В маленькой гостиной на полу лежал толстый китайский ковер, стояли дорогие, благородные стулья темно-голубого цвета и небольшой диван, покрытый голубым вельветом. В красивой газовой люстре тихо мерцал огонь.
— Очаровательно. Как ты подобрал именно то, что мне всегда нравилось?
— Я спросил тетушку Клели, — ответил Баррет. — Мои познания в мебели ограничиваются тем, что я знаю, что стул — это то, на чем сидят, а стол — это то, за чем едят. У моей сестры Алисы есть совсем обшарпанный комплект стульев, оставшийся еще от нашей бабушки, и она думает, что то, что устраивало ее, подойдет и нам. Я не собираюсь этого терпеть, — добавил он.
Клодин вопросительно посмотрела на него, но он положил руки ей на плечи и посмотрел на нее серьезно. Глаза ее немножко косили — она стояла очень близко к нему. Она откинулась назад и засмеялась.
— Боюсь, я нагло соврал тетушке Клели, радость моя, — признался Баррет. — Я снял этот дом только на три месяца.
Клодин растерялась.
— Как? Ты же обещал ей бывать в Новом Орлеане шесть месяцев в году и сказал, что мне нужен собственный дом. Баррет, ты не передумал?
Баррет мертвой хваткой обнял ее за талию.
— Только не насчет тебя. Никогда не передумаю насчет тебя. Но чем больше я размышляю об этой договоренности, тем больше она мне не нравится. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной весь год, а не шесть месяцев, и я не могу завести себе любовницу в Чарлстоне. Так не пойдет. Алису инфаркт хватит, когда я скажу ей, что половину своего времени буду проводить в Новом Орлеане, потому что если меня не будет так долго на плантации, сразу станет происходить черт знает что. Даже уже стало. Так что, когда я вернусь в Чарлстон, вкалывать придется до седьмого пота. Но у меня есть куда лучшая мысль, только я не хочу, чтобы ты сразу, не подумав, говорила «нет», поэтому я пока ничего говорить тебе не буду.
Он поцеловал ее в кончик носа.
— Ну а пока дом в нашем распоряжении, и мы будем умело им пользоваться. Хочешь посмотреть остальные комнаты?
«Начнем со спальни, — подумала Клодин. — А насчет остального мы подумаем». Баррета она была готова разорвать на кусочки — сначала напугал, потом создал ореол загадочности. Медленно и основательно она исследовала гостиную, затем через арку прошла в зал. Ковер вишневого цвета и круглое зеркало, исказившее их лица до смешной неузнаваемости.
Клодин состроила Баррету физиономию и выскочила в чулан, где в стеклянном буфете чинно располагался столовый сервиз от Лимогез. За чуланом была кухня с современной плитой и насосом, подающим воду из резервуара. Клодин сочла подобные удобства сомнительными, прикидывая, насколько близко ей придется с ними познакомиться.
— Я нанял повара и служанку, — сказал Баррет, словно читая ее мысли.
— Да? Шарман, — твердо ответила она, — потому что я могу только отваривать яйца, а с такой плитой я скорее подожгу себя, нежели…
Баррет обнял ее за талию.
— Господи, на что же ты вообще годишься? — спросил он и засмеялся.
— Может, когда-нибудь и узнаешь, — сказала Клодин, и огонек озорства зажегся в ее глазах. Отодвинувшись от него, она добавила:
— Только сначала я осмотрю весь дом.
Баррет снова потянулся к ней, но она засмеялась и побежала вверх по лестнице.
Наверху размещались две просторные спальни и гардеробная, а также была еще одна комната без мебели, видимо, детская. Баррет не пустил ее внутрь этой комнаты.
— Мои дети должны воспитываться в моем доме.
Он уже давно так решил, но в этом нужно было еще убедить Клодин. Инстинктивно он понял, что она может стать более уступчивой после того, как исчезнут нервозность и страх перед неизвестным. Ведь это первый день их пребывания вдвоем вдали от всех. Да и у него самого голова, может, будет работать лучше, — решил он с досадой.
Клодин, не замечая ничего вокруг, кроме элегантной мебели в своей новой спальне, с обожанием разглядывала ее.
Баррет обнял девушку, воодушевленный ее радостью от того, как он все обставил. У него была куча денег. Почему бы, собственно, Клодин не жить в таком гнезде, которое бы ей нравилось? Он поцеловал ее, жесткие поля шляпки упирались ему в глаза.
— Сними ты ее.
Клодин подчинилась. Она поймала себя на мысли, что испуга как не бывало. Непривычные ощущения, взбудораженные в ней Барретом, толкали к действию. Ведь человек, которого она обнимала, был по-прежнему любимым Барретом, веселым, добрым, сильным. Его руки бродили по ее спине и плечам, там, где еще никто никогда до нее не дотрагивался, и она безумно желала, чтобы именно он делал это. Он никогда бы не смог быть настоящим кавалером, необходимым атрибутом любовных романов, по которым вздыхали ее подруги. С Барретом было как-то иначе, более интимно, более наяву. Он уже давно завоевал ее сердце, и теперь она не могла дождаться момента, когда он завоюет ее тело.
Она засмеялась и прижалась к его груди, пока он, вытащив шпильки из ее волос, распустил их, словно шаль на ее плечах. Он начал расстегивать пуговицы сзади на ее платье, и ей даже не пришлось вспоминать уроки тетушки Клели о том, что мужчине очень нравится, когда женщина встречает его желание таким же сильным своим. Ее руки сами по себе потянулись к его куртке, а затем к рубашке, играя, дотрагиваясь, нащупывая с интересом. Баррет расстегнул длинную вереницу пуговиц на манжете ее королевского одеяния, развязал тесемки нижней юбки и сбросил и то, и другое на пол.
Затем он послушно ждал, пока она снимет с него рубашку. Мускулистые плечи и грудь его были для нее неожиданностью. Пока она воевала с пуговицами его брюк, он так прошелся пальцами по ее спине и позвоночнику, что она задрожала. Со всей силы потянула за непослушную пуговицу. Вдруг Баррет просунул свою руку ей между ног так, что она подскочила и рухнула ему на грудь.
— Тетушка Клели уделяла мало времени твоему образованию, — прошептал он ей на ухо.
Она затрепетала от его теплого дыхания и низкого голоса.
— Самое главное, что должна знать женщина, это как снять с мужчины штаны.
Он расстегнул пуговицы сам и сбросил брюки и ботинки. Так они стояли в нижнем белье, с удовольствием разглядывая друг друга.
Баррет сел на кровать и зазывающе постучал по ней. Клодин опустилась рядом с ним, пряди длинных волос спадали ей на колени и на кружевные манжеты ее сорочки. Баррет взял ее ноги и поставил их на кровать, затем снял с нее носки, наклонился и поцеловал ее в лодыжки.
— Я хочу тебя больше, чем кого бы то ни было в мире, — сказал он и улыбнулся, как будто эта идея понравилась ему самому.
Клодин потянулась к нему и через мгновение оказалась у него на коленях.
— Все говорят, что любовь имеет какое-то гипнотическое влияние, но никто еще не сказал мне, что это просто здорово, — обронила она.
