Но на лице молодого человека не читалось ни презрения, ни сострадания. Фаине только однажды показалось, что он усмехнулся в руку, или затем и держит ладонь у лица, чтобы никто не заметил его улыбки. «Ну что ж, если он умеет смеяться, значит, продержится здесь какое-то время. Здесь остаются или те, кто всё время смеётся, или те, кто совсем разучился это делать».
В класс размеренной походкой вошла директор. Она вплыла подобно ледоколу, который медленно и величаво ломает шум, как ледяную корку, и оставляет за собой тихую полосу воды. Мария Львовна устроилась в эту школу директором недавно, но, видимо, у неё уже успела сложиться крепкая репутация, раз все замолкали при её появлении. А может быть, она просто умела кратко излагать самую важную информацию, в отличие от остальных выступающих.
Фаина слушала. Говорили про начало года и меры безопасности, про то, что было отремонтировано в школе за лето, про новую мебель в кабинете информатики, которую дети не должны испортить в первый же месяц.
Говорили и про то, что повторялось на каждом педсовете: учителя должны вовремя и аккуратно заполнять журналы, дети не должны ходить без школьной формы и сменной обуви, из столовой запрещено выносить пищу, а родителям нельзя давать школьный журнал в руки без присмотра, так как встречались случаи, когда они приписывали своим детям хорошие оценки. Все эти правила, а также многие другие, будут ещё не раз нарушены, но Фаина слушала и мечтала, что ей удастся с помощью чёткого планирования обойтись в новом году без происшествий.
Мечтала, хотя и знала, что в школе не бывает ни одного предсказуемого дня.
Наконец перешли к частным вопросам. Словно присутствующие были не коллегами, а друзьями по несчастью, Мария Львовна в сердцах рассказала о предательстве выпускницы прошлого года, избалованной и ленивой девицы, над поступлением которой в вуз учителя трудились несколько лет. Девица совсем не хотела признавать свою неспособность концентрироваться на подготовке к экзаменам, отчего виноватой, по мнению родителей, была школа. Особенно яро выступала бабушка, уверенная, что её внучку не оценили твердолобые и жестокосердные преподаватели. Девица, к удивлению педагогов, в вуз всё же поступила. Но бабушка, по профессии юрист, вместо благодарности натравила на гимназию все возможные проверки, вспомнив даже подаренный родителями в класс принтер. И теперь работа почти сотни учителей будет замедленна и обременена бумагами из-за призрака этой старухи, сидящей на пенсии и от скуки и обиды пылающей жаждой мести к школе, которую уже покинула её внучка.
Такие истории в школе не редкость. Фаина вспомнила, как упомянутая девица в восьмом классе незаметно скомкала выданную контрольную по истории с плохой оценкой и сказала дома, что учительница потеряла её работу. Потом приходила та самая бабушка, в шляпке и с вуалью, с большой родинкой над верхней губой, и требовала объяснений. Она говорила с Фаиной, как с несмышлёной девочкой. С тех пор у учительницы все работы оставались на руках, хотя это и выливалось к концу года в горы бумаги.
Когда женский коллектив поохал и попричитал, пришло время представить новых коллег.
– Всем вам хорошо известно, что мы начали год без учителя биологии, коллеги, – начала Мария Львовна, – но больше нам не придётся заменять этот предмет. Я считаю появление молодых учителей, особенно мужского пола, хорошим знаком для начала успешного учебного года…
Директор не успела договорить – теперь класс наполнился таким гулом и жужжанием, что перекричать кого-то было невозможно.
– Озеров Кирилл Петрович, молодой специалист. Он имеет небольшой опыт преподавания и степень магистра. Время не терпит, и послезавтра он уже будет работать вместе с нами. Коллеги, прошу оказать всякое содействие и помощь. А сейчас Кирилл Петрович расскажет немного о себе.
Новый учитель встал, кивнул, проговорил пару дежурных фраз и сразу сел на место.
– Смелый, – шепнула Элеонора Павловна, – или безумный. Чего он сюда припёрся?
«И сдержанный, – подумала Фаина, – не стал раскрывать хвост, как павлин. Терпеть не могу мужчин, которые становятся садовниками в цветнике. А может, все мы уже стары для него?»
Впрочем, на него бросали разные взгляды, от любопытных до полных сомнений.
«Они не верят, что он продержится долго, – поняла Фаина. – Сколько их приходило, а один только Штыгин остался. Ну, тот хотя бы был на войне. Детям это интересно. Кажется, многие здесь сомневаются и в профессионализме новичка. Штыгин умеет командовать. Я – соблюдаю правила. Элеонора распекает и подкалывает шутками через одного, а чем возьмёт он?»
