Грязнов отставил бокал, поставил локти на подлокотники кресла и свел перед собой пальцы.
– Ты сильна, дочь, но еще не осознаешь масштабов своего могущества. Не управляешь своими возможностями в полной мере, а потому – уязвима. Пожалуй, столь же беззащитной ты станешь примерно через год, когда понимание силы затуманит твой разум и заставит потерять осторожность.
– Но я победила!
– Ты действовала машинально, позволила самой силе защитить тебя, и, повторюсь, тебе повезло. Окажись рядом второй хунган, тебе пришлось бы плохо. С двумя тебе пока не совладать.
– А я должна?
Спросила азартно, предвкушая ответ и не сомневаясь в нем.
«Я сильна? Скажи, насколько я сильна? Обозначь горизонты! Или их нет? Тогда скажи, что их нет!»
– Несколько лет назад у меня возникли недоразумения с вудуистами, и Олово пришлось устранять архиепископа с двумя помощниками. Одновременно. А ты, дочь, гораздо сильнее Олово.
Глаза Пэт вспыхнули:
«Я сильна!»
«Да, дочь, ты сильна».
– Мне еще многому надо научиться.
Она сказала это не для проформы. Сказала уверенно, как человек, прекрасно понимающий, что его ждет, и согласный пройти по дороге. Пэт была готова учиться.
И потому Кирилл решил подсластить свой отзыв о ее поездке во Франкфурт:
– Мне понравилось, как ты себя вела, дочь. Понравилось, что ты прислушивалась к советам, это очень важно.
– Важно знать, к чьим советам прислушиваться.
– Мы подобрали тебе хороших помощников.
– Грега?
– Не только его. Со временем ты познакомишься с другими людьми, которые будут тебе служить. Оберегать. А если потребуется – умрут за тебя.
– Потому что ты им прикажешь?
Этот вопрос понравился Кириллу больше всего. Перед ним сидела Избранная, перед ним сидела та, что рождена повелевать, и она каждой клеточкой чувствовала, что такое власть. Она еще ничего не умеет, ничего не знает, но уже понимает разницу между теми, кто предан, и теми, кто служит.
– Ты – моя дочь, – жестко ответил Грязнов. – Ты – это я. Мой новый этап. Мое новое воплощение. Мое завтра. Ты самостоятельна, но в тебе всегда будет частичка меня. И в твоