— Все говорят, что любовь имеет какое-то гипнотическое влияние, но никто еще не сказал мне, что это просто здорово, — обронила она.
Баррет усадил ее поудобнее.
— Да, здорово и весело, — уверил он.
Она обвила руками его шею, увлекая его в глубокий, долгий поцелуй; ее сердце взволнованно застучало, и тело наполнилось новым желанием, когда его руки отправились в страстное путешествие по ее телу. Он расстегнул ей лиф, затем развязал ленточки на трусиках, нежно опустил все на серебристо-голубой, с узорами лилий, ковер. Она вновь, уже голая, оказалась у него на коленях; он дотронулся до ее груди, живота и очень осторожно, помогая руками, раздвинул ей ноги. Кровь застучала в висках, его передернуло от желания, но он заставил себя действовать постепенно, работая кончиками пальцев, пока наконец не был одарен блаженным вздохом Клодин, откинувшейся назад, открывшей себя для него, для любых его действий. Он положил ее на воздушное шелковое покрывало и, снимая трусы, прижался к ее груди.
Клодин вздохнула и посмотрела на него темными глазами, когда он, оперевшись на руки, возвысился над ней. Щеки ее горели, губы пылали краской. Его обнаженное тело вызывало в ней любопытство и желание. Страха не было и в помине. Теперь он мог осмелиться войти в нее и был бы впущен — это принадлежало ему.
Он вновь обратился к помощи пальцев, возбуждаемый нежной влагой ее желания. Застонав, он вошел в это манящее пространство медленно, но едва сдерживаясь от извержения — это и заставляло ее задыхаться. Он раскачивался вперед-назад, с каждым разом дыша все чаще и чаще, зарывшись лицом в ее волосы.
Странное чувство росло и созревало в ней, но пару минут спустя, когда он, иссякнув, вышел из нее, от этого не осталось и следа. То, чего она так самозабвенно возжелала совсем недавно, казалось, задело ее за живое, но не больше.
Баррет успокоительно поцеловал ее.
— Обычно друг к другу быстро привыкают. А потом все будет намного лучше. Уж это я обещаю.
Клодин положила голову ему на плечо.
— Не могу себе этого представить. — Ей было все равно, даже если это звучало злобно. — Ты, наверное, подумаешь, что я абсолютно фригидна, если я скажу, что мне никогда не было так хорошо, как сегодня?
Баррет торжественно покачал головой.
— Абсолютно фригидна. Самое худшее, что может быть. А я думал, ты такая женственная. — Он усмехнулся. — Но ничего, ты только подожди.
— Может, нам попробовать еще? — предложила Клодин, — и я быстрее привыкну?
Баррет откинул назад голову и засмеялся.
— Ха! Теперь ты в моих руках. — Он с любовью посмотрел на нее. — Девочка моя дорогая, мы будем пробовать и пробовать, пока тебе не надоест.
Клодин вздохнула.
— В течение шести месяцев в году, Баррет, ты будешь писать мне из Чарлстона? Ты просто обязан, иначе я не выдержу. Конечно, это прекрасно, когда все обустроено, но мне нужен ты, а не хороший пустой дом.
Она не смотрела ему в глаза. Об этом не надо было просить, это не входило в правила игры, но она не смогла удержаться.
— Я думаю, — сказал Баррет, — пришло время сказать тебе, о чем я думал.
Он перевернулся и облокотился на кровать.
— Ты должна выслушать меня до конца и не перебивать, пока я не закончу. Обещаешь?
Она испуганно кивнула, он выглядел очень официально.
— Я хочу жениться на тебе, — сказал Баррет.
Клодин уставилась на него как на сумасшедшего.
— Это ведь даже незаконно, — сказала она.
— В некоторых местах вполне законно, — сказал Баррет. — Клодин, если бы мы могли это сделать, ты вышла бы за меня замуж?
— Не знаю, — прошептала она. — Я думала, что это как раз то, что мне нужно, — быть как белые леди. Но сейчас — ты же ничего не продумал! Это погубит тебя!
Баррет взял ее за руку, стащил с кровати и подвел к зеркалу в углу комнаты.
— Посмотри на себя, — воскликнул он.
Кожа Клодин была такой же светлой, как и его собственная, без бросающихся в глаза переходов цвета от тыльной стороны руки к ладони. Правильные черты лица ее обрамлялись мягкими и пышными вьющимися рыжими волосами.
— Ты и так белая. На девяносто процентов, — сказал он.
— Так все дело в недостающих десяти, — с горечью произнесла Клодин.
— Нет, — сказал Баррет. — Очень трудно это заметить, можешь мне поверить.
— Ты хочешь сказать, все уже прошло? — испуганно спросила Клодин, посмотрев на него через плечо.
— Конечно, — сухо ответил Баррет. — Один прапрапредок мог и быть черным, зато девять других с таким же успехом были белыми.
В комнате было прохладно, а они стояли голыми. Он обнял ее и потащил прочь от зеркала, обратно в постель.
— Дорогая моя, я очень тщательно все обдумал. Мне нужна не служанка, мне нужна жена, нужна ты. Я люблю тебя. Разве я могу позволить нашим детям пройти через все то, что прошла ты? А что будет с тобой, когда я умру? Я больше чем на двадцать лет старше тебя. Каково тебе было бы жить в Чарлстоне одной?
— Баррет, ты хочешь сказать, мы переедем к тебе в Чарлстон?
— А куда же еще? Ты думала, мы будем прятаться на границе до конца жизни? Ничего подобного! — Он крепко обнял ее и притянул к себе. — Ты боишься?
— Да, — сказала она ему в грудь. — Я боюсь покалечить твою жизнь.
— Ерунда, — возразил Баррет. — Все всегда боятся сделать что-нибудь неправильно, а на самом деле это не так страшно, как ты думаешь. Тем более я знал одних таких, как мы, вот они так и не узнали: было ли бы лучше, если бы они поступили по-другому.
— Ты уверен в этом?
— Да, потому ты можешь доверять мне.
Он отодвинул ее от себя и взглянул на нее.
— Ну-ну, ты плачешь? Всю грудь мне намочила.
Клодин шмыгнула носом и вытерла лицо тыльной стороной руки — жест явно не понравился Баррету.
— Ты действительно будешь счастлив, если я выйду за тебя?
Баррет ткнул в нее пальцем.
— Ничто на свете не сделает меня более счастливым.
— А ты не боишься?
Баррет ухмыльнулся. Теперь, когда он уже решился на это, страха не было.
— Я боюсь только тетушку Клели, — сказал он.
Повалив ее на кровать, он начал целовать ее шею и плечи.
— Я снова хочу любить тебя, — прошептал он. — А на мое предложение ответишь, когда у тебя будет готов ответ.
Руки Клодин сцепились за его спиной. Баррет предложил ей то, чего она всегда хотела, но боялась, что этого никогда не произойдет.
Теперь эта мысль ужасала ее. Если она выйдет за него замуж, она когда-нибудь погубит ему жизнь. Если она откажет ему, он никогда не будет счастлив. Она впустила его в себя. Нет, она не могла сказать «нет». Лучше быть счастливым и в опасности, чем несчастным и в безопасности.
— Счастливый? — Тетушка Клели с ужасом уставилась на них. — Только дурак может быть абсолютно счастливым, и вы, месье Форбс, кажетесь мне самым большим дураком, которого я когда-либо встречала.
