних курсах магистратуры.
– Что вы преподавали?
Он невольно наклонился вперёд и положил локти на стол:
– Я рассказывал студентам о том, как устроен мозг. Как он работает и как им пользоваться.
– И как, помогло? – женщина издала хриплый звук, слабо напоминающий хохот, – кажется, «механизм смеха» уже давно заржавел и бездействовал. В глазах её не было никакого интереса, так что Кирилл понял: отвечать не обязательно. Однако он ответил:
