– У нас есть для вас два варианта. Не знаю, какой из них вам понравится больше. Можете служить уполномоченным по наблюдению за малолетними преступниками в транзитном лагере в Индии.
Я ответил, что этот вариант меня не вполне устраивает.
– А можете пойти в отдел регистрации в военном госпитале.
Я сказал, что если у меня есть выбор, то я бы предпочел военный госпиталь.
– Кстати, – спросил он, – вы получили какое-то образование? В университете учились?
– Да, в Оксфорде.
– Дело в том, что в Министерстве обороны, в отделе химического оружия, требуется образованный офицер.
– Но по образованию я античник и историк.
– Это не имеет значения. Им важно, чтобы было образование.
Выйдя на улицу, я тут же бросился к Бобу в штаб Объединенных операций и возопил: «Поскорей заберите меня отсюда!» И Боб позвонил в Хобарт-Хаус и сказал, что меня берет к себе Билл Стерлинг. <…>
Воскресенье, 21 мая 1944 года За прошлую неделю написал около 15 000 слов. От того, что получилось, то ликую, то впадаю в отчаяние. Как бы то ни было, конец уже близок. «Брайдсхед» я воспринимаю не как свой последний роман, а как первый. <…> Завтра еду в Пикстон повидать Лору и только что родившуюся дочь (Харриет. – А. Л. ).
Чагфорд, понедельник, 5 июня 1944 года Вчера ходил к мессе. У меня над головой парочка из ВВС – приехали сюда провести медовый месяц. Работать невозможно. Сегодня договорился, чтобы их переселили. Внес в текст все необходимые поправки и вышел на финишную прямую. Осталась последняя глава. Надеюсь закончить к празднику Тела Христова.
Ардкаллери-Лодж, Стратайр, Пертшир,
суббота, 24 июня 1944 года
В день Тела Христова, побывав у причастия в Гилдли, закончил последний вариант «Возвращения в Брайдсхед» и отправил его на машинку. На следующий день из Пикстона приехала Лора и прожила у меня неделю; за это время выправил рукопись, которую Маклаклан напечатал в рекордные сроки. В пятницу 16 июня приехал в Лондон, а днем раньше, хотя газеты об этом и помалкивали, начались бомбардировки «беспилотных самолетов» [352] . В Лондоне пробыл до среды 21 июня. Все это время одна воздушная тревога сменялась другой, в разных частях города раздавались взрывы. Хуже всего было ночью, когда поневоле прислушиваешься к реву самолетов, неотличимому для человека с моим слухом от шума автомобильного мотора. Заснуть было невозможно, приходилось закрывать окна и глушить себя снотворным. В понедельник, в половине второго ночи, с 19 на 20 июня, «беспилотник» пролетел совсем близко и низко, и в первый и, надо надеяться, последний раз в жизни я испугался. Потом, вспоминая этот неприятный эпизод, пришел к выводу, что страх был вызван расшатанными нервами, а расшатанные нервы – пьянством (беспробудно пил всю неделю), и сегодня принял решение никогда больше не напиваться.
В среду вечером выехал вместе с Бэзилом в Шотландию, в полк Специальной воздушно-десантной службы под командованием Брайена. Приехал в никудышной форме и сейчас, в окружении невиданных красот, постепенно прихожу в себя: штаб полка разместился в охотничьем домике Билла Стерлинга, на берегу озера, среди лесов с оленями и болот с тетеревами; это демилитаризованная зона, кругом ни души. В штабе кроме нас с Бэзилом имеется некий Кристофер – распущенный малый, любит повторять: «Мой старик отец – мученик своего детородного органа»; бывают, и часто, гости. Фил уехал, оставив своего вестового, который признался мне: «Теперь я понял, вояки из меня не получится, как ни бейся». Самые любопытные персонажи в штабе – два итальянца, ставшие рабами полка; их взяли в плен в Северной Африке и привезли сюда с фальшивыми документами, даже не сняв с них форму, не записав в число военнопленных. И тот и другой – повара; у одного в Милане свой ресторан.
Пикстон. Воскресенье, 2 июля 1944 года Служба в Ардкаллери не составляла большого труда, но и особой радости не доставляла тоже: в охотничий домик часто наведывалась распущенная молодежь, Брайену же, как видно, было неловко, оттого что я нахожусь под его командой, и вел он себя со мной резко, почти враждебно. У него в полку делать мне было нечего, и он не знал, куда меня девать. Будущее мое было покрыто туманом. Но вот 28 июня пришло сообщение, что Рэндолф в Лондоне и меня разыскивает [353] . Вернувшись в Лондон утром в День святых Петра и Павла и побывав на службе в Бромптон-Оратори, я приехал к нему в «Дорчестер», и он предложил мне полететь с ним в Хорватию. Рэндолф надеялся, что я поспособствую преодолению Великой Схизмы между католической и православной церквями. О существовании этого противостояния ему стало известно буквально на днях, и он счел, что оно мешает его военной политике. Я охотно согласился, но вплоть до вчерашнего дня полагал, что ничего из этой поездки не выйдет, ведь за последние три года неудач у меня накопилось немало. Сегодня, однако, пришла телеграмма, что все улажено. Летим во вторник. Прощаюсь с семьей, а завтра, в понедельник, выезжаю в Лондон.
Среда, 5 июля 1944 года К завтраку были в Гибралтаре. Обедали в самолете смородиной, сэндвичами и шоколадом; в Алжир прилетели во второй половине дня. Абсолютно американский город. Гостиница для офицеров рангом не ниже полковника. <…>
Пятница, 7 июля 1944 года <…> Вечером поездка на машине на развалины в часе езды от города. Большая англо-американо-французская компания; песни на руинах при лунном свете. Домой вернулись в половине третьего ночи.
Бари,
суббота, 8 июня 1944 года
Выехал из посольства в Алжире в семь, полетел в Катанию; воздушные ямы, обедом не кормили. Мне, в отличие от остальных, повезло: сели в Неаполе. Пересел в самолет, летевший в Бари, приземлились в семь. Рэндолф уехал в ресторан, и ужинать пришлось в одиночестве. Со мной за одним столиком медсестра и развратного вида новозеландка – сидела, закинув руки за голову. Запил снотворное стрегой и отлично спал.
Вис,
понедельник, 10 июля 1944 года
<…> Полет в Вис. В самолете юги (югославы. –
А. Л. ) и венгерский танцор. Банкет в честь Тито в штабе (современная вилла со всеми удобствами, за вычетом воды); волынщики, много джина, вина и тминной водки. Тито со своим штабом опоздал на полтора часа. В новенькой фуражке с югославской кокардой, в форме русского маршала [354] . Повсюду серпы и молоты, коммунистические лозунги. Тито поразил всех, отказавшись от своего обещания встретиться в Казерте с Уилсоном. Рэндолф напился и полез купаться. Маклин: угрюм, беспринципен, тщеславен, возможно, безнравственен. Бреет голову, уши торчат, как у дьявола. Прочел его докладные записки, в одной из них цитирует Лоуренса Аравийского [355] , говорившего, что если заставляешь завоеванную провинцию сражаться за свою свободу – значит, победа одержана. Делать выводы пока рано, но заявление Рэндолфа Папе, что, дескать, «общая тенденция» против коммунизма, представляется голословной. Поговорил с разными людьми и лишний раз убедился: мой скепсис небезоснователен. Сироты поют и гремят консервными банками. Девушки-партизанки. Омладины [356] . Маклин недоволен, что на «его» территории чуждые элементы. <…>(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
