Так как целое десятилетие летопись оставляет Тмутаракань в тени, обратимся к Северской земле. Но перед этим один маленький характерный факт. Изгнанный из Тмутаракани Давид в 1084 г. у Олешья, на берегу Черного моря, захватил греческих купцов и отнял у них имущество.[783] Подобное хозяйничанье князя в одном из важнейших транзитных пунктов великого водного пути «из варяг в греки», по которому ходили караваны «гречников» и на охрану которого князья высылали целые отряды дружинников, не улыбалось Киеву, и поэтому Всеволод поспешил поскорей отделаться от Давида и дал ему Дорогобуж.
Тмутаракань, Олешье, Берладь — образования, хотя и неравноценные, но в некотором отношении чрезвычайно сходные. Это — своеобразные «окраины» с промыслово-торговым населением, где государственная власть исключительно в руках того, за кем в данный момент сила, где нет своих наследственных княжеских линий, где феодальная дружина собирает дани с окрестных племен и наживается от обложения охраняемых ею торговцев. Все они являются убежищем князей-изгнанников, и здесь живет, ловит рыбу и охотится, пасет скот и жнет на полях свободный люд, своеобразная вольница, часто присоединяющаяся к князю-изгнаннику. Князь-изгнанник, с немногочисленной дружиной авантюристов-кондотьеров, в этой среде и набирает себе необходимое пополнение из стремящейся к наживе массы пестрого, многоплеменного, свободного и полусвободного, бродячего и оседлого, полукочевого и промыслового люда. Олешье тоже сулило доходы, и поэтому Давид не преминул его ограбить и дважды выиграл: он не только разбогател, но и получил княжение.
В Чернигове сидит Мономах (1078–1094 гг.). Он борется с князем Всеславом, «обжегшим» в 1078 г. Смоленск. Несмотря на то, что Мономах пытается вместе с черниговцами догнать его «о дву конь», князь-чародей, волхв, колдун, как рисует его летопись и «Слово о полку Игореве», ухитрился скрыться, и Мономах «пожег землю его». Мономах с черниговцами и родом Читеевичей — торками, ушедшими «ис половец», — громит Минск, не оставив там «ни челядина, ни скотины».
«На ту зиму», после нападения на Полоцкую землю, Мономаху из Чернигова пришлось выступить против половцев, которые «повоеваша… Стародуб весь». Мономах с черниговцами и половцами (очевидно, это были союзные черниговскому князю половцы, по-видимому, кочевавшие и даже постепенно оседавшие на землю где-то в пределах Чернигово-Северского княжения, как это было и с их предшественниками-торками, печенегами и отчасти уграми) идет навстречу им и у Десны разбивает орду половецких ханов Асадука и Саука, а их самих берет в плен. Наутро Мономаху удалось за Новгород-Северском рассеять «силны вой Белкатгина, а се мечи и полон весь отъяхом».[784]
Не менее интересны события, происходившие на северо-восточной окраине Чернигово-Северской земли. Рязань, как мы уже указывали, по-видимому, еще Святославом была предназначена Ярославу. Всеволод подтвердил его право на владение этой землей, где во всяком случае уже в 90-х годах XI в. начинается деятельность князя Ярослава. За это говорит то обстоятельство, что в 1095 г. был «заложен град Переяславль Рязанский у церкви св. Николы Старого»; причем, по указанию Герберштейна, Переяславль Рязанский раньше носил название Ярослава, или Ярославля.[785] Таким образом, само название города было связано с именем его основателя — Ярослава Святославича. Другое дело — Муром. Его судьба в конце 70-х годов и в начале 80-х годов неясна, и кто там был, как управлялся этот город — неизвестно. Муром был выстроен как крепость среди покоряемых племен, как форпост для захвата все новых и новых территорий и новых масс обитателей Поволжья и как опорный пункт в торговле с Болгарским царством. В 1088 г. «възяша болгаре Муром». Чем объяснить этот захват? По Татищеву, на Оке и Волге в то время были сильные разбои, наносившие ущерб болгарской торговле. Болгары посылали к Ярославу и Олегу посольство с просьбой принять меры к установлению безопасности для торговых караванов. Не получив ответа, болгары взяли Муром.[786] Соловьев принимает это толкование, так как «нет оснований отвергать, чтобы в это время не было ушкуйничества, которое мы видим в такой силе после».