также укрылись в их подвале. Однако, когда в одну из ночей стало известно, что отделение почты, расположенное напротив их дома, в ближайшие часы будет атаковано НАТО, семья Иванович сломя голову бросилась к родственникам, жившим примерно в десяти минутах езды от них. По пути автомобиль несколько раз сотрясался от взрывов. «Для меня это был самый опасный момент за всю войну», – рассказывает Ана Иванович. «Когда мы вернулись на следующее утро, мы увидели, что дома, мимо которых мы проезжали накануне вечером, были полностью разрушены. К счастью, наш дом остался цел».
Спустя какое-то время бомбардировки стали привычным делом. Многие сербы смирились со своим бессилием и начали частично возвращаться к повседневной жизни. После первых недель бомбардировок молодые талантливые теннисисты Новак Джокович и Ана Иванович вернулись на корт. Начали снова проводить молодежные турниры. Но как только раздавались сирены, матчи немедленно прерывали. В этот период Джокович и Иванович стали близкими друзьями. Они уже были знакомы раньше, потому что, когда Ане было четыре года, она бывала в ресторане Джоковичей со своими родителями во времена теннисного лагеря в Копаонике. Кроме того, отец Аны и дядя Новака, Горан, были одноклассниками. И еще кое-что объединяет эти два теннисных таланта: они одного года рождения. Они соревновались в одной возрастной группе, проходили вместе различные дополнительные курсы, выезжали на сборы и участвовали в одних турнирах. Игра в теннис в военное время сплотила их.
По сей день Джокович и Иванович очень хорошо ладят. Однако о любовной связи, о которой постоянно мечтали сербские газеты, и речи не было. Когда Джокович говорит о победительнице Открытого чемпионата Франции 2008 года, он всегда называет ее своей «сестрой», с которой его навсегда связывают воспоминания о ночи бомбежек 1999 года. Правда, они никогда не сидели в одном подвале. Но ощущали одно и то же чувство страха.
В 2011 году Новак Джокович снова вернулся в «свой» подвал с американским каналом CBS в рамках программы «60 минут». Смотря телевизионные кадры, невольно начинаешь сомневаться в том, могло ли это место выдержать настоящую бомбежку. Бомбоубежище больше похоже на чулан с чуть более толстой дверью. Около 20 семей проводили здесь ночь за ночью в течение трех месяцев, тряслись от страха, надеясь на лучшее. Для Джоковича это место также ассоциируется с окончанием его детства. Ему было одиннадцать лет, когда война перевернула жизнь семьи с ног на голову. Его брату Марко было восемь лет, Джордже – четыре. Новак внезапно начал чувствовать ответственность за жизни двух своих младших братьев. Поскольку атаки НАТО на Белград все учащались, сербская противовоздушная оборона больше не могла своевременно предупреждать граждан об атаках. Взрыв – сирена – бегство. По такой схеме проходили ночи. Семья все чаще оставалась на ночь в квартире дедушки Владо, так быстрее было добраться до убежища. А если Джоковичи и ночевали в собственной квартире, расположенной в нескольких сотнях метров, то они при первых звуках сирены мчались в дом дедушки, чтобы быстрее укрыться в его подвале.
«Внезапно вся комната затряслась», – вспоминает Новак об одной из тех ночей. Они спали все вместе в гостиной их маленькой квартирки. Нужно было торопиться. «Ноле, присмотри за своими братьями!» – крикнул его отец. Его мать слишком быстро встала и, поскользнувшись, ударилась головой о край стола, на мгновение потеряв сознание. Ей понадобилось время, чтобы прийти в себя. Срджан Джокович поддерживал свою жену, когда она спускалась по лестнице на улицу. Ноле следил за своими братьями. Неожиданно он споткнулся и упал на холодную землю темную ночью. Членов его семьи не видно. «Мама! Папа!» – отчаянно кричал Новак. «Мама! Папа!» Внезапно над ним появился огромный бомбардировщик F-117. Джокович увидел, как самолет сбросил две бомбы над его жилым кварталом, рядом с его домом. В ту ночь пострадала больница. Небо озарялось огненно-красным светом. Удары бомб гулко отдавались в ушах мальчика. Словно окаменев, он наблюдал за атакой. «Идем же, Ноле», – звал его отец. Сквозь огненно-красный свет Новак разглядел силуэты своих родителей. Они виднелись в конце улицы. Одиннадцатилетний мальчик вскочил и со всех ног бросился к своей семье. В нос ему ударил запах дыма, металла и песка. В ушах раздавался звон от разрывов бомб. Громкие звуки до сих пор пугают Новака Джоковича.
Спустя какое-то время семья добралась до квартиры дедушки Владо. В ту ночь закончилось детство Новака Джоковича. В подвале не было места веселью. От шуток не осталось и следа. Здесь каждый испытал на себе жестокость войны.
В Сербии (и не только там) какое-то время велись ожесточенные споры о справедливости или легитимности вторжения НАТО. Многие обвиняют западных политиков в стигматизации. Маленький одиннадцатилетний мальчик не мыслил такими категориями. Для него было ясно только одно: эти люди хотели у него что-то отнять. Что-то, что для него священно. Его семью и дом.
Когда Джокович публично говорит о политических причинах, связанных с войной на его родине на рубеже тысячелетий, он всегда продумывает свои слова. Прежде чем ответить, он обычно делает паузу. Делает глубокий вдох. Он знает, что каждое его слово может сыграть свою роль. С одной стороны, он хочет разоблачить несправедливость сербского режима и не может отрицать военные преступления, совершенные сербскими военными. Но, с другой стороны, он также хочет подчеркнуть жестокость НАТО по отношению к сербскому населению. Поведение Джоковича говорит о том, что он был бы не прочь жестко осудить НАТО и принятые в то время решения. Но он знает, что такая позиция не принесет ему признания за пределами Сербии и сделает его еще более непопулярным в кругах теннисных фанатов.
Хотелось бы, чтобы Джокович смог забыть о зверствах сербской армии, особенно тех, за которые был ответственен тогдашний глава государства Слободан Милошевич. Милошевич, еще находясь на посту, был обвинен в геноциде Трибуналом Организации Объединенных Наций по военным преступлениям. Чуть позже ему пришлось предстать перед Международным уголовным судом в Гааге по обвинению в «преступлениях против человечности». Обвинение состояло из 66 пунктов, включая сотни тысяч случаев геноцида, интернирования, депортации, массовых убийств. Но Милошевич умер до вынесения приговора.
Новак Джокович отказывается давать оценку политическим вопросам, вместо этого он фокусируется на своей роли профессионального теннисиста и отдает предпочтение игре, в которой политика и спорт не имеют ничего общего. И тем не менее это не останавливает его перед тем, чтобы назвать спорт жертвой тех ужасных исторических событий. По его словам, спорт пострадал прежде всего потому, что политика Милошевича разрушила спортивную инфраструктуру на его родине. А война, говорит Джокович, –
