— И обе схемы были реализованы!
— В конечном итоге, да. Однако урановая бомба на принципе сближения три года разрабатывалась в СКБ-47 под руководством главного конструктора Кулакова. Однако у него не было экспериментальной базы и нужных специалистов, а потому не удалось довести разработки до конца. А в КБ-11 внимание было сконцентрировано на сжатии плутония, и сразу появилась надежда на хорошие результаты.
— А как вы попали в КБ-11?
— Я учился на факультете боеприпасов МВТУ. Темой моего дипломного проекта была неуправляемая зенитная ракета, и я рассчитывал и в будущем заниматься этим. Однако нас четверых пригласил для разговора капитан госбезопасности. Мы переговорили с ним, а потом на комиссии по распределению нам сказали, что «товарищ капитан берет на работу»… А потом меня пригласили на беседу. «Я — Кирилл Иванович Щелкин, — представился хозяин кабинета, — А это Юлий Борисович Харитон». Сперва они поинтересовались состоянием моего здоровья, потом заговорили о семье. Создалась непринужденная обстановка. Начали беседовать о порохах, ВВ, их свойствах, технологии, о взрывных процессах, о методах исследований процессов горения, о ракетных двигателях. Потом они попросили рассказать о дипломной работе. Я ответил, что материал работы совершенно секретный и разглашению не подлежит, тогда Щелкин и Харитон сообщили, что в этом кабинете можно обсуждать подобные государственные тайны. Но я не сдавался: «Раз от меня скрывают подробности моих будущих занятий, значит не обо всем можно рассказывать!» И тогда Щелкин сказал: «все присутствующие будут заниматься разработкой атомной бомбы, а это посекретнее, чем ваша зенитная ракета». «Но ведь я ничего об этом не знаю!» — вырвалось у меня. «Атомная бомба — боеприпас, которому положено взрываться, — спокойно возразил Кирилл Иванович. — А всякий взрыв — это процесс, который имеет все стадии жизни, как и жизнь человека, а именно: зарождение, развитие, жизнь, старение и спад, а затем — «смерть», то есть конец. Только в атомной бомбе этот процесс протекает не за десятилетия, а за микросекунды. И если мы сумеем такие мгновенные процессы записать в виде графиков на бумаге или на фотопленке, считайте, что атомная бомба у нас в кармане»… Через несколько дней я уже был на «Объекте»… Это случилось в апреле 1947 года.
— И сразу включились в работу?
— Конечно, потому что времени на «раскачку» не было: Щелкин сразу предупредил, что мы уже отстаем от установленных правительством сроков.
— И в чем заключалась именно ваша работа?
— Принципиальная схема атомной бомбы, примерные размеры ее элементов были уже вчерне определены, и конструкторы вели более подробную проработку всех ее узлов и деталей. Основной, совершенно новой для всех составной частью был сферический заряд, инициируемый одновременно в 32 точках по наружной поверхности. Верхний слой заряда состоял из «фокусирующих элементов», преобразующих 32 сходящиеся детонационные волны в одну сферически сходящуюся. Сам заряд состоял также из 32 элементов. Внутрь вставлялся алюминиевый шар с плутониевым зарядом в центре. Я работал в отделе натурных испытаний. «Мелочам» уделялось особенно большое внимание. Кирилл Иванович Щелкин, имевший богатейший опыт экспериментальных исследований, всегда и везде предупреждал: «Бойтесь мелочей, ибо они всегда подводят, поскольку им, как правило, ученые не уделяют внимания»… К апреля 1949 года элементы фокусирующего пояса заряда были отработаны. Но оставалось еще множество проблем… Лично мне, прикомандированному к группе А.Д. Захаренкова, довелось участвовать во всех работах по приготовлению и исследованию взрывчатых смесей, по отработке технологии изготовления деталей из них, по освоению фотохронографов и многое другое. Это была работа испытателя.
— Понимаю, что было много нового, необычного. Но что помнится до сегодняшнего дня особенно отчетливо?
— Это была очень трудная, но творческая работа, а потому она помнится до деталей.
— И все-таки?
— Образ Кирилла Ивановича Щелкина. Ученый, человек и администратор — все три качества весьма удачно сочетались в нем. Главная заслуга в том, что первая атомная бомба была разработана в короткий срок и на высоком техническом уровне, пожалуй, принадлежит ему. В то время ему исполнилось только 36 лет, но у него уже был богатейший опыт экспериментальных исследований детонационных процессов в газах, результаты его исследований широко использовались в практике. И руководство страны не ошиблось, назначив его заместителем научного руководителя по решению атомной проблемы.