[787] Понятно, почему разбои усилились именно в эти годы: княжеско-дружинная власть в это время в районе Мурома была значительно ослаблена. Разбои могли разрушить торговлю, так как ограблению подвергались и русские и болгарские купцы. За эти разбои, по мнению болгар, должны были отвечать те, кто княжил и управлял в стране. Но так как здесь в то время князья действительно только княжили, а не управляли, то понятно, почему Муром был взят болгарами. Детали похода болгар нам неизвестны. По-видимому, существует связь между восстаниями покоренных племен Поволжья, происходившими в это время, и выступлением болгар. Этими восстаниями болгары воспользовались как очень удобным поводом для захвата Мурома. Факт захвата Мурома особенно интересен потому, что в нем сказались две стороны тогдашней жизни этого края. В Муроме правила русско-муромская феодальная верхушка, подчинявшая себе отдельные племена и превращавшая основную массу местного населения в смердов и тем вызывавшая не только недовольство порабощаемой массы, но и отпор со стороны отдельных племенных вождей, которые, пытаясь сохранить свою самостоятельность, ориентировались, если не на город Булгар, то во всяком случае на соседние болгарские аванпосты с родственным болгарам населением. Болгары в Муроме держались недолго, и выбил ли их кто оттуда, или они ушли сами — неизвестно. Во всяком случае тогда, когда Олег Святославич вышел из Тмутаракани, в Муром были направлены его посадники. Вообще еще следует отметить, что Муромо-Рязанская земля с областью вятичей даже в начале XII в. напоминала «Деревскую землю» в первой половине X в. Эту землю князья вместе со своими дружинниками только начинали осваивать, «рубя» городки — деревянные крепости, облагая данью население, основывая свои феодальные хозяйства с трудом «челяди» и силой оружия вводя христианство. Но далеко не повсюду еще успел проникнуть меч феодала. Оставались еще громадные покрытые лесом пространства, где жили смерды-общинники, где патриархальный уклад не успел еще полностью разложиться, где семейные общины и выселки — малые семьи сосуществовали в верви, где оставалось варварское общество и племенные князья, еще не превратившиеся в господствующий класс. Мономах упоминает о том, как ему пришлось бороться в земле вятичей, принадлежащей ему как черниговскому князю, с вятичским племенным князьком. «А в вятичи ходихом по две зиме на Ходоту и на сына его».[788] Выше мы уже высказали свое суждение по вопросу о так называемой «архаичности» вятичей, которую, конечно, следует признать, отмечая все же отсталый и замедленный, быть может, но несомненно идущий независимо от каких бы то ни было передовых центров древней Руси, процесс распадения рода и зарождения классового общества (а следовательно, и всего того, что с этим последним связано) и в землях вятичей. Здесь этот процесс был настолько замедлен, что возглавить его пришлось главным образом черниговским и отчасти рязанским и ростово-суздальским феодалам. Эти черниговские, рязанские и ростово-суздальские феодалы частью впитали в себя слабую и немногочисленную верхушку вятичей (то ли уже феодализирующегося типа, то ли еще родовую знать), частью ее истребили, как это сделал Мономах с Ходотой и сыном, и как это сделала его предшественница Ольга с Малом, князем древлянским, и его «лучшими», «нарочитыми мужами».
Мономах упоминает в своем «Поучении», что еще при жизни своего отца Всеволода он был посажен на некоторое время в Переяславле, «перед братьею». В этом сообщении вызывает сомнение то обстоятельство, что Мономах все же оставался черниговским князем, и «братии» у него не было, а только один брат Ростислав. Соловьев, с нашей точки зрения, правильно распутывает этот узел противоречий тем, что принимает чтение «перед ратею», так как действительно, сейчас же после фразы о вокняжении Мономаха в Переяславле идет описание похода его на половцев.[789]
В 1093 г. умирает Всеволод. Летопись сообщает, что под конец своей жизни Всеволод «нача любити смысл уных, съвет творя с ними; си же начаша заводити и негодовати дружины своея первыя и людем не доходити княже правды, начаша ти уные (по Ипатьевской летописи «тивуне». В. М.) грабити, людей продавати».[790] Это изменение в социальном окружении князя обусловлено прежде всего укреплением феодализма. Растут и расширяют свои границы феодальные земельные владения. В XI в. преобладающее значение получают княжеская, боярская и церковная вотчины, со слугами и младшими дружинниками, привилегированными холопами, старостами, тиунами, ключниками и пр., с одной стороны, и со смердами, закупами, холопами, рядовичами, вдачами, зависимыми ремесленниками, с другой. Ранее, наряду с собственным хозяйством феодала, с трудом «челяди», в состав которой входили и рабы, и закабаленные, и слуги, большую роль в обогащении бояр играла дань, собираемая со смердов-общинников, которой делился с ними князь. Князья и бояре-дружинники в IX–X вв. были владельцами еще немногочисленных «городов» и сел «с челядью» (под этим термином понималось тогда очень пестрое объединение людей от дружинника-воина типа гридина, детского, слуги до рабов).
