Отмечая это, все же хочется подчеркнуть, что чрезмерное увлечение централистскими идеями Мономаха, когда еще не сложились условия для их осуществления, было бы неправильным, как и превращение Ольговичей в князей-вотчинников, сидящих в своей «отчине» и кроме нее не желающих ничего видеть. Все же проводить особенно резкую грань между обеими княжескими линиями вряд ли возможно.
Всеволоду и Мономаху далеко до позднейших «собирателей Руси», и их «уные» еще не дворянство, развившееся в эпоху самодержавия, а гридь, садящаяся на землю.
Поэтому следует пересмотреть установки П. Голубовского и Д. Багалея, усматривающих в Мономахе и Мономаховичах носителей идей самодержавия, а в Ольговичах — «идеи областничества, федерализма». Конечно, Ольговичи тесно связаны с местным боярством, которое влияет на их политику, что и делает ее более типичной для эпохи феодальной раздробленности, чем была политика Мономаховичей, основанием которой была тенденция опереться на дружинников и горожан против местного боярства и против старых городов с их боярской олигархией, фактически руководившей вечем. Для Мономаховичей типично также стремление к объединению отдельных феодальных государств.
Несмотря на эти отличия, провести резкую грань между политикой обеих линий княжеского дома довольно трудно, так как и Ольговичи, потомки одного из Святославичей, знаменитого Олега Гореславича «Слова о полку Игореве», часто выступают инициаторами воссоединения давно уже распавшихся «лоскутьев» «скороспелой империи Рюриковичей».
Через год после битвы у Нежатиной Нивы Святославичи вторично пытаются отобрать захваченную у них вотчину — Чернигово-Северскую землю. На этот раз неудачник Олег оставался в Тмутаракани, а поход возглавил Роман Святославич. Снова в качестве основной силы князей-изгнанников выступают половцы. По-видимому, сама княжеская дружина состояла из пестрой в этническом отношении толпы воинов-дружинников, в числе которых были и русские, и ясы, и касоги, и хазары. Последние сыграли большую роль в этом походе Романа, да и во всей жизни изгнанников Святославичей. Разгромленный Святославом и добитый походом византийцев и русских 1016 г. Хазарский каганат перестал существовать, но многочисленное население хазарских городов и остатки собственно хазар, некогда господствующего класса Хазарии, продолжали жить в селениях и городах нижней Волги и на Северном Кавказе. Хазарские дружины, в известной своей части, сменили службу кагану на службу тмутараканскому князю. Но в их среде, по-видимому, были еще сильны стремления, если не к реставрации каганата, что было уже невозможно и им не под силу, то, во всяком случае, к ликвидации владычества русских князей на Северном Кавказе. Поэтому нет ничего удивительного, что среди хазар Тмутаракани (очевидно, довольно многочисленных), служивших в дружине тмутараканских князей или торговавших в самой Тмутаракани, Корчеве и других городах Кавказа и Крыма, была определенная и немалая группа людей, которая и старалась отомстить русским за разгром каганата. Византия также с большим опасением следила за ростом могущества тмутараканских князей, за укреплением сильного соперника на берегу Черного и Азовского морей, все ближе и ближе подбиравшегося к ее торговым городам и колониям. Византия не прибегала к оружию, не начинала войну сама, а действовала путем подкупов, через подосланных убийц и т. п. Один случай подобного рода расправы византийцев с тмутараканским князем мы уже приводили, теперь расскажем о другом. Вполне естественно, между недовольными хазарами Тмутаракани и Византией, с тревогой следившей за Тмутараканью, установился союз, ставивший своей целью расправиться с укрепившимися в Тмутараканской земле Святославичами. В Тмутаракани созрел заговор, осуществить который должны были хазары, хотя инициаторов его следует искать в Византии.
Третьим врагом Святославичей выступил Всеволод, который, очевидно, был осведомлен о заговоре в Тмутаракани против Олега и, естественно, не только не противодействовал ему, но всячески поддерживал и его результатом, как мы увидим дальше, не замедлил воспользоваться.