Учительнице истории стало известно, что в гимназии Озеров появился сегодня, говорили даже, без предварительного звонка. Если бы мы не нуждались в учителе биологии, разве его взяли бы так легко? Ещё полчаса назад он сидел в кабинете директора, и вот его уже приглашают на общее собрание. Всего за полчаса о новости уже знали все дети. В первый рабочий день он сразу выйдет на пять уроков, и дальше ему придётся применить все свои способности, чтобы выдержать напор сотен разных характеров. Первые часы решат всё. Если бы только можно было делать ставки, как разбогатели бы некоторые учителя! Потом он может проработать месяц или два, но с самого начала будет ясно, за кем первый бой: за учениками или за учителем. Добро пожаловать на нашу войну с темнотой!
Они изучат его под микроскопом, как инфузорию-туфельку, и добавят все известные красители. Но даже если он останется – это только начало главного сражения длиной во всю жизнь…
Мария Львовна представила ещё двух новых сотрудников. Однако они не вызвали у Фаины особого интереса. Одна женщина пришла на должность учителя начальных классов. Этот шаг позволил ей устроить в гимназию младшего сына. Начальная школа находилась на другом этаже, поэтому Фаина сразу решила, что времени и сил на то, чтобы завязать новое знакомство, у неё не будет.
Вторую учительницу нельзя было назвать новой сотрудницей: во-первых, ей уже семьдесят пять, во-вторых, она с перерывами работала в гимназии с тех пор, как школа возродилась из ЗАГСа. В последние годы Анна Сергеевна Богачёва дважды уходила на отдых по причине болезни, но возвращалась. Её невозможно было представить больной, среди учителей её называли «живчиком». Для своего возраста она демонстрировала необычайно ясный ум и рассыпала вокруг щедрые заряды бодрости и веселья. Она была известна тем, что пела на юбилеях комические куплеты и танцевала наравне с молодыми.
Некоторые педагоги часто были недовольны тем, что она задерживала уроки, когда в пылу с детьми исполняла музыкальные хиты со всего мира, не замечая звонка. Анна Сергеевна пела высоким писклявым голосом, как у девочки, её морщинистые руки игриво бегали по клавишам, увлекая самых стеснительных детей в космос музыкальной эйфории. Возращение Богачёвой было встречено коллективом бурными овациями.
Мария Львовна попросила у присутствующих прощения и удалилась. У кабинета директора её ждала толпа недовольных родителей – довольные просто так не приходят. Как ни мучительно было Фаине сидеть на собрании, но оказаться на месте руководителя ей сейчас не хотелось.
«Я хороший исполнитель. Я профессионально выполняю то, что мне поручили. Вот и всё».
Следом за директором снова затянула скучнейшую песню завуч Маргарита Генриховна: перетаптываясь с ноги на ногу, голосом воспитателя детсада она слишком много говорила о предназначении учителя и о других возвышенных вещах людям, которые устали настолько, что готовы были прилечь хотя бы на пол.
За это время Фаина успела хорошо разглядеть коллег.
Молодая учительница французского дёргала за прядь волос сидящую перед ней «немку» и шептала ей что-то на ухо, последняя, в свою очередь, мечтательно оглаживала юбку с бахромой, рассматривая узор на подоле. Штыгин глубоко задумался и как мальчишка ковырял ручкой винтик на парте. Богачёва что-то рассказывала сидящим вокруг своим высоким писклявым голосом. Кто-то тарабанил ногами, кто-то даже залез в смартфон и смотрел погоду на выходные.
Многие выглядели загоревшими и хорошо отдохнувшими. Чего нельзя было сказать о Фаине. Кажется, затеять дома ремонт летом было не лучшей идеей. Ну ничего, через месяц учебный процесс сделает все лица одинаково бледными и постными.
Пока она рассматривала наряды женщин и переписывалась ехидными записочками с Элеонорой Павловной, в собрании незаметно возникло молчание. Фаина не сразу поняла, в чём причина тишины, и на всякий случай тоже умолкла.
– Коллеги, это просто смешно, – продолжала Маргарита Генриховна, – на прошлом педсовете в конце весны мы просидели так четыре часа и никто не взял на себя ответственность. Что же это получается? Дети никому не нужны? Теперь у нас больше нет времени, и пора решать. Я прекрасно понимаю, как вы все загружены…
