Не сделала ли дурочка в самом-то деле что-нибудь собой после того, как узнала его — подлинного?
Этьенн задумался.
Впрочем, вчера он не был собой, просто обозлился. Мысли Этьенна текли вязко и медленно, вспоминая, что вытворил ночью, он тяжело вздыхал. Теперь он уже сожалел об этом. Это обида от презрения Элоди, боль унижения, понимание того, что нелюбим — впервые в жизни, тяжкий морок болезненной, мучительной, безумной и сумасбродной любви довели его — вот он и сорвался на Лоретт. Сейчас он бы этого не сделал. Куда подевалась дурочка, в самом-то деле? Его мысли прояснились. Он был жесток и обозлён, но срываться на жалкой девчонке было низко. Клермон бы сказал, что это недостойно мужчины…
Мысли Этьенна приняли, однако, совсем другое направление, когда Клермон, успокаивая Элоди, сжал её руку и прижал к губам. Взгляд её просветлел, стал нежнее, тон голоса мягче, на дрожащих губах появилась улыбка. Если бы она так посмотрела бы на него, Этьенна, — сердце истекло бы негой в его груди. Значит, ему не мерещится? Этьенн не видел в Армане признаков сильного увлечения — тот был сдержан, держался с Элоди, как заботливый брат. Но Элоди въявь благоволит к нему, это он видел. Этьенн снова почувствовал, что втягивается в тяжкий морок любви, в глазах темнело, он не мог, просто не мог без неё… Что же это? Но влюблён ли Клермон? Решение пришло быстро и, так как поиски завершились ничем, а уже темнело, ему ничего не помешало тут же приступить к его осуществлению.
Сюзанн уже пришла в себя после легкого потрясения от смерти де Файоля, что произошло, впрочем, довольно быстро, и новое известие о пропаже Лоретт восприняла удивлённо. Куда это она могла подеваться? «Стоило тебе позабавиться с ней, как она поняла, что лучше ей будет только в раю…» Но братец не стал делиться с сестрой своими размышлениями по этому поводу — просто потому, что его самого это сейчас не занимало. Однако то, что его занимало, требовало вдумчивого и осторожного подхода, ибо Сюзанн была особой неординарной и весьма способной. Причем, способной абсолютно на все.
Между тем, всего не требовалось. Ревность к Клермону не заставила Этьенна забыть доброжелательную мягкость, доброту и благородство Армана. Тот спас ему жизнь. Этьенн не хотел ему зла. Он просто хотел Элоди, и все, что ему было нужно — чтобы Клермон не путался под ногами. Повторять историю с Лоретт он не будет, твердо решил Этьенн.
— Мне нужна твоя помощь, дорогая. Причем, особая. Скажи, на что ты способна без своих старушечьих рецептов?
Сюзанн не поняла его.
— Мне нужно, чтобы ты очаровала Клермона, но не так, как Рэнэ. Он должен просто влюбиться в тебя, причём, мне интересно, сможешь ли ты это сделать, — он улыбнулся, — только своими женскими достоинствами…
Сюзанн расхохоталась.
— Я что-то не пойму тебя, малыш. Ты возжелал эту монашку, и хочешь, чтобы я отвлекла её паладина. Это разумно. Но зачем же предписывать мне, как действовать?
Этого-то Этьенн и опасался. Хватит с него Лоретт.
— С головы Клермона не должен упасть ни один волосок, он не должен пить ничего, кроме чистого вина. Ты поняла меня? — тон Этьенна стал жесток и сух, в нём послышался скрежет металла, и это понудило Сюзанн внимательно вглядеться в лицо брата. — Если ты ни на что не способна без своих дьявольских уловок — так и скажи. — Он помедлил, потом тихо добавил, — Клермон мне дорог.
Сюзанн несколько минут внимательно рассматривала братца.