В 1079 г. со своей многочисленной и, очевидно (в известной части своей), не совсем надежной дружиной, с половцами, составлявшими главную силу, надавав им больше обещаний, чем он смог выполнить, Роман Святославич направляется из Тмутаракани через степи к границам Переяславльского княжества, где у городка Воинь он встретился с вышедшими ему навстречу ратями Всеволода. Тут-то, очевидно, и выступили хазары, участники заговора. Не без их помощи половцы вступили в переговоры со Всеволодом и сумели добиться заключения с ними мира, выбив таким образом из-под ног Романа почву. Это было тем легче, что Роман только давал обещания, тогда как Всеволод мог дать и несомненно дал нечто уже реальное. Этим была решена судьба и похода и самого Романа. Хазары оказались, по словам летописца, «светници на убьенье» Романа, да и сам Всеволод, подстрекал половцев к его убийству. И половцы действительно на обратном пути затеяли с Романом ссору и, воспользовавшись упреком в измене, брошенным их вождям князем, — убили Романа.[775] Начав дело, хазары должны были его и закончить и, по сообщению летописи, «Олга емше Казаре и поточиша и за море Цесарюграду». За участие Всеволода в заговоре, организованном Византией и тмутараканскими хазарами против тмутараканских Святославичей, говорит то обстоятельство, что Всеволод был хорошо осведомлен о всех делах в Тмутаракани, и как только последний Святославич, в качестве пленника, отплыл в Византию, Тмутаракань не стала ни самостоятельным государством, ни, областью, принадлежащей Византии, а немедленно получила от Всеволода посадника Ратибора. Тмутаракань становится, правда на очень короткий срок, колонией Киевского княжества. Следом недолговременного посадничества Ратибора являются вислые свинцовые печати с надписью «от Ратибора» и изображением св. Климента, разновременно найденные одна в Ени-Кале, под Керчью, две на Тамани, одна под Севастополем и одна под Киевом.[776] Тмутараканским епископом назначен был Николай. В это время усиливается влияние Киева в Тмутаракани. Киевские купцы чаще начинают посещать Тмутаракань, о чем свидетельствуют находки на Тамани, на месте древней Тмутаракани, камня-балласта из породы, залежи которой есть только под Киевом. Недаром и находки Ратиборовых печатей протянулись цепью по Днепру, Крымскому побережью и закончились Таманью, т. е. расположились по пути киевских купцов, плывших с товарами в Тмутаракань по Днепру и вдоль южного побережья Крыма.
Попытка Киева упрочить свое политическое владычество на Северном Кавказе не была продолжительной. В 1081 г. Тмутаракань снова становится владением князей-изгнанников. Летопись под этим годом сообщает: «Бежа Игоревичь Давид с Володаремь Ростиславичем, месяца мая 18 день, и придоста Тмутараканю и яста Ратибора, и седоста Тмутаракани».[777] Володарь имел даже некоторое право претендовать на Тмутаракань, так как он был один из тех трех Ростиславичей, отец которых в бытность свою князем Тмутаракани был отравлен котопаном-греком. По смерти Ростислава его жена, дочь венгерского короля, уехала с согласия Изяслава домой в Венгрию, но сыновья — Рюрик, Володарь и Василько, — по сообщению Татищева, были оставлены Изяславом на Руси.[778]
Между тем обстоятельства, очевидно, сложились благоприятно для Олега. Нужно заметить, что Олег, предательски схваченный и отправленный в Царьград, там оставался недолго, а был сослан на остров Родос. Об этом мы узнаем из «Путешествия игумена Даниила по св. земле в начале XII века», которому родосцы показывали места, где жил Олег «две лета и две зимы». «Та же Род остров велик велми и богат всем: в том бо острове Олег, князь Рускый, 2 лета и 2 зимы».[779]
Во время пребывания Олега Святославича на Родосе Византия резко изменила свою политику по отношению к тмутараканскому князю и, очевидно, заключила с ним какой-то договор. Что это был за договор, и какие обязательства брал на себя Олег (именно он, а не Византия, поэтому договору взял на себя определенные обязательства), мы не знаем, но не без поддержки Византии Олег снова в 1083 г. очутился в Тмутаракани. Не может быть и речи о бегстве Олега с Родоса, так как, во-первых, летопись сообщает именно о том, что он «пришел» в Тмутаракань, и о бегстве совсем не упоминает, а во-вторых, Олег на Родосе, по-видимому, пользовался свободой и авторитетом, так как именно оттуда он вывез вторую свою жену (первая была дочерью половецкого хана) — аристократку-гречанку Феофанию Музалон. Она сопровождала своего мужа в его поездке в 1083 г. из Родоса в Тмутаракань, и там она стала тмутараканской княгиней. Известна ее свинцовая печать с греческой надписью «Господи, помози рабе твоей Феофании Музалон, архонтиссе Руси».