А дальше?
Воспроизвести картину дальнейших событий никак не удавалось. Она решила вернуться в самое начало, чтобы получить новый импульс и пройти весь путь еще раз до того момента, когда память обрывается. Дорога. Виски. Верблюжье мясо. Дорога. Виски. Верблюжье мясо. И что потом? А потом… ничего.
Одна пустота.
Неужели она действительно так много выпила? Когда-то она теряла сознание от алкоголя, но очень давно. Со времен университета такого не случалось. Конечно, она пила на пустой желудок. Идиотка.
Она снова зажмурилась. Дорога. Виски. Верблюжье мясо.
И вдруг она вспомнила, как хлынула вода. Может, ей просто показалось? Нет. Вот оно, снова – холодная вода, прибывающая с невероятной скоростью.
И еще кое-что: рука, крепко держащая ее за предплечье. Чья это рука? Рыбака?
Она открыла глаза и подняла рукав. Кожа на верхней части тела была сейчас вся в пятнах, но ей показалось, что она может различить четыре небольших синяка – каждый размером с отпечаток пальца – которые отличались от остальных.
В этот момент в дверь постучала Амина.
– Войдите, – хрипло крикнула Флоренс.
Пожилая женщина принесла поднос с тостами и яйцами. Через минуту она вернулась с большим медным чайником и налила дымящийся мятный чай, хотя очевидно, это проще было бы сделать на кухне. В детстве, когда Флоренс болела, матери редко удавалось взять выходной, и сейчас было приятно чувствовать заботу.
Амина с удовлетворением наблюдала, как Флоренс потягивает сладкий чай.
– Ваша подруга уехала? – спросила она.
Флоренс кивнула. Она не стала говорить, почему поменяла комнату или что случилось с Хелен. Она даже не объяснила, откуда у нее синяки. Это можно было бы списать на спутанность мыслей от обезболивающего, но на самом деле мысль, что Амина будет смотреть на нее так же, как полицейский, казалось невыносимой.
– Она вернется?
– Не думаю. Она поехала обратно в Марракеш.
– Без… – Амина обвела жестом комнату, заваленную вещами Хелен.
– Она увезла кое-что в маленькой сумке. Остальное заберу я, когда поеду.
Больше вопросов Амина задавать не стала.
Почти весь день Флоренс дремала, то и дело просыпаясь, охваченная паникой. В какой-то момент она подумала, что у нее, возможно, было пищевое отравление – так хотелось получить объяснение, которое сняло бы с нее груз ответственности. Может быть, Хелен каким-то образом заставила ее выпить слишком много. Ведь дома, в Штатах, вина она никогда не жалела.
Наконец, когда сгустились сумерки, Флоренс потянула руку за обезболивающим и опять приняла двойную дозу. Когда она снова проснулась, было уже утро.
______
За ночь жара усилилась, и Флоренс ощущала ее, точно второе одеяло. Было, похоже, уже больше тридцати градусов. Она сбросила покрывало, придвинула две подушки к изголовью кровати и осторожно уселась на них. Было больно, хотя боль уже притупилась. Она потянулась за телефоном и тут же вспомнила, что у нее его больше нет. Посмотрела на таблетку на тумбочке, но решила не пить. Она была уверена, что вчерашний приступ растерянности и отчаяния случился в том числе под воздействием обезболивающего. Повторения ей точно не хотелось.
Сидя в жаркой светлой комнате, она чувствовала кислый запах, исходящий от ее тела. Душ она не принимала уже больше двух дней. Глупо, но именно сейчас она пахла самой собой, своей плотью. «Сколько усилий мы должны приложить, чтобы скрыть свой естественный запах», – подумала она.
На дрожащих ногах она пошла в большую выложенную плиткой ванную и долго стояла под душем, старясь держать загипсованное запястье как можно дальше от воды. Ссадины и царапины жгло, но это скорее бодрило. Сейчас для нее были важны именно физические ощущения: думать совершенно не хотелось.
После, обернувшись полотенцем, она взяла с полки стеклянную баночку с густым увлажняющим кремом и нанесла его на тело похлопывающими движениями. Зачесала назад волосы и посмотрела на себя в зеркало.
Она поняла, почему
