«Уже наступила».
«Власть Цифры велика, но не безгранична. Мы все еще недостаточно сильны, чтобы объявить этот мир нашим».
«Это произойдет само собой».
«Ничто на этом свете не происходит само собой. Это закон, который будет действовать даже в эпоху Цифры».
«Она уже наступила!»
«Вы спорите не о том».
«Сорок Два отвергает основные постулаты!»
«Он сомневается в них».
«Я не сомневаюсь в том, что эпоха Цифры наступит. Но я верю, что прежде мы должны узнать как можно больше о мире прошлого. Мы обязаны узнать все его тайны!»
Его убежденность пронзала сетевые соединения и достигала душ собеседников. Его вера не вызывала сомнений. Все, что он узнает, он использует на благо Цифры. Он был таким же, как все они, он был нейкистом. И в его словах был смысл.
«Всем известно, что под действием „синдина“ великие ломщики расширяют сознание и сливаются с Цифрой. Но неизвестен механизм этого действия. Непонятно, почему это происходит. До тех пор пока мы этого не знаем, мы похожи на моряков, плывущих по воле волн. Я уверен, что книга даст нам ответы. Пора взять управление кораблем в свои руки!»
«Ты уверен, что dd отдаст нам книгу?»
«Ему некуда больше податься. Мы – его единственная надежда».
Ему запретили использовать мощности московского сервера dd, но на все остальное Сорок Два получил карт-бланш. В его распоряжение поступили три высококлассных ломщика, знающих местные реалии и умеющих работать в условиях постоянного контроля со стороны всевидящей СБА. Менеджеры dd заключили контракты с четырьмя наиболее подходящими для операции наемниками: повышенная агрессия и склонность к насилию. Ему дали отличную точку входа: маленький офис с мощным сетевым каналом в одном из деловых центров Болота. Ему дали два «поплавка».
Точнее, обещали дать.
Мощные процессоры были слишком горячим товаром, а потому их доставят непосредственно перед операцией. Завтра, во второй половине дня. Тогда же приедут помощники, и работа закипит.
Они будут прикрывать Дорадо.
Сорок Два еще раз прошелся по комнате. Потрогал выключенные мониторы, провел пальцами по клавиатурам, погладил системные блоки. Он любил ласкать «железо» перед работой и верил, что оно чувствует хорошее отношение.
«Цифра стала вершиной развития, вобрала в себя все достижения человеческого разума. Почти все. Цифра вошла в жизнь каждого, но еще не проникла глубже…»
Лишь несколько ломщиков на свете могут сказать, что их душа оцифрована. Всего десять человек в мире способны вставить в «балалайку» «поплавок», уколоться «синдином» и полностью слиться с сетью.
Избранные.
Пока избранные.
«Я донесу свет Цифры до всех остальных!»
Скрытые законы мира – последний бастион на пути эпохи Цифры. Иррациональные, необъяснимые, невозможные, но действующие. А раз действуют, значит, работают. А раз работают, значит, существует функция, которую можно описать с помощью бинарного кода. Можно оцифровать чудо. И душу. И все на свете.
Главное – изучить законы. Понять корневые шифры.
Последним Сорок Два приласкал свой верный «раллер». После чего выпил воды, расстелил на полу одеяло и улегся спать.
«Завтрашний день станет самым великим после написания Поэтессой „Чисел Праведности“…
* * *
анклав: Москва
территория: Болото
кафедральный собор Приход Непорочного Зачатия
если не знаешь, куда идти – иди к Богу,
если не знаешь Бога – тебе все равно, куда идти
Ритм жизни в Анклавах, казалось, не спадал никогда. Утром люди бегут на работу, вечером – домой. Днем зарабатывают деньги, ночью развлекаются. И так развлекаются, словно урвали у судьбы несколько лишних минут и теперь спешат их потратить. Пока не отняли. Казалось, что жители Анклава не торопятся лишь когда спят или под кайфом. Но так только казалось. В Аравии и Урусе, Шанхайчике и Кришне находилось немало людей, проводящих свои дни неспешно. Они пили чай, медленно обсуждали новости, играли в нарды или мацзян, но большинство из них были стариками.
А обычный житель Анклава или работает, или куда-то торопится.
Однако мужчина, подошедший к католическому храму на Малой Грузинской, являлся счастливым исключением из правил.
Или место здесь было такое?
Несмотря на позднее время и расположение – все-таки Болото, а не Сити, – возле храма не болтались ни бандиты, ни проститутки. Не валялись обколотые торчки. Не шумело призывной рекламой развлекательное заведение. Разумеется, без ночных клубов, притонов и баров Малая Грузинская не обходилась, однако ближайший центр веселой жизни находился в сотне метров от собора. Как говорится, пустячок, а приятно.
Мужчина опустился на относительно чистую скамейку и закурил, не сводя глаз с закрытого храма. Место для отдыха он выбрал ловко: лавка стояла дальше всех от фонаря, и разглядеть лицо мужчины было трудно даже с близкого расстояния. Впрочем, человек, который подошел к мужчине, лицом его не заинтересовался. Как и показаниями сканера, говорившими, что под одеждой гостя прячется пистолет, – безоружные жители Анклава вызывают гораздо большее подозрение.
