— Тридцать человек, в помощь жителям города копать могилы для павших — немедленно.
Голос Киния дрогнул, и он отвернулся, чтобы его военачальники не видели, как не по-мужски он себя ведет. Кинию не привыкать к такому, он видел немало мертвых детей, но на этот раз что-то потрясло его до дрожи.
Он думал о Медее, убившей своих детей в конце трагедии, и гадал, чего не знал сочинитель. Или о чем умолчал намеренно.
Ольвийцы, заметившие перемену в своем гиппархе, не ропща копали могилы. Через час женщины и дети были погребены. Мужчины набрали цветов, украсить могилы, а Киний бросил в яму застежку, и многие воины тоже; так могила матери наполнилась вещами, которые при жизни она считала бы сокровищем.
К тому времени как на последнюю детскую могилу был уложен последний цветок, Киний выслушал все, что Ателий мог рассказать о гетах на севере и западе. Когда колонна приготовилась выступить, у синдов были свои лошади и прочные повозки. У всех мужчин-синдов были сакские луки, и каждый шел с тяжелым топором в руках и обещанием смерти на лице.
— На северо-восток, как раз навстречу наступлению гетов, — сказал Киний.
Ателий мрачно улыбнулся.
Спустя три дня с Кинием шло уже сто беженцев-синдов: мужчин, женщин и детей, отчего колонна передвигалась со скоростью пешехода. А геты теперь знали о них. Трижды Киний нападал на их отряды. Трижды уничтожат. Теперь каждый в ольвийской колонне стал убийцей — в последнем городе им пришлось особенно тяжело, бои шли внутри домов.
С убийствами пришла и смерть. Погиб юный Кир, замечательно метавший копье, пал с ножом гета в шее, и Тео, с которым вел дела Никомед, лежал в тележке, кое-как дыша пробитым легким и ожидая смерти, и Софокл, чье презрение к законам войны так забавляло их во время первой поездки к сакам, получил удар мечом по руке и истек кровью, прежде чем товарищи сумели его спасти. Удача, хорошие доспехи и неупорядоченность действий врага сохранили жизнь остальным, но все были изнурены физически и душевно, а многие ранены — не смертельно, но раны отнимали силу и волю к победе.
Киний и Никий словно помешались на дисциплине. Не терпели ни малейшей небрежности. За одно утро Никий прибил двух молодых воинов. Киний гадал, что подумала бы Страянка — или что она стала бы делать.
Поэтому на четвертое утро под непрерывным мелким дождем шла молчаливая, мрачная колонна, усталые люди ехали на усталых лошадях, и люди и животные понурили головы.
Никий и Никомед ушли с лазутчиками: чтобы те не теряли бдительности, требовалось постоянное присутствие командиров. Киний ежечасно благословлял присутствие небольшого отряда саков. Они выполняли почти всю черную работу.
Рядом с молчащим Кинием ехали Аякс и Эвмен. Они время от времени поглядывали на него, но ничего не говорили.
В середине дня вернулся из разведки Ателий.
— Геты, чтоб их матерей…, собрались у нас в тылу, — сказал он. — Три больших отряда. Если встанем лагерем, к ночи увидим их.
Киний выругался и вытер дождь с лица.
— Не хочу упустить их и не хочу, чтобы на мой лагерь напали ночью, — сказал он. — Сколько их?
Ателий пожал плечами.
— Много-много. Десять рук, и десять рук, и десять рук, и десять рук в каждом отряде, а может, и больше. Слишком много, чтобы сражаться.
Киний кивнул и знаком подозвал лазутчика из клана Жестокие Руки. Как и Ателий, тот не казался усталым, угнетенным или несчастным, и Киний пожалел, что у него нет сотни таких ветеранов. Достоинство ольвийских всадников, которых он задействовал в этой части своего плана, сводило на нет то, как быстро они выдыхались. Они оправятся — и будут хорошими воинами, но лишь через несколько дней.
— Можешь найти царя? — спросил Киний.
Сак кивнул.
— Найди. Скажи: завтра, сразу как рассветет. Я еду к большому холму.
Сак повернул лошадь. Он поднес плеть ко лбу.
— Хороший вождь, — сказал он по-гречески.
Помахал Ателию, громко крикнул что-то остальным сакским всадникам и сразу пустил лошадь галопом.
Киний смотрел ему вслед и думал, приедет ли царь. Он перестал доверять царю. Возможно, «перестал» слишком сильно сказано, подумал Киний. Однако царь, несмотря на свою молодость, хочет получить Страянку. И когда Киний предложил своих людей в качестве приманки, он заметил, как на лице у царя что-то промелькнуло.