— Много писалось и говорилось о Курчатове, Харитоне, Зельдовиче, Сахарове, но очень мало о Щелкине. Чем это объясняется?
— Не все в истории справедливо… Щелкин же играл ключевую роль на первом этапе «Атомного проекта», а затем он отошел в сторону — из-за болезни, а вскоре вообще ушел из жизни. Но для меня нет сомнений, что он стоит рядом с Курчатовым и Харитоном, не случайно три Звезды Героя Социалистического труда они получали вместе. Кириллу Ивановичу были свойственны вера в возможности коллектива, в осуществимость начатого дела, какие бы трудности ни встречались на пути. Своим энтузиазмом и колоссальной работоспособностью он вселял в людей силы и уверенность. Он умел создавать доброжелательную обстановку, вовремя дать дельный совет, снять эмоциональное напряжение, что было особенно ценно в то время. Он был скуп на похвалу, но внимание его к каждому сотруднику было видно всем. На лице его всегда сияла радость, когда он был доволен людьми, результатами их работ. Неудовольствие же, вызванное, как правило, неисполнительностью или нечестностью сотрудника, он обычно выражал словами: «Я-то на вас надеялся, а вы меня и подвели». Такие слова даже самыми черствыми людьми воспринимались значительно острее, чем грубый разнос или даже наложенное взыскание.
— Рассказывают, что над Щелкиным после взрыва первой атомной бомбы подшучивали, мол, он «расписался» в ее получении, а на «склад» потом не вернул?!
— Было и такое… Но до этого момента шла невероятно тяжелая работа, однако мы получали от нее огромное удовольствие, так как она была интересной и творческой. К началу 1949 года стало вполне очевидным, что все элементы шарового заряда, включая нейтронный запал и плутониевые детали — основной заряд, отработаны и нет сомнений в их работоспособности, так как характеристики удовлетворяют всем жестким требованиям. На заводе были отработаны технологии изготовления и сборки узлов заряда со стабильными параметрами. Наступила пора готовиться к полигонным испытаниям. В частности, надо было испытать системы подрыва. Миллион раз мы включали ее! Так мы убедились в ее абсолютной надежности…
— О подготовке полигона, о его оборудовании уже рассказывалось довольно много. О чем, на ваш взгляд, известно мало?
— Я бы выделил несколько ключевых моментов. В начале июня в КБ-11 прибыла Государственная комиссия. Ее возглавлял Б.Л. Ванников. Комиссия изучила все материалы и приняла решение об испытании бомбы. Руководителем испытаний был назначен Ю.Б. Харитон, а его заместителем К.И. Щелкин. Тут же были созданы рабочие группы по подготовке к испытаниям. Я вошел в одну из них по подготовке системы автоматики управления подрывом заряда. Вскоре наша «экспедиция» прибыла на полигон. В начале августа четырьмя самолетами были доставлены пять комплектов узлов и деталей зарядов.
— Что-то забавное помните?
— Кстати, юмора и шуток хватало, хотя работа и была напряженная… Помню, как полковники-строители вооружились лопатами и в поте лица долбили бетон у основания башни.
— Солдаты туда не допускались?
— В это время уже им не положено было находиться у башни — только офицерам… А дело в том, что яма, предусмотренная проектом, у основания башни была зацементирована. Начальник строителей посчитал, что в эту яму может свалиться начальство, заглядевшись на верх башни. Но в этом случае тележку с бомбой нельзя будет закатить в лифт, ее нужно будет поднимать. Вот и долбили бетон полковники — ведь башня уже была принята Государственной комиссией и взята под специальную охрану. Кстати, однажды А.П. Завенягин все-таки упал в эту яму. К счастью, он не пострадал, но перед ямой тут же поставили шлагбаум.
— Режим был жесткий?
— Конечно. Все было под охраной войск МГБ. Всем было запрещено вести любые служебные переговоры, кроме специально отведенных мест. Передвигаться между площадками можно было только группами. Многое было, конечно же, излишним, но тем не менее нам, специалистам, режим не мешал, а потому качество работ было на высоком уровне. По крайней мере, мы к этому стремились…
