Петров Владимир Иванович, будучи злостным нарушителем общественного порядка и торговцем наркотическими веществами, был приговорен к смертной казни через расстрел. Чирок упивался своей ролью и блажил так, что я уже начал беспокоиться, что кто-нибудь, да услышит его страдания со стороны дороги или кладбища. Чтобы не рисковать приватностью процесса, я скомкал процедуру.
— Именем Российской Социалистической Федеративной Республики огонь! — с этими словами нажал я на рычаг стартового пистолета. Гусейн в УАЗе подавленно молчал.
Слава богу, у Черняева хватило ума заткнуться сразу после выстрела. Толик помог ему аккуратно спуститься в яму, предварительно измазав лицо «расстрелянного» разведенной гуашью. Заготовленная Черняевым при помощи его Алевтины коровья кровь, слишком быстро свернулась.
— Следующий! — бодро скомандовал я, но уже через минуту понял, насколько все мы просчитались с непреодолимостью желания Гусейна пожить как можно подольше. Он визжал, бился аки лев и ни в какую не желал отстегиваться от толиковой «буханки». Впервые в жизни я видел человека, с такой страстью возлюбившего свои кандалы. Еникееву наконец надоели брызги соплей и слез. Он единственной затрещиной обездвижил жизнелюбивого джигита, после чего мы вытащили того наружу. Руки, сомлевшему Гусейну мы все же обрядили в браслеты, застегнув их сзади. Побрызгав на наркоторговца из канистры, Толик привел его в чувство.
— Встань! — велел Нагаев окончательно растратившему весь свой кауказский апломб джигиту.
Мокрый моджахед-наркоторговец сначала с трудом встал на четвереньки и только потом поднялся на две конечности, с трудом преодолевая позывы опять рухнуть на землю.
— Мамедов Гусейн Мурадович, двенадцатого января тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения, уроженец села Кейчили Шамкирского района Азерской ССР, за систематическое нарушение общественного порядка, за сбыт наркотических средств секретным решением Особого Суда приговаривается к смертной казни через расстрел! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Гусейн опять повалился на землю и завыл. Бежать, как я опасался, он даже не подумал. Хулиган и наркоторговец ползал по земле и клялся, что больше никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах! Божился, что прямо сегодня пешим порядком покинет город, а потом и Россию. Поскольку мы были на службе, то, разумеется, мольбам Мамедова мы не вняли и процедура исполнения приговора неумолимо продолжилась. Толик одним рывком поднял Гусейна на ноги, а Вова сунул ему в руку шариковую самописку. Подойдя к лишенцу, я потребовал расписаться в каком-то бланке из своей папки. Невидящими глазами наркоторговец поводил по бумаге и покорно поставил свою закорючку.
Все, что именем Российской Социалистической и так далее, Гусейн, как мне кажется, не слышал. Он тихонько выл на одной ноте и, если бы Еникеев его не держал на своей мощной вытянутой руке, приговоренный упал бы сразу.
Вместе с выстрелом стартовика, расстрелянный Мамедов освободил свой мочевой пузырь и рухнул, как подкошенный на пожухлую листву.
— Не помер бы! — глухо раздался из могилы черняевский голос. Обернувшись, я увидел обеспокоенные глаза и верхнюю половину головы любопытного Блондина.
— Егорыч, я и сам почти поверил, что вы его замочите! — вполне серьезно сообщил перетрухнувший Чирок. — Больно уж вы все по-настоящему тут сделали.
— Ты откуда знаешь, Юра, как оно все по-настоящему то бывает? Тебя, что, расстреливали уже? — хохотнул Вова.
— Не расстреливали, но, наверное, так все и бывает, — невесело донеслось из могилы, где скрылось полголовы моего агента.
Пора было завершать процедуру казни и возвращать расстрельную команду в город. Это Еникееву мы сегодня выписали повестку на целый день, а самих нас с Вовой никто от несения службы не освобождал. Я кивнул Толяну на недострелённого.
— Реанимируй обоссанца! И не жалей воды, нам еще с ним работать предстоит. А ты сними с него браслеты! — велел я Нагаеву.
Понадобилась почти вся двадцатилитровая канистра, прежде, чем Гусейн начал подавать признаки жизни. Сначала он просто пошевелился. Потом повернулся на живот и засеменил на четвереньках, не разбирая дороги, в сторону ямы, где изображал роль трупа Блондин. Вова вовремя перехватил пинком Гусейна, направив его в сторону от ямы.
— Это как же я так промахнулся? — присел я над находящимся в прострации наркодилером, — Мамедов, ты жить-то хочешь, или тебя добить? — уверенности, что азер меня слышит, у меня не было, уж слишком потерянным он выглядел.
Тем не менее, совсем никакой нарко-паразит меня услышал и глаза его, поднятые от земли, стали наполняться осмысленностью. Мыча что-то нечленораздельное, Мамедов интенсивно и хаотично тряс головой, очевидно давая понять присутствующим, что жить он хочет и, что достреливать его ни в коем случае не надо.
— Есть еще вода? — желая ускорить процесс осознания, спросил я Еникеева.
Тот отрицательно покачал головой и сказал, что есть только канистра с бензином. Если Гусейна сейчас облить бензином, пытаясь таким образом его взбодрить, то можно окончательно лишить его разума, подумал я. И решительно отказался от этой мысли. Толик снял вопрос гораздо быстрее и проще, дав нарко-бизнесмену леща.
Мокрый до нитки и обоссанный гражданин Мамедов без понуканий сел на задницу и уже вращал глазами вполне осмысленно. Дальнейший наш разговор теперь начал складываться совсем конструктивно. Гусейн Мурадович не запирался ни в чем. Он откровенно поведал о всех грехах братьев Кулиевых и Вазгена. Как о тех, в которых участвовал сам, так и о тех, про которые просто знал от своих подельников. О том, что Вазген заносит долю своему дяде, он тоже рассказал. Так оно или нет, знали только сам Вазген и его дядя. Однако Гусейн был в этом абсолютно уверен. Поскольку именно по протекции прокурора Ягутяна их компания в промышленных количествах закупала в магазине «Автолюбитель» дефицитные запчасти, которыми они потом спекулировали. Коммерцию они вели непосредственно с директором магазина и, что характерно, каждый раз по звонку дяди Вазгена.
Полтора часа ушло только на то, чтобы Мамедов собственноручно изложил свои обличающие показания на односельчан Кулиевых, на Вазгена и на его прокурорского дядю. Забрав у Гусейна единственный его документ в виде военника, я велел ему явиться завтра в 15–00 к нам в опорный. Предупредив, что, если он сбежит из города, мне придется в соответствии с вступившим в законную силу приговором его дорасстрелять. Для достоверности Нагаев подвел наркоторговца к могиле и указав на лежавшего в ней Чирка, пообещал ему такую же незавидную судьбу.
— Ладно, Гусейн, ты иди отсюда, нам еще того зарыть надо, — указал я пистолетом в сторону ямы. — До города тут недалеко, а ты вон обоссался, так что, в машину мы тебя не посадим, сам понимаешь!
Косясь на ствол в моей руке, гражданин Мамедов заверил, что все понимает и на обратную доставку он не претендует. Что до
