не стал говорить с Ромалой. Люся оглянулась на девушку, а когда Павел уехал домой, пристала с расспросами. Но Ромала стояла насмерть и ничего не рассказала подруге.
— У вас что-то было? — не отставала Люся.
— Ничего, о чем следовало бы говорить, — ответила Ромала и ушла в свою комнату. Подальше от Люси, подальше от всех….
Измаил приехал через два дня. Почерневший, небритый, осунувшийся. Люся открыла дверь и впустила брата. Она бросилась ему на шею и стала что-то весело говорить, но он убрал ее руки и попросил оставить его с Ромалой наедине. Девушка оглянулась на молчаливую подругу, жавшуюся в угол, и вышла. Парень опустился в шкаф, из которого совсем недавно вытаскивал любимую, тогда ему казалось, что у них всё получится. Теперь он точно знал, что у них не будет ничего. Ни будущего, ни настоящего. Даже прошлое неоднозначно.
— Ромала, я так больше не могу, — выдавил он из себя, — устал так, будто жизнь в шахте проработал. Жить без тебя я не могу. Я люблю тебя. Поверь, я сделаю всё, чтоб ты была счастлива… — говорил он, и слова давались с трудом. Ромала молча стояла в стороне. — Скажи хоть что-нибудь…
— Я верю, Измаил, — едва слышно прошептала она.
Парень посмотрел на нее, выбрался из шкафа и опустился перед ней на колени.
— Выходи за меня замуж, пожалуйста. Ты не пожалеешь.
— Я не могу, — ответила Ромала, глотая слезы. — Ты же знаешь!
— Я знаю, что ты меня не любишь, но это сейчас, а потом…
— Если я выйду за тебя, то ты всегда будешь несчастным. Всю жизнь. Не мучай ни меня, ни себя, — проговорила девушка, и отвернулась от него, прижавшись лбом к стене.
Измаил тяжело вздыхал и молчал.
— Если ты мне сейчас откажешь, я уеду. Жить с тобой в одном городе, видеть тебя и знать, что ты никогда не будешь моей, я не смогу, — тихо сказал он, поднявшись.
— Уходи, — ответила Ромала, так и не обернувшись. И лишь когда хлопнула входная дверь, она сползла по стене и зарыдала. Люся выскочила из комнаты и долго не могла успокоить Ромалу. Та плакала, так, будто у нее душу по ниточке раскручивали. Она именно сейчас так остро ощущала отсутствие Саши, так нуждалась в нем, что сходила с ума. Люся подносила воду и уговаривала ее, но Ромала ничего не видела и не слышала.
— Я знала, я всегда знала, что у нас ничего не выйдет. Зачем я послушалась вас обоих? — шептала она, давясь слезами.
Когда же началась сессия, Люся пришла домой и долго смотрела на подругу, сидевшую за книгами.
— Ромка, ты слышала что-нибудь об Измаиле? — спросила она, а голос вдруг треснул на последнем слове, как порвавшаяся струна скрипки.
Та вскинула черные глаза, книга поехала с колен и грохнулась на пол.
— Что случилось? — спросила она глухо, а в груди вновь заворочалось тяжелое сердце.
— Он уехал. Совсем уехал. Перевелся на заочное и уехал. Даже ничего не рассказал родителям. Куда-то на север подался, — сказала Людмила.
Ромала отвернулась и промолчала.
Весной Люся с Пашей сняли квартиру, и Милославская съехала. Она обнимала и целовала подругу, говорила, что ничего не изменится, просто теперь они станут видеться чуть реже, а в остальном всё будет по-старому. Ромала кивала и просила, чтоб та хоть звонила чаще.
Без Люси квартира показалось просто гигантской. Вместе с подругой уехал и старый альбом с фотографиями. Ромала подумала и забрала свой у Фаины. Мачеха всё вглядывалась в лицо девушки и что-то там пыталась прочитать. Яша велел Родиону забраться на чердак и спустить старые вещи сестры. Ромале потребовался целый вечер, чтоб разобрать всё то, что так дорого было ее сердцу. В квартире вновь появилась фотография Саши. Это был любимый снимок. Парень полулежал на траве. Светило очумелое солнце, и он чуть щурился, держа соломинку в зубах. Он щурился, а Ромале казалось, что он ей подмигивает. Дескать, не переживай, прорвемся…
Глава 47.
После переезда Людмилы Ромала, поддавшись совету Яны, нашла студию, где обучали восточным танцам. Педагог — молоденькая, чуть старше Ромалы, — лишь посмотрев на потенциальную ученицу, взяла девушку. И Ромала открыла для себя прелесть Востока. Уже через два месяца, в начале июня, она принимала участие в финальном концерте группы.
Сдав сессию, Ромала перевелась на заочное отделение и подала документы в институт культуры. Отец узнал об этом лишь осенью. Ректор Павел Сергеевич покачал головой, но девушка сумела убедить его в правильности своего решения. К тому же она не бросала университет.
— Мне нравится журналистика, но так хотелось бы попробовать себя еще в чём-то! — говорила она.
— Лишь бы ты была счастлива, — ответил Батяня.
Но не только любовь к танцам заставила девушку отдать документы в другой вуз. Однажды вечером — на календаре было начало июля — Ромала сидела и щелкала пультом телевизора. Какие-то глупые ток-шоу, сериалы, и вдруг мозг выхватил из ярких сменяющихся картинок серьезное, даже скорбное лицо ведущего, который назвал фамилию Саши. Пальцы разжались, и пульт выскользнул на пол. Ромала схватила его и стала прибавлять звук. Шла передача «Забытый полк». Ведущий говорил о Сашином героизме, о его самопожертвовании, а Ромала всё еще не верила ни ушам, ни глазам. Вот в студии появилась тетя Галя. Она заметно волновалась, а с другой стороны к ней подходил командир сына. Парень, коренастый, чуть старше тридцати — или просто так выглядел? — подошел к женщине и опустился перед ней на одно колено. Она заплакала, а Ромала по эту сторону экрана выла и готова была убить ведущего. Он задавал идиотские вопросы, дескать, что чувствует сейчас тетя Галя и что хочет сказать ей Сашин командир. Мать Саши трясло, а лицо командира было серым. Ромала уткнулась лицом в пол и зарыдала. Картинка на экране сменилась, крупным планом показали открытое, суровое лицо Сашиного командира. Он с трудом говорил, а на вопрос, почему Саша так поступил, пожал плечами и ответил, что, по сути, у него об этом и нужно спрашивать.
В конце программы показали фотографию, где в обнимку с друзьями из части стоял и, как всегда, улыбался Александр. Девушка прикоснулась к экрану, почувствовав, как от него кольнуло статическим
