Попытка Киева упрочить свое политическое владычество на Северном Кавказе не была продолжительной. В 1081 г. Тмутаракань снова становится владением князей-изгнанников. Летопись под этим годом сообщает: «Бежа Игоревичь Давид с Володаремь Ростиславичем, месяца мая 18 день, и придоста Тмутараканю и яста Ратибора, и седоста Тмутаракани».[777] Володарь имел даже некоторое право претендовать на Тмутаракань, так как он был один из тех трех Ростиславичей, отец которых в бытность свою князем Тмутаракани был отравлен котопаном-греком. По смерти Ростислава его жена, дочь венгерского короля, уехала с согласия Изяслава домой в Венгрию, но сыновья — Рюрик, Володарь и Василько, — по сообщению Татищева, были оставлены Изяславом на Руси.[778]
Между тем обстоятельства, очевидно, сложились благоприятно для Олега. Нужно заметить, что Олег, предательски схваченный и отправленный в Царьград, там оставался недолго, а был сослан на остров Родос. Об этом мы узнаем из «Путешествия игумена Даниила по св. земле в начале XII века», которому родосцы показывали места, где жил Олег «две лета и две зимы». «Та же Род остров велик велми и богат всем: в том бо острове Олег, князь Рускый, 2 лета и 2 зимы».[779]
Во время пребывания Олега Святославича на Родосе Византия резко изменила свою политику по отношению к тмутараканскому князю и, очевидно, заключила с ним какой-то договор. Что это был за договор, и какие обязательства брал на себя Олег (именно он, а не Византия, поэтому договору взял на себя определенные обязательства), мы не знаем, но не без поддержки Византии Олег снова в 1083 г. очутился в Тмутаракани. Не может быть и речи о бегстве Олега с Родоса, так как, во-первых, летопись сообщает именно о том, что он «пришел» в Тмутаракань, и о бегстве совсем не упоминает, а во-вторых, Олег на Родосе, по-видимому, пользовался свободой и авторитетом, так как именно оттуда он вывез вторую свою жену (первая была дочерью половецкого хана) — аристократку-гречанку Феофанию Музалон. Она сопровождала своего мужа в его поездке в 1083 г. из Родоса в Тмутаракань, и там она стала тмутараканской княгиней. Известна ее свинцовая печать с греческой надписью «Господи, помози рабе твоей Феофании Музалон, архонтиссе Руси».[780] Очевидно, для греков Тмутаракань с ее Крымскими владениями, и прежде всего Корневом, была собственно «Русью». В родосской ссылке Олег несколько успокоился и вместо прежних, плохо организованных налетов решил подготовить мощный удар, который бы вернул ему его «вотчину». Для этого надо было обезопасить тыл и заручиться поддержкой Византии, во избежание повторения прежних неудач. Поэтому мы не считаем возможным согласиться с догадкой Голубовского о том, что черниговцы и тмутараканцы выкупили своего князя.[781] Очень сомнительно, чтобы тмутараканцы — эти воины-грабители, дружинники, купцы — и вообще вся многочисленная и многоязычная Тмутаракань успели так сблизиться не только с Олегом, но с каким-либо другим князем вообще, чтобы пойти на его выкуп. Также вряд ли можно предполагать у тмутараканцев социальные симпатии к Олегу и такую организованность, которые могли бы служить основанием для подобного утверждения. Не приходится говорить и о том, что Чернигов был слишком далек от Византии, и под неусыпным взором Мономаха вряд ли мог создаться подобного рода план выкупа. Разрешить же черниговцам выкупить Олега для Мономаха было равносильно подписанию смертного приговора самому себе. Во всяком случае на воле оказался бы сильнейший и злейший враг, упрятать которого подальше стремились и Мономах, и его отец. Вернувшись же, как мы видели, при поддержке Византии снова в Тмутаракань, Олег продолжает свою политику обеспечения тыла в грядущей войне в Приднепровье и освоения Тмутаракани. Прежде всего он захватил Давида и Володаря и затем отпустил их домой, позабыв, очевидно, что дома-то ни у того, ни у другого не было, а сам расправился с хазарами, выдавшими его и брата. После казни хазар (летопись сообщает, что Олег их «иссече») князь Тмутаракани не предпринимал ничего решительного и занимался тщательной подготовкой своего удара на Приднепровскую Русь, собирая силы и выжидая удобный момент. С 1083 по 1094 г. мы не имеем никаких сведений о том, что делал Олег в Тмутаракани. Олег никуда не отлучался из Тмутаракани, и его княжение по своему характеру, очевидно, напоминало времена Ростислава с такими же сборами дани с ясов, касогов, хазар и других горских и степных племен, с пошлинами, взимаемыми с купцов в этом международном торговом городе. Кроме этого, Олег занимался подбором дружины, ядра будущих войск, которые он собирался вести на Русь, И подыскиванием себе союзников. Этими союзниками, по-видимому, должны были стать, несмотря на свою былую измену, половцы. Одной тмутараканской дружины для борьбы за «отчину» было недостаточно, а пройти через половецкие степи не только без союза с половцами, а даже без их дружелюбного нейтралитета было невозможно. Половецкие симпатии Олега, зародившиеся еще ранее и положившие начало специфической половецкой политике Ольговичей, в эти годы упрочились. Большой город, крупнейший торговый пункт, с пестрым и энергичным населением, стык восточной и византийской культуры, наложил определенный отпечаток и на князя. Нельзя забывать еще одного обстоятельства, очень важного для понимания некоторых особенностей политики Олега. Византия в его время уже не была в таком состоянии, чтобы у нее можно было отбирать целые области (речь идет, конечно, только о крымских владениях Византии), как во времена Ростислава. Трагическая смерть Ростислава, убийство Романа, продолжительный плен Олега достаточно ярко свидетельствуют о том, как относилась Византия к попыткам экспансии в ее пределы. Олег, испытавший на себе могущество Византии и получивший снова Тмутаракань едва ли не из ее рук, не мог и думать о возобновлении политики Ростислава. Перспектива расправы похуже той, которая была учинена над ним подкупленными Византией хазарами, вряд ли была заманчивой для Олега, и в его княжение Византия могла быть спокойна за свои Азово-Черноморские владения. Но, хорошо изучив дипломатию Византии и зная, на что способны ее вельможи, Олег стремился найти себе для борьбы с Киевом союзников на востоке, в степях, где угодно, но только не на юго-западе и западе, в Византийских владениях, прилежащих к Тмутаракани. Лучше было опять иметь дело с половцами, которые, очевидно, как союзники, были бы верны и во времена похода Романа, если бы не вмешались Византия и киевский князь.
К этим годам княжения Олега относится и чеканка им монеты. Разновременно найдены на Тамани три серебряные монеты с изображением архангела Михаила и четырехстрочной славянской надписью на другой стороне: «ГИ ПО /МОЗИ/ МИХА/ИЛ», представляющей собой, как и почти все славянские надписи тмутараканских времен в Крыму и на Тамани, славянскую эллинизированную надпись.[782] Эти монеты и есть монеты Михаила-Олега Святославича. На Тамани был найден кружок из серебра с родовым знаком, напоминающим знак Всеволода Ольговича и с надписью «Г.О.М.О.З.И.», а на нижнем течении Кубани — свинцовая печать с греческой надписью и именем архонта Михаила, т. е. того же Олега-Михаила, князя тмутараканского.
Так как целое десятилетие летопись оставляет Тмутаракань в тени, обратимся к Северской земле. Но перед этим один маленький характерный факт. Изгнанный из Тмутаракани Давид в 1084 г. у Олешья, на берегу Черного моря, захватил греческих купцов и отнял у них имущество.[783] Подобное хозяйничанье князя в одном из важнейших транзитных пунктов великого водного пути «из варяг в греки», по которому ходили караваны «гречников» и на охрану которого князья высылали целые отряды дружинников, не улыбалось Киеву, и поэтому Всеволод поспешил поскорей отделаться от Давида и дал ему Дорогобуж.
Тмутаракань, Олешье, Берладь — образования, хотя и неравноценные, но в некотором отношении чрезвычайно сходные. Это — своеобразные «окраины» с промыслово-торговым населением, где государственная власть исключительно в руках того, за кем в данный момент сила, где нет своих наследственных княжеских линий, где феодальная дружина собирает дани с окрестных племен и наживается от обложения охраняемых ею торговцев. Все они являются убежищем князей-изгнанников, и здесь живет, ловит рыбу и охотится, пасет скот и жнет на полях свободный люд, своеобразная вольница, часто присоединяющаяся к князю-изгнаннику. Князь-изгнанник, с немногочисленной дружиной авантюристов-кондотьеров, в этой среде и набирает себе необходимое пополнение из стремящейся к наживе массы пестрого, многоплеменного, свободного и полусвободного, бродячего и оседлого, полукочевого и промыслового люда. Олешье тоже сулило доходы, и поэтому Давид не преминул его ограбить и дважды выиграл: он не только разбогател, но и получил княжение.
