Но приказ есть приказ, и несколько лет Славский неукоснительно выполнял волю Берии. Однако после испытаний первой атомной бомбы он все-таки решил нарушить запрет и отправился на охоту — шла северная птица. Берия смолчал. Тогда Славский решил пострелять тетеревов — снега было мало, и птицы высаживались по березам, где становились прекрасными мишенями. Берия при очередной встрече не преминул заметить, что охотой не следует особо увлекаться. Ефим Павлович понял, что запрет снят. После испытаний первой бомбы Берия стал добрее к тем, кого сам и награждал Звездами Героев.
Зачем Берии бомба?
Первый вариант предусматривал полную тайну. Ближе к рассвету шоссе Энтузиастов и все улицы, ведущие к Кремлю, перекрывались. Два автомобиля под специальной охраной пересекали Москву и въезжали через Спасские ворота в Кремль. Утром в специальной палатке, которая разбивалась у Царь-пушки, проходила окончательная сборка «изделия», и уже после этого официально объявлялось, что первая термоядерная бомба находится в Кремле и может быть взорвана в любую минуту.
Второй вариант действий предполагал, что все будет проходить публично. После объявление о том, что на шоссе Энтузиастов находится контейнер с термоядерной бомбой, а во втором грузовике — пульт управления, начинается движение в сторону Кремля. Естественно, охрану и порядок обеспечивают сотрудники служб безопасности и верные воинские подразделения. Кортеж торжественно прибывает в Кремль и здесь, если того потребуют обстоятельства, проходит окончательная сборка «изделия»…
Лаврентий Берия выбрал первый вариант. Группа его генералов выехала на Южный Урал.
В этой истории много догадок, секретности и недоговоренности. Никаких документов не осталось. Впрочем, не исключено, что они хранятся и сегодня «под семью замками», потому что их официальное признание заставит пересмотреть всю дипломатию атомной эпохи человечества.
Речь идет о попытке Л.П. Берии спасти себя и захватить власть в стране с помощью атомной бомбы.
Это пример первого атомного шантажа, который, к счастью, был предотвращен нашими учеными.
Вся история «Атомного проекта СССР» свидетельствует, что из высшего руководства страны только два человека — Берия и Сталин — были в курсе всех дел, связанных с созданием атомного оружия. Естественно, весь контроль осуществляло ведомство Берии. На каждом участке создания бомбы были его представители. Они возглавляли ПГУ при Совете Министров СССР, они следили за всеми, кто работал в «Проекте». И не только в закрытых городах, но и во всех НИИ и КБ, имеющих какое-то отношение к работам по бомбе, находились специальные «уполномоченные» — это были глаза и уши Берии. «От блеска генеральских звезд слепнут наши глаза» — строка неизвестного поэта-физика донесла до нашего времени суть работы ведомства Берии.
Секретность была тотальной. Малейшее упоминание об атомной бомбе, о плутонии, об уране каралось моментально и жестоко.
Один из физиков вернулся с Урала в Москву. Его сын сказал в школе, что они жили в городе, где делают атомные бомбы. На следующий день отец и мать были арестованы. За разглашение государственной тайны они получили по десять лет «без права переписки», что чаще всего в ГУЛАГе означало гибель. А школьник был отправлен в сиротский приют.
В штабе «Атомного проекта» — ПГУ — неожиданно выясняется, что секретные документы уничтожил один из работников, который не имеет соответствующего разрешения. Тут же принимается Постановление Совета Министров СССР, в котором наказываются не только все виновные в допущенной погрешности, но и руководителям ПГУ «строго указано». Кстати, текст самого постановления показывает, как надо хранить государственную тайну: непосвященные понять, о чем идет речь, не могли.
Берия же знал все. После смерти Сталина он был единственным человеком, который контролировал атомную проблему. Так получилось, но именно в его руках оказалось самое страшное оружие ХХ века. И он рвался к власти, убежденный, что место Сталина по праву принадлежит ему.