Остаток дня прошел ужасно. Киний гнал колонну вперед, напрягая всю волю, используя страх, который умел внушить, и силу. Он до смерти пугал женщин, вырывая у них из рук детей и бросая их в повозки, и стегал медлительных быков Страянкиной плетью.
К вечеру подошли к ручью. Во время первого похода Киний уже был здесь, и тогда ручей пересекли легко, но сейчас он разлился от дождей.
— Да защитит нас Афина, — мрачно сказал Киний.
Он подъехал к своим военачальникам.
— Обойдите своих людей. Всех ветеранов — ко мне.
— Ты ослабишь ряды, — сказал Никий.
— Не думаю, что люди в силах сражаться. Нам бы пережить следующий час…
Киний сквозь дождь смотрел на оставшийся позади последний холм, где, как он надеялся, лазутчики проверяли, нет ли погони.
Никий покачал головой.
— Не делай этого.
День полной власти имеет свою цену.
— Исполнять! — потребовал Киний.
Левкон покачал головой — угрюмо, но уверенно.
— Они будут сражаться, гиппарх. Просто нужно им что-нибудь сказать. Они испуганы. Клянусь яйцами Ареса, господин, я сам испуган. Я… я думал, нам предстоит отдых.
Киний сдержал гнев и обратился к Никию:
— Что думаешь, гиперет?
— Не выводи ветеранов. Поговори с ними, прояви к ним уважение, и они будут сражаться, как герои.
Киний потер подбородок, наблюдая за тем, как люди, погрузившись по пояс в воду, на веревках перетаскивают через ручей повозку.
— Думаешь, это поможет?
— Тебе ведь помогало — раз или два, — ответил Никий. — Выведи ветеранов, и остальные подумают, что ты им не доверяешь.
Киний улыбнулся — впервые за день.
— Попробую, — сказал он. — Труби «Построиться в линию».
Несмотря на усталость и дождь, всадники на усталых лошадях построились. Некоторые не поднимая головы.
Киний проехал перед строем.
— Я устал, — сказал он. — Поэтому совершенно уверен, что устали все. Я гнал вас, как атлет-наставник подгоняет учеников, и каждый день ваши силы иссякали. Но вот перед нами этот проклятый Аидом ручей, и я хочу просить вас о большем.
Он показал назад по следу.
— Там, в часе езды от нас, примерно две тысячи гетов. — Он повернул над головой плеть Страянки и показал мимо всадников. — В дневном переходе от нас царь саков. — Надеюсь. — Еще один бой, еще один день быстрого продвижения, и вы сможете отдохнуть. Вы на грани отчаяния, господа, — за три дня вы трижды сражались. Среди вас больше нет мальчиков. Теперь вы знаете, как выглядят звери. Любой мужчина, достойный своего отца, может в солнечный день на большом поле целый час удерживать свое место. Но, чтобы стать настоящими воинами, вы должны были узнавать это день за днем, в дождь, в пустыне, когда устали и тело болит, и когда обед стекает по вашим ногам, и когда у вас вообще нет еды. — Он снял шлем и подъехал ближе. — Мы можем перебраться через ручей и встретиться с царем — если у вас хватит духа.
Аякс поднял меч.
— Аполлон! — крикнул он.
Ответный крик не был оглушительным — но не был и безнадежным. Отряды трижды выкрикнули имя Аполлона.
Киний подозвал к себе военачальников.
— Пусть все спешатся и стоят возле лошадей. Пошлите самых младших в каждом отряде помогать передвигать повозки. Давайте приступим! — Сейчас он говорил не тем тоном, каким говорил весь день — как полководец, старший над опытными воинами. Он повернулся к Никию. — Ты был прав.
Никий пожал плечами.
— Бывает, — сказал он. Он смотрел, как юный Клио и еще двое молодых людей по пояс в ледяной воде поворачивают колеса повозки. — Они больше не похожи на юнцов-богатеев.
Двадцать минут спустя, когда переправлялась последняя повозка, вернулся Ателий и доложил, что показался передовой отряд гетов. Киний посмотрел на небо — дождь все шел, — потом на переправу. Никию он сказал:
— Думаю, получится.
Никий кутался в плащ.
— А ты сомневался, гиппарх?
Киний покачал головой.
— Да. — Он махнул Левкону. — Переводи своих людей. Никомед, пусть садятся верхом и прикрывают их. Геты приближаются.
Кто-то потянул его за правую ногу, и он увидел кузнеца.
— Что? — спросил он по-сакски.
Кузнец указал на небольшую рощу у разлившейся реки.
— Умереть здесь, — сказал он. — Ты переходить.
Киний вытер лицо.
— Нет. Никто не умрет здесь. Слишком сильный дождь. Переправляйтесь.
Тот упрямо стоял на своем:
— Умереть здесь.
Киний покачал головой. Он подозвал Ателия.