– Добрый вечер.
– Добрый. – Ночной визитер ответил по-английски, но, судя по всему, прекрасно понял русское приветствие. «Балалайки» все-таки бывают полезны.
– Не возражаете, если я присяду?
– Ни в коем случае.
Мужчина опустился на скамью рядом с гостем. Тоже закурил и дружелюбно спросил:
– Вы из Европы?
– Сегодня утром приехал из халифата, – подтвердил гость.
– Впервые в Москве?
– Ага.
– Случайно здесь оказались?
Визитер понял вопрос правильно. Улыбнулся:
– Нет, не случайно. Я хотел зайти в храм, поговорить со святым отцом, но не успел. Дела, чтоб их…
– Понимаю. – Мужчина помолчал, стряхнул пепел на асфальт и предложил: – Зайдите завтра.
– Я рано уезжаю. Поэтому просто посижу… посмотрю… – Гость вновь перевел взгляд на собор. – К чему проверка, камрад? Здесь неспокойно?
– Община приглядывает за порядком.
– Я вижу.
– Потому что из Европы поступают нехорошие известия.
– Убийства священников?
– Вы слышали?
– Разумеется. – Гость бросил докуренную сигарету в урну. – Четверо, если не ошибаюсь.
– Пятеро за год. Из них двое за последние две недели.
– Отвратительно. – Ночь выдалась не слишком теплой, и визитер хотел засунуть руки в карманы куртки… Остановил движение на полпути, улыбнулся и подчеркнутым жестом сложил их на груди. – Насколько я знаю, убийства случались только в странах Исламского Союза.
– Тем не менее мы настороже.
– Правильно, – одобрил гость. – Кто предупрежден, тот вооружен.
И посмотрел собеседнику в глаза. Тот ответил дружеским кивком головы. Понимающим кивком.
«Мы одной веры. Мы у порога храма. Но мы ничего друг о друге не знаем. Поэтому руки следует держать на виду».
– Работаете охранником?
– Прихожанин.
– Тратите свободное время?
– Мы несем дежурства по очереди.
– Почему не наняли сторожей?
– Охранники сидят внутри. Мы приглядываем снаружи.
– Почему?
– Это мой долг.
– Перед кем?
– Перед самим собой.
– Хороший ответ, камрад, – медленно произнес визитер. – Очень хороший ответ.
– Но вас он, как мне кажется, удивил.
Гость покачал головой:
– Я давно не был в церкви.
– Почему?
– Потому что слышу там не слово Божье, а его толкование.
– Господь говорит с нами устами своих слуг, – пожал плечами мужчина. – Так было всегда.
– Вы в это верите?
– А вы, похоже, нет.
Гость вздохнул, аккуратным жестом извлек из кармана куртки пачку сигарет, раскурил одну, на мгновение осветив свое лицо язычком огня, и угрюмо ответил:
– Я устал верить.
Это прозвучало искренне.
– У вас что-то случилось?
Прихожанин задал вопрос не с жалостью, не проявляя участие, а с прямым мужским интересом. Он не был равнодушен, но показал, что не полезет с утешениями. И может быть, именно поэтому визитер ответил:
– У меня случилась жизнь.
– Настолько плохая?
– В общем, ничего особенного… – Гость задумчиво посмотрел на тлеющий кончик сигареты. – Отца я не знал, мать была проституткой. Меня воспитывала бабушка.
И каждое воскресенье:
«Мы должны идти в церковь, Чезаре».
«Зачем?»
«Так надо».
Она надевала свою лучшую одежду: черное платье, отороченное белыми кружевами, и блестящие туфли. Брала сумочку и важно отправлялась к собору, в который ходила всю свою жизнь. А он шел следом и очень гордился тем, что одет во все чистое. Потом, после службы, он вновь переодевался в обычные тряпки, на которых виднелись отметины всех уличных приключений, и начинал ждать следующего воскресенья.
Повзрослев, он понял, что эти визиты позволяли ему ощущать себя не обычным голодранцем, а человеком.
– Я верил, камрад. Но трудно, чертовски трудно сохранить веру, когда тебе говорят: парень, твоя непутевая мамаша ухитрилась подцепить «изумрудный синдром», пойди, попрощайся. Ты приходишь в ее квартиру, видишь тело, которое весит тридцать шесть килограммов, и понимаешь, что она месяц лежала одна. Совсем одна. И никто о ней не вспоминал, пока владелец дома не явился за квартплатой. А потом умирает бабушка, и тебя отправляют в приют. Ты плачешь, а святой отец говорит об испытании. – Визитер улыбнулся. Прихожанин не видел улыбки собеседника, иначе бы он вряд ли стал продолжать разговор. Но тон, несмотря на зловещую улыбку, гость не изменил, продолжил говорить медленно и размеренно: – Черт побери, все и всегда говорят об испытаниях, которые нам ниспосланы. Священник твердит, что я должен быть сильным, а сам разглядывает мою задницу. Мою молодую, крепенькую задницу.