Он догадывался, что его «соратники по власти» попытаются отстранить его, но считал их слабаками. Самоуверенность и стоила ему жизни. Перед самым арестом он успел передать приказ своим генералам: доставить в Москву термоядерную бомбу. Ту, что изготовляется сейчас…
Анатолий Петрович Александров рассказывал:
— Вдруг в какой-то момент меня и многих других отправляют в то место, где изготовляется оружие. С таким заданием, что вот подходит срок сдачи — и что-то не ладится. Это было летом 53-го года… Мы приехали туда, стали разбираться, оказалась довольно интересная вещь. Что, попросту говоря, детали, спрессованные из гидридов в нужной комбинации, из-за того, что тритий-то радиоактивный, меняют свои размеры. Они пухнут и так далее. В общем, нужно было переходить на какие-то новые идеи. И над нами страшно сидели генералы, которых прислал тогда Берия, и нам было строгое задание дано работу эту моментально закончить, передать первый образец оружия этим генералам. И вдруг, в какой-то день, Курчатов звонит Берии, но его нет. Курчатов должен был каждый день два раза докладывать Берии, как обстоит дело. И он докладывал словами, так сказать, условными всякими. Хоть это было по В.Ч. Курчатов звонит — Берии нет. Он звонит его помощнику Махневу — его нет. Вдруг все генералы начинают быстренько исчезать. Нам приносят газету — спектакль в Большом театре, правительство сидит в ложе, среди них Берии нет. Какие-то слухи, какие-то странные переговоры. В общем, мы нашей технической стороной занимаемся, а уже сдавать-то некому эту штуку. Прессинг прошел. Мы были посланы туда с четким поручением — закончить работу очень быстро и передать готовое изделие этим генералам. Вот у меня такое впечатление получилось, что Берия хотел использовать эту подконтрольную ему бомбу для шантажа. И не только у меня — у Курчатова тоже было такое же впечатление, потому что мы по этому поводу с ним говорили, прогуливаясь там в садике…
Некоторые факты подтверждают догадку Александрова и Курчатова. О том, что Берия лично, без консультации с другими членами правительства и без санкции председателя Совета Министров СССР Г. Маленкова, отдал распоряжение об изготовлении первого образца водородной бомбы (знаменитой «слойки» Сахарова), упоминал в своей «обличительной» речи Маленков. Берия перечеркнул проект Постановления СМ СССР, которое традиционно для таких случаев было подготовлено, и сказал, что его подписи вполне достаточно. Очевидно, он был убежден, что именно он станет во главе государства.
Берия был расстрелян. А вскоре чудовищный термоядерный взрыв на Семипалатинском полигоне осенью 1953 года стал своеобразным салютом памяти руководителю «Атомного проекта СССР».
Боится ли бомба муравьев?
Окончательное решение принял Главный конструктор Ю.Б. Харитон. На вопрос Курчатова он ответил решительно:
— таких испытаний мы не проводили, а, следовательно, рисковать нельзя.
Курчатов тут же распорядился, чтобы «изделие» немедленно извлекли из самолета и поместили в транспортный контейнер.
Оказывается, причиной беспокойства стали… муравьи. На аэродроме их было огромное количество, и они доставляли немало неприятностей испытателям.
А тут случилось непредвиденное. Испытания из-за ухудшения погоды были отложены на сутки. «Изделие» уже находилось в самолете, и его решили оставить там.
Вечером испытатели начали размышлять: что случится, если муравьи заберутся в «изделие» и замкнут контакты? Произойдет ли в этом случае взрыв?
Однозначного ответа не было, и тогда своими сомнениями испытатели поделились с Игорем Васильевичем Курчатовым.
Утром проверка «изделия» и подготовка его к полету началась «с нуля». Бомбоделы рассказывают, что на корпусе одного муравья, довольно крупного, они все-таки нашли… Впрочем, проверить это невозможно: не всегда можно определить, шутят физики или нет.
Не чудо, а чудище…
Президент АН СССР А.П. Александров взял меня на борт самолета, на котором он летел с Байконура. Анатолий Петрович впервые видел, как стартует ракета (на орбитальную станцию «Салют-6» ушел на работу интернациональный экипаж), и это зрелище произвело на него большое впечатление.
Во время интервью я задал, оказывается, бестактный вопрос:
— Неужели старт ракеты поражает больше, чем ядерный взрыв?
— Я не был на испытаниях оружия, — ответил ученый.
— Не может быть?! — не удержался я.
— Почему же? — теперь пришла очередь удивляться академику. — Мы были воспитаны так, что не следует не лезть не в свое дело. АП конструкция оружия, его испытания — не мое дело, это ведь не реакторы. Хотя, не буду скрывать, хотелось посмотреть своими глазами и на это чудище.