[780] Очевидно, для греков Тмутаракань с ее Крымскими владениями, и прежде всего Корневом, была собственно «Русью». В родосской ссылке Олег несколько успокоился и вместо прежних, плохо организованных налетов решил подготовить мощный удар, который бы вернул ему его «вотчину». Для этого надо было обезопасить тыл и заручиться поддержкой Византии, во избежание повторения прежних неудач. Поэтому мы не считаем возможным согласиться с догадкой Голубовского о том, что черниговцы и тмутараканцы выкупили своего князя.[781] Очень сомнительно, чтобы тмутараканцы — эти воины-грабители, дружинники, купцы — и вообще вся многочисленная и многоязычная Тмутаракань успели так сблизиться не только с Олегом, но с каким-либо другим князем вообще, чтобы пойти на его выкуп. Также вряд ли можно предполагать у тмутараканцев социальные симпатии к Олегу и такую организованность, которые могли бы служить основанием для подобного утверждения. Не приходится говорить и о том, что Чернигов был слишком далек от Византии, и под неусыпным взором Мономаха вряд ли мог создаться подобного рода план выкупа. Разрешить же черниговцам выкупить Олега для Мономаха было равносильно подписанию смертного приговора самому себе. Во всяком случае на воле оказался бы сильнейший и злейший враг, упрятать которого подальше стремились и Мономах, и его отец. Вернувшись же, как мы видели, при поддержке Византии снова в Тмутаракань, Олег продолжает свою политику обеспечения тыла в грядущей войне в Приднепровье и освоения Тмутаракани. Прежде всего он захватил Давида и Володаря и затем отпустил их домой, позабыв, очевидно, что дома-то ни у того, ни у другого не было, а сам расправился с хазарами, выдавшими его и брата. После казни хазар (летопись сообщает, что Олег их «иссече») князь Тмутаракани не предпринимал ничего решительного и занимался тщательной подготовкой своего удара на Приднепровскую Русь, собирая силы и выжидая удобный момент. С 1083 по 1094 г. мы не имеем никаких сведений о том, что делал Олег в Тмутаракани. Олег никуда не отлучался из Тмутаракани, и его княжение по своему характеру, очевидно, напоминало времена Ростислава с такими же сборами дани с ясов, касогов, хазар и других горских и степных племен, с пошлинами, взимаемыми с купцов в этом международном торговом городе. Кроме этого, Олег занимался подбором дружины, ядра будущих войск, которые он собирался вести на Русь, И подыскиванием себе союзников. Этими союзниками, по-видимому, должны были стать, несмотря на свою былую измену, половцы. Одной тмутараканской дружины для борьбы за «отчину» было недостаточно, а пройти через половецкие степи не только без союза с половцами, а даже без их дружелюбного нейтралитета было невозможно. Половецкие симпатии Олега, зародившиеся еще ранее и положившие начало специфической половецкой политике Ольговичей, в эти годы упрочились. Большой город, крупнейший торговый пункт, с пестрым и энергичным населением, стык восточной и византийской культуры, наложил определенный отпечаток и на князя. Нельзя забывать еще одного обстоятельства, очень важного для понимания некоторых особенностей политики Олега. Византия в его время уже не была в таком состоянии, чтобы у нее можно было отбирать целые области (речь идет, конечно, только о крымских владениях Византии), как во времена Ростислава. Трагическая смерть Ростислава, убийство Романа, продолжительный плен Олега достаточно ярко свидетельствуют о том, как относилась Византия к попыткам экспансии в ее пределы. Олег, испытавший на себе могущество Византии и получивший снова Тмутаракань едва ли не из ее рук, не мог и думать о возобновлении политики Ростислава. Перспектива расправы похуже той, которая была учинена над ним подкупленными Византией хазарами, вряд ли была заманчивой для Олега, и в его княжение Византия могла быть спокойна за свои Азово-Черноморские владения. Но, хорошо изучив дипломатию Византии и зная, на что способны ее вельможи, Олег стремился найти себе для борьбы с Киевом союзников на востоке, в степях, где угодно, но только не на юго-западе и западе, в Византийских владениях, прилежащих к Тмутаракани. Лучше было опять иметь дело с половцами, которые, очевидно, как союзники, были бы верны и во времена похода Романа, если бы не вмешались Византия и киевский князь.
