главных ролей здесь, и он стал уговаривать Николая примерить ленинский костюм, наклеить бороду и усы. Николай отказывался. Его упрашивали. За отца вступилась Мария: негоже издеваться над образом вождя революции в пьяном угаре. Опомнились, согласились и оставили избача в покое. Харитонов же отказался примерять костюм царя под предлогом занятости у стола.
Шагаев с восторгом разглядывал карикатуры, висевшие и стоявшие вдоль стен, смеялся, хлопал Анненкова по плечу, подмигивал Марии:
– Это же Колчак! Так его! А это япошки! Ох, потешно! И стишки прямо за душу берут. При старом режиме я сказал бы, что сам Бог нам тебя послал, товарищ Леонид. А теперь скажу: нужный ты для революции человек и для нашей коммуны.
– Оружие бы мне, товарищ комиссар, – тут же ввернул Анненков.
– Зачем тебе? У нас тут вроде все свои.
– Все свои и все при маузерах. Весь актив при оружии, один я хожу, будто голый. Выходит, я не такой, как другие товарищи, не достойный революционного доверия?
Анненков сам удивился, насколько уже приноровился к коммунарскому говорку, переходил на него автоматически в разговоре с начальством.
– Ну, прав, товарищ Леонид, прав, – сказал Шагаев. – Чтобы главный агитатор коммуны и без нагана – непорядок. Это мы исправим.
– Мне бы маузер, товарищ комиссар. Маузер как-то представительней.
– Маузер, гм … Ну, будет тебе маузер. – И он тут же обратился к начальнику ЧК: – Большак, выдай товарищу маузер!
Большак ухмыльнулся.
– Вот спасибо, товарищ комиссар! Вот уважили! – благодарил Анненков.
– А что же в самом деле! Какой же авторитет без маузера? Лёня, дорогой мой человек! Стихотворец ты наш народный! Ты даже не представляешь еще, как тебе повезло! Ты думаешь, мы тут просто пережидаем, шкуру свою спасаем! Нет! Мы строим новый мир, прямо сейчас, прямо в этой богом забытой деревне! Наша коммуна имени Ленина станет зародышем нового общества. Ты понимаешь?
– Понимаю! – отвечал Анненков, стараясь воспроизвести ту же степень комиссарского восторга.
– Нам такие нужны – как ты, как избач, как доктор, как девчата их боевые! Я и Большаку говорю: ты не копай под них сильно … Не копай. Мало ли что ты там откопаешь, а люди-то хорошие.
Анненков улыбался, стараясь скрыть удар паники, чуть не сваливший его при этих словах.
Шагаев посмотрел на Машу.
– А Марию за Пожарова выдадим. С такой-то красотой вся его дурь из головы-то повыветрится, – подмигнул Пожарову и закричал Маше: – Спасибо тебе за Нину мою! Она сегодня бабочку нарисовала! Бабочку!
Шагаев еще раз окинул взглядом галерею карикатур, будто искал что-то.
– А где же барон? Черного барона-то и нет! Надо изобразить эту гниду – барона Унгерна!
– Как он выглядит? – спросил Анненков.
– Никто не знает, как он выглядит, – подал голос командир Коноплев, сидевший в стороне от веселья. – Кто к нему попадет, обратно не воротится.
– Да на черта тебе знать, как он выглядит? Просто скажи Маше, чтобы нарисовала барона … ну, какие они бывают, эти бароны.
– Сделаем, – сказал Анненков.
– Вот и хорошо. Мы еще достанем эту суку. Завтра и достанем. Может, и поглядим, какой он из себя!
Пожаров потащил компанию смотреть декорацию. Все с удовольствием вывалились на улицу проветриться. Захватили факелы, заготовленные для мистерии, и бодрым факельным шествием под бешеный лай собак двинулись по центральной улице. Анненков смотрел на Машу и Николая, идущих под руку вместе со всеми. Государь сник и совсем потерялся в своем овчинном полушубке и заячьем крестьянском треухе. Кажется, он исчезал с каждым шагом. Маша бережно вела его, удерживая от полного исчезновения. Так и скажет Анненков государю: «Ваше величество, вы исчезаете! Прочь из этого места!» А на Анненкова поглядывала Ангелина, но не приближалась, а скрадывала издалека.
Декорация на площади и в самом деле выглядела внушительно. Сцена высилась на столбах эшафотом. Задник трепетал алыми полотнищами, меж которых, как символ старого мира, темнел в отдалении силуэт церкви. Компания окружила подиум, где Пожаров декламировал отрывки своей мистерии. Маша, держа отца за руку, не сводила с Пожарова глаз.
Закончил Пожаров под перестук копыт. Колонна всадников по четыре в ряд рысью пересекала площадь. Конники в свете факелов проявлялись из темноты и растворялись в темноте.
К подиуму верхом подъехал командир Коноплев, незаметно исчезнувший с вечеринки. Козырнул Шагаеву:
– Товарищ комиссар, отряд отбывает для выполнения боевого задания!
– Давай, Василий, давай! Приволоки мне барона на аркане!
– Вася, возвращайся с победой! – напутствовала Ангелина с чувством.
– Вперед, товарищи! Бейте врага! Да здравствует революция! – кричали вокруг нетрезво.
Отряд ушел, праздник остался. Товарищу Шагаеву хотелось радости и света.
– Пожаров! Говоришь, костры тут будут? А ну давай, ребята, жги костры! Жги!
Коммунары тут же бросились рубить доски и колья, заготовленные для стройки. В суете Анненкову удалось увести Николая в темноту за эшафот.
– Ваше величество, все готово. На рассвете уходим.
В сумерках четверка провела совещание под тем же самым помостом. Приняли план, предложенный Анненковым.
Ночью отряд Коноплева уходит из деревни на операцию. На рассвете Анненков отправит троицу за досками на лесопилку. Поедут на двух подводах, по две лошади в каждой упряжке. Двоих охранников легко устранить по дороге, завладеть их оружием. Лесопилку охраняют четверо. Неожиданно напав, тройка перебьет охрану и заберет еще четырех лошадей и оружие. Таким образом, в распоряжении беглецов окажется восемь лошадей и две подводы. Откопают бриллианты. У околицы уже будут ждать Николай с дочерями, доктор Боткин и Харитонов. Туда же придет Анненков. На телеги – и в тайгу.
Оставалось только уговорить Романовых. Они все еще отказывались ехать. Собственно, решительно против были только Николай и Мария, но без них Анастасия, Татьяна и Ольга, само собой, тоже не поедут …
– Все готово, ваше величество, мы захватим лошадей, оружие, заберем ценности, а потом подберем вас и великих княжон, – говорил Анненков.
– Нет. Мы остаемся. Желаю удачи!
– Рано или поздно Большак доберется до вас. Он уже подходит с вопросами разными. Вы в постоянной опасности.
– А бежать – это не опасность? Мы все бежим, бежим …
– И вы останетесь жить с этими людьми?
Коммунары как раз ломали забор и бросали в костер.
Из записок мичмана Анненкова
30 октября 1918 года
– И Ленина играть будете?
Это было невозможно дерзко, но я уже перешел все границы, чтобы только привести Государя в чувство.
Он ответил тихо:
– Это уж как Бог даст …
Подошла Маша, схватила меня за локоть, оттащила в сторону:
– Оставьте папу в покое! Он сделал свой выбор!
– А вы? Сделали свой?
Я думал, она залепит мне
