меня беспокоилась?
— Мы будем заниматься или нет? — проворчала она, склонившись над учебником.
— Ника, — с улыбкой спросила Билли, — в твоем приюте были такие вредины, как наша Мики? Мики посмотрела на нее и попыталась наступить ей на ногу, а Билли кинулась на нее с объятиями.
Нет, я не помнила, чтобы в Склепе кто-нибудь обо мне беспокоился. В памяти всплыло только одно имя. Тусклая свеча, горевшая там с тех пор, как она уехала: Аделина.
Аделина и ее руки, заплетающие мне косы, промывающие ссадины на коленках. Аделина, которая была немного старше меня и других детей… Я улыбнулась, чтобы разрядить обстановку.
— Нет, там никто не защищал меня с таким рвением.
Я поняла, что сказала не очень удачную фразу. В глазах Билли отразился невысказанный вопрос. Я поняла, что она давно хотела меня о чем-то спросить, но боялась показаться бестактной.
— А что это за место?
Я замешкалась с ответом, и Билли, казалось, тут же пожалела о своем вопросе, подумав, что задела мои чувства.
— Если не хочешь рассказывать, то и не надо, — прошептала она, давая мне возможность уйти от темы. Она огорчилась, видя мое замешательство.
— Нет, все в порядке, — успокоила я ее. — Я жила там с самого детства. — Да ты что!
Вопрос-ответ, вопрос-ответ, и я начала рассказывать свою историю: описала большие ворота Склепа, заброшенный сад, редких гостей и в общих чертах жизнь, которую провела там среди приезжавших и уезжавших детей. Я умолчала о наиболее безрадостных подробностях, замела их, как пыль, под ковер памяти. Ничего интересного о моем бесприютном и тоскливом существовании я больше вспомнить не могла. могла.
— И ты пробыла там двенадцать лет? До того, как за тобой пришла Анна? — спросила Билли.
Мики слушала меня внимательно, но молчала. Я снова кивнула.
— Когда я попала туда, мне было пять.
— А твой брат там тоже долго был? — Билли поджала губы. — Ой, прости, я знаю, ты не хочешь, чтобы я его так называла, само собой вырвалось. Я имею в виду Ригеля.
— Да, — ответила я, не поднимая головы. — Ригель был там еще до меня. Он никогда не знал своих родителей. Имя ему дала воспитательница.
Билли посмотрела на меня с удивлением, как и все, когда узнавали эту подробность. Даже Мики, которая до сих пор не принимала участия в разговоре, проявила интерес.
— Ты серьезно? — Билли была ошеломлена. — Он попал туда раньше тебя? Значит, ты должна очень хорошо его знать.
Нет, я не знала Ригеля — но я знала о нем все. Вот такой парадокс.
Ригель въелся в меня, как клеймо, которое носишь на себе всю жизнь.
— Даже не представляю, как вам обоим было тяжело, — пробормотала Билли. — Ваша воспитательница, наверное, очень расстроилась из-за вашего отъезда.
Дыхание ветра пробежало по моим волосам. Я перевела взгляд со стола на Билли. Она мягко улыбалась.
— Она плакала, когда прощалась с вами, да? Все-таки вы выросли на ее глазах. Она знала вас с раннего детства.
Сейчас глаза Билли казались мне необычно большими. Я едва чувствовал ветерок на своих голых руках.
— Нет, — просто сказала я, — миссис Фридж узнала нас намного позже.
Билли моргнула, сбитая с толку.
— Извини, но разве ты не сказала, что она дала имя Ригелю, когда он появился в приюте? — Нет, — машинально ответила я, все сильнее чувствуя желание вцепиться во что-нибудь, но моя рука лежала на бедре неподвижно, — это сделала куратор, которая была до миссис Фридж. Билли была поражена. Мики не сводила с меня пристальных глаз. Кажется, я физически ощущала, как ее острый взгляд пронзает воздух и впивается, впечатывается в мою плоть.
— До миссис Фридж? — услышала я слова Билли.
Ветер покусывал мои запястья. Пальцы неподвижно лежали на бедре.
— Понятно, значит, за все время у вас было две воспитательницы. — Билли наклонилась, глядя на меня большими глазами, и я почувствовала боль от вонзающихся в кожу ногтей. Зрачки Мики казались двумя прожорливыми существами, которые рвали меня на части.
— Итак, — снова услышала я, и у меня в ушах загудела кровь, — миссис Фридж вас не растила.
Ее так зовут, верно? А как звали ту, что была раньше?
Мне стало дурно. Мышцы напряглись, по коже пробежал озноб. Я чувствовала себя влажной, липкой, застывшей. В голосовых связках как будто застряли булавки, поэтому я просто кивнула, машинально, как оловянный солдатик.
— А сколько вам было лет, когда приехала миссис Фридж?
Фридж?
— Двенадцать, — услышала я свой ответ как будто со стороны.
Меня больше не было за этим столом, я чувствовала только, что мое тело вот-вот взорвется: я потела, дыхание учащалось, сердце усиленно билось, панический ужас мешал мне дышать. Я сжалась, нервно сглатывая, и про себя умоляла кого-то все это прекратить, но Мики продолжала буравить меня глазами, и, казалось, даже воздух давил на меня. Шипы в горле заострились, глаза расширились, в висках запульсировало, и я почувствовала, как этот голос снова вцепился в мою душу, словно чудовище.
«Знаешь, что будет, если ты кому-нибудь об этом расскажешь?»
Билли собралась задать очередной вопрос, но в этот момент Мики, к счастью, опрокинула стакан с соком. На стол хлынул поток, и Билли ойкнула, спасая учебник по биологии и упрекая подругу за неловкость. Наш разговор прервался, я получила долгожданную передышку. Только тогда я положила руки на стол.
На ткани джинсов остались следы от моих ногтей.
В ту ночь в доме стояла тишина. Я сидела на кухне, крутя стакан в ладонях.
— Ника? — Волосы у вошедшей Анны были немного взлохмачены, руками она придерживала полы халата. — Что ты здесь делаешь?
— Захотелось пить.
Анна одарила меня долгим взглядом, и я опустила голову. Она подошла ко мне, но я не смотрела на нее, потому что боялась, что, заглянув мне в глаза, она встревожится. В моем взгляде не было света, только чернота из прошлого, которое я никогда не смогу отменить.
— Ты не в первый раз не спишь так поздно, — тихо сказала она. — Иногда, идя в туалет ночью, я замечаю свет, который просачивается сквозь щель под дверью твоей комнаты. Время от времени я слышу, как ты спускаешься вниз, и засыпаю раньше, чем слышу, как ты возвращаешься наверх. — Она колебалась,