— Тебе нужно, чтобы он…
— Увлёкся тобой, дорогая… Легкий флирт, слабое головокружение…не больше. Кстати, я видел его о naturel, сложен он бесподобно. Затяни его в постель — поучи азбуке любви. Он не сведущ в ней. Удовольствия ты, скорее всего, не получишь, но зато — доставишь большое удовольствие мне. И я буду тебе весьма благодарен… — Этьенн улыбнулся, и Сюзанн оттаяла. Она нежно взлохматила его волосы.
— Чёрт бы подрал тебя с твоими причудами…
Этьенн вернулся к себе. Теперь можно будет позабавиться. Сюзанн никогда не отступается от намеченного, будь то покупка ненужного браслета, или ещё одной шубы, или совращение мужчины, даже совершенно ей ненужного. Клермон ещё до конца недели окажется в её постели, а лишившись невинности столь поздно — неминуемо привяжется к той, что сделала его мужчиной. Да и пора бы уже, усмехнулся Этьенн. Опытность не помешает Арману, скорее откроет глаза на некоторые стороны жизни, пока закрытые для него. В нём смутно пронеслось какое-то воспоминание, что-то о помощи Божьей, ах да, об этом говорил герцог… Но он, усмехаясь, покачал головой. Вздор всё. Девственность для мужчины — в конце концов, просто обуза. Он вспомнил Фоше и поморщился. К черту! Клермону не двенадцать.
…Почти всю ночь Элоди то плакала, то молилась. Но черная безнадежность, поселившаяся в её душе, как только она увидела пустую спальню Лоретт вкупе с ужасным сном и прочитанной накануне Арманом надписью на стене, только усугублялась. Она чувствовала, что с Лоретт случилась беда, и боялась завтрашних поисков тела в пруду, которые обещал организовать мсье Гастон.
Этьенн раззадорил Сюзанн, и его требование не пользоваться ни афродизиаками, ни иными приворотами, вначале показавшееся ей странным, по размышлении понравилось. Утром она внимательно оглядела Клермона — приятные мягкие губы, яркие синие глаза, красивый профиль, темные волосы и светлая кожа. Если верить братцу, то, что под одеждой — столь же хорошо. Чёрт возьми, это не тщедушный Файоль, глянуть не на что было.
Клермон держался скромно и сдержанно, но его спокойное, благородное достоинство понравилось Сюзанн. Интересно, в самом деле, каков он в постели? Файоль, мир праху его, говорил ей, что он девственен, и братец подтвердил это. Ну, и что, это тоже лакомое блюдо, смотря чем приправить… Тем более Сюзанн было бы приятно наставить нос этой монашке — вполне достаточно и того, что её — это с таким-то лицом! — вдруг возжелал Этьенн!
Сюзанн не помнила, чтобы брат когда-нибудь увлекался. Иногда его взгляд, победительный и вожделеющий, падал на какую-нибудь из девиц или светских красавиц, и она опять-таки не помнила, чтобы Этьенн не получил желаемого. Он не был жесток, хранил каменное молчание о своих связях, но становился безжалостен и подл только когда замечал, что женщина покушалась на его свободу и душу. Но он никогда не дорожил ни одной, ни у одной не вымаливал любви, ни с одной не искал встреч. Он, как она в шутку как-то сказала ему, напоминал неподвижного паука, раскинувшего свои сети повсюду, и просто пользующегося тем, что попадало на липкую паутину.
Что же случилось? Этьенн, мечущийся и нервный, ищущий глазами свою пассию, робеющий и трепещущий от женского взгляда — казался ей жалким. Но мало того, что он потерял голову и униженно вымаливает любовь. Сама Сюзанн всегда считалась красавицей, и не терпела даже возможности сравнения себя с кем-то. Лоретт д'Эрсенвиль казалась ей привлекательной, но, по правде говоря, она и помыслить не могла, что Этьенн всерьёз ею увлечется. Он бросал девиц и покрасивей. Но она пригласила Лоретт с сёстрами именно для развлечения брата, понимая, что он сделает из одной, а может быть, и из всех сестричек д'Эрсенвиль заурядных шлюшек, обыкновенные подстилки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
