Пятница, 27 октября 1944 года
Весь день дождь. Не выходили из дому. Опять «трения» с Рэндолфом: в очередной раз посетовал, что я мог бы быть с ним повежливей. Меня этим не проймешь: он просто распущенный хам; ему доставляет удовольствие хамить тем, кто слабее него; если же он имеет дело с таким же сильным, как он, то тут же принимается скулить. Если ему все это сказать – поймет, но выводов из сказанного не сделает. Как бы там ни было, мы обречены жить вместе, и я должен держать себя в руках и признавать за ним права вышестоящего офицера, пусть он и уклоняется от своих прямых обязанностей. Во время воскресного воздушного налета он потерял лицо, и сейчас я менее всего склонен скрывать свое раздражение. Факт остается фактом: он несносен, у него отсутствует фантазия, острота ума. Он по-детски памятлив, и память заменяет ему мысль. Задачи он ставит перед собой самые незначительные, но и эти задачи неспособен решить из-за неумения владеть собой. По характеру он человек зависимый – а потому привязчивый и эмоциональный. В длительном общении он плох, но вывод напрашивается сам собой: никто, кроме него, не выбрал бы меня, и никто, кроме меня, не ужился бы с ним. В нашей с ним общей военной работе мы оба находимся на пределе – но выхода ни у него, ни у меня нет, и мы должны с этим считаться.
Вчера через Топуско прошла мусульманская «бригада», число солдат – как в батальоне, почти все оборванные, без сапог и вещмешков; запевалы пытаются заставить солдат петь что-нибудь задорное, юное. Очень молоды и худы. Будь у них, как у их отцов, длинные усы, экзотические наряды и византийское оружие, и они прошли бы через этот уютный городок незамеченными. Но у них с нами слишком много общего. Их оружие и пришедшая в негодность форма – наша или итальянская. В Казине они воевали так же, как воюем мы – не умением, а числом; грабят так же, как мы. Их, как и нас, поджидают рентгеновский аппарат и операционный стол. И поражение они терпят, как мы: неспособны отбить контратаку. И так же вероломны. Трижды клялись в верности своему командиру, а затем убили его ради денег. Вот она, Европа, подумал я.
Суббота, 28 октября 1944 года Мой сорок первый день рождения – самый беспросветный за последние одиннадцать лет. Весь день накрапывал дождь, и из дому вышел всего один раз – пошел в купальню, которая, как нам сказали (и ошиблись), должна открыться вновь. Год получился хорошим: родил дочь, написал книгу, спасся от смерти. Молю Бога, чтобы в следующем году, в этот день, я был у себя дома, за своим письменным столом, в мире и покое.
Четверг, 2 ноября 1944 года
<…> Югославы не испытывают к нам никакой благодарности, да и не должны испытывать, ведь и мы относимся к ним без всякого великодушия. Мы проводим недальновидную политику, преследующую узкоэгоистические цели, а потом жалуемся, что к нам относятся без любви и уважения.
Рэндолф злится, что никак не приходит ответ на его запрос; то и дело кидается к телеграфисту с вопросом, есть ли ему сообщение.
– Может, станет ясно, когда выйдем на связь следующий раз.
– Станет ясно что?
– Что капрал Крук (он должен был приземлиться накануне вечером) жив.
– А у вас есть сомнения?
– Нет, конечно, нет. Но какого черта они молчат ?
Собирается в Белград, и я предвкушаю долгожданные каникулы.
Пятница, 3 ноября 1944 года Поступают противоречивые сведения, внушающие страх, что нашу почту несколько дней назад сбросили мимо цели, она украдена и пропала. Лучше об этом не думать. Вечером Рэндолф вызвал Матеша [364] . Рэндолф был уже пьян и с каждой минутой пьянел все больше; постыдно поносил Матеша, никому не давал сказать ни слова; Матеш держался с умом и достоинством. Рэндолф, не поужинав, отправился спать. О здешних коммунистических целях Матеш говорил недвусмысленно: в Греции пытались сначала захватить власть, а потом побить немцев; здесь же все наоборот: сначала сражались с немцами, а теперь готовятся захватить власть. «Пришло время спросить тех, кто сражался вместе с нами, каковы их планы после окончания войны». Рэндолф был слишком пьян и слишком увлечен собственными идеями, чтобы оценить сказанное Матешом. Фредди был трезвее Рэндолфа; сидел допоздна и жаловался, что вынужден спать с Рэндолфом в одной комнате; без конца возвращался к скандалу, разгоревшемуся прошлой ночью.
Вторник, 7 ноября 1944 года Празднование русской революции. Многие солдаты – с новенькими, позолоченными русскими медалями. Стары (крестьянин, мастеровой при миссии. – А. Л. ) вечером напился и подрался. Дождя нет, но пасмурно. Клятвенно обещают, что завтра «дакота» наконец приземлится. Дождь почти каждый день; иронические реплики по этому поводу.
Суббота, 11 ноября 1944 года
Долго гуляли с Клиссолдом. Когда вышли, ступали по сухой, подмороженной земле, а на обратном пути, только выглянуло солнце, – месили грязь. После обеда купальня. Вместе с Фредди поспорили с Рэндолфом на 10 фунтов, что за две недели он не прочтет всю Библию. Пусть мы проиграем, зато какое-то время будет тихо. Не тут-то было: сидит, качаясь на стуле, хмыкает и говорит: «Надо же, а вы знали, что это из Библии: “Сведете вы седину мою с горестью во гроб” [365] ? Или восклицает: «Черт, вот ведь какой Бог черт!»
Сегодня сюда привезли первую партию военнопленных.
Вторник, 21 ноября 1944 года Весь день дома и вокруг дома американцы. Читаю у себя в комнате корректуру «Возвращения в Брайдсхед» и дрожу от холода.
Среда, 22 ноября 1944 года Американцы еще здесь. В середине дня Рэндолф перепил и Библию забросил. Американцы вместе с русскими напились коктейлей, и одного из них за ужином вырвало на пол.
Четверг, 23 ноября 1944 года Американцы было ушли, но вечером вернулись в полном составе.
Пятница, 24 ноября 1944 года Американцы ушли окончательно. Правлю корректуру в те редкие минуты, когда Рэндолфа нет в комнате.
Суббота, 25 ноября 1944 года Правлю корректуру. Рэндолф весь день «квасит»; пытается сочинять стихи. Сидел рядом со мной со стаканом вонючей ракии, что-то бубнил себе под нос, считал на пальцах слоги и, в конце концов, «родил» вот какую поэтическую строку: «В забытье твоей любви заточен сижу». После чего впал в бешенство, а потом – в прострацию.
Воскресенье, 26 ноября 1944 года Фредди и Клиссолд прибыли в Бари 20-го. Счастлив, что мои письма летят домой. В шесть вечера дочитал корректуру, воспользовавшись тем, что Рэндолф отправился в кино в Глину. Фильм отменили.
Вторник, 28 ноября 1944 года Сильный снег; оттепель. Получил разрешение на отъезд. Дорога перекрыта. Партизаны отмечают свой юбилей.
Суббота, 2 декабря 1944 года Видел, как американские полковники завтракают шоколадным тортом, оставшимся от вчерашнего ужина. Оттепель, но вот-вот опять пойдет снег. Беспокоюсь, долетит ли моя корректура; если нет, книга выйдет не скоро.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
