корни – в третью. Работа была монотонная, неинтересная, зато способствующая общению.
Лорена подошла поближе и уселась на землю, нисколько не заботясь о чистоте выделенного ей платья. Дала, не отрываясь от работы, спросила:
– Тяжелый день, а? Точнее, ночь.
– Ночь, которая могла стать моей последней…
– Не выдумывай… Хотя ты просто не видела.
– Не видела чего? – удивилась Лорена.
– Он вышел из эвкалориса почти сразу после тебя. Просто задержался возле двери, наверняка приходил в себя после переодевания и спуска. Ему нужно было двигаться уверенно и ни в коем случае не показывать слабость, вот и копил силы. Но он постоянно присматривал за тобой, ты ни на миг не оказалась в настоящей опасности.
Дала не сказала, о ком речь, это было не нужно – Лорена и так знала. В груди мелькнуло непростительное тепло признательности, и пленница поспешила сменить тему:
– Вы говорили, что у любых поступков дикарей есть какое-то разумное обоснование, выгода или что-то в этом роде.
– Верно. Потому что все эти ритуалы придумывают как раз не дикари, а люди разумные, знающие, что они делают.
– Но какая выгода может быть в том ужасе, который они устроили сегодня?
– Двойная, на самом-то деле, – невозмутимо отозвалась Дала. – С одной стороны, сегодня в очередной раз доказали существование Брерис: раз разные люди видят ее, умирая, значит, она есть.
– Не представляю, как они это провернули… То есть, понятно, что чавунджа использует на своих жертвах какой-то наркотик. Но почему они видят именно Брерис?
– А это колдунья старается. Я не смогу тебе объяснить, как именно она это делает. Но за пару секунд до того, как избранный счастливчик обрел в себе Брерис, Амарсин прекратила наслаждаться представлением, закрыла глаза и сосредоточилась.
– Получается, она действительно колдунья? – растерялась Лорена.
– Ну тогда и Саргон колдун. Но разве он похож на колдуна?
– Как мы все время возвращаемся к Саргону?!
– Разве тебе не этого хочется? – слабо улыбнулась старуха.
– Нет! – крикнула Лорена. Проходившие мимо служанки шарахнулись прочь, и пленница почувствовала, как ее щеки заливает краска смущения. Она потеряла контроль так, как офицеру Обретенных гор непростительно. – Забудем о нем… Вы говорили, что у этого издевательства двойная выгода. Допустим, одна сторона – это авторитет Брерис. А второе что?
– Страх. Они ведь не дураки на самом деле, люди, которые живут здесь. При всей навязанной им любви к Брерис, они не хотят умирать вот так – у всех на виду, превращаясь непонятно во что. Поэтому все стараются побольше работать, поменьше болеть и не гневить жрецов, чтобы однажды не очутиться во власти Глашатая Милосердия. У этой девицы здесь огромные полномочия – и никаких тормозов.
Лорена вздрогнула, вспомнив направленный на нее взгляд прекрасных голубых глаз. Взгляд хищника, не человека, милой маленькой Беллесуну всегда было мало крови, сколько бы она ни получила.
Вот только сегодня ее праздник был неполным.
– Одна преграда, как я понимаю, все же есть, – заметила Лорена.
– И вот мы опять вернулись к Саргону – заметь, не по моей инициативе.
– Да что ж такое!
– Это нормально, что ты столько думаешь о нем, – тихо заметила Дала. – И нормально, что тебе страшно.
– Что? Я о нем совсем мало думаю! И с чего мне должно быть страшно? Считаете, что я боюсь смерти? Так я давно уже не боюсь!
– Считаю, что ты боишься жизни.
– Хватит намекать на то, что мы с Саргоном близки по духу, – раздраженно закатила глаза Лорена.
– Прекрати это отрицать – и мне не придется на это намекать. Ваше притяжение взаимно, и оба вы напуганы. Ты боишься того, что тебе впервые после смерти мужа захотелось по-настоящему жить, но тот, кто пробудил в тебе такое желание, – убийца близкого тебе человека. Поверь мне, я хорошо разбираюсь в таких проблемах – опыт есть. Что же до Саргона, то он и вовсе в ужасе.
Лорена вспомнила, как на Глашатая Теней обозленно пялились и колдунья, и Беллесуну. А он уверенно смотрел в ответ – и плевать хотел на любую месть. Обижать старуху было неловко, но пленница не выдержала, рассмеялась.
– В ужасе? Да он вряд ли знает, что такое ужас!
– Прекрасно знает. Он хорошо сражается и хорошо убивает, но на этом – все. Больше его ничему не научили. Ему хочется, чтобы с тобой было по-другому, а он понятия не имеет, как этого добиться. И знает, что ты уйдешь или умрешь. У него нет навыка, который требуется для понимания собственных чувств и правильной реакции на них. В итоге вы напоминаете мне двух маленьких зверьков, которые могут получить так много – но не выходят из своих нор и не получают ровным счетом ничего. Ему, кстати, это простительно, он-то дикарь. А у тебя какое оправдание?
– У меня нет никакого оправдания, потому что оно мне и не нужно! Что бы он ни сделал, он по-прежнему мой враг, это не изменится никогда!
– Как скажешь.
Сказать это и правда оказалось легко, а вот принять… Тут у Лорены был соперник посильнее, чем старая пленница, привыкшая к чужой реальности, – она сама.
Она не могла больше оставаться здесь, направилась прочь, и Дала не стала ее задерживать. Сначала Лорена и сама не понимала, куда движется, ей просто хотелось избавиться от лишней энергии, порожденной гневом. Потом она осознала, что стоит на кладбище уничтоженных машин.
Она ведь не возвращалась сюда с тех пор, как прибежала в отчаянии за аптечками… На некоторых остовах сохранились отпечатки ее кровавых ладоней. Лорене следовало бы изучить машины получше, найти ту, что еще на ходу, хотя бы попытаться сбежать… Может, он ее отпустит?
А может, умрет за то, что отпустил. Как бы Лорена ни старалась, принять этот риск она не могла, и от отчаяния хотелось выть на далекое звездное небо, затерявшееся где-то за неоном ночи.
Она промаялась еще несколько часов, а потом обнаружила себя стоящей перед входом в спальню Глашатая Теней. Сейкау отвязались от нее, как только она вернулась в дом. Слуги все еще спали, эвкалорис изнутри переполняла тишина. Лорена понятия не имела, зачем пришла сюда, и все равно заглянула внутрь. Она успокоила себя тем, что тут же ушла бы, если бы Саргон спал.
Но он не спал. Он велел слугам передвинуть свою кровать к самому окну и теперь полулежал на подушках, собранных у него за спиной. Он смотрел в окно, за которым летали в сиянии ночи сейкау. И не просто летали, а выстраивались в немыслимые фигуры, идеальные, действовали как лучшие из солдат, а не как неразумные хищники… Это закончилось, когда Саргон отвлекся на появление незваной гостьи. Он перевел взгляд на нее, а сейкау, словно только что проснувшись, разлетелись в разные стороны.
Он ни о чем не спросил, не попытался подняться, просто уставился на нее
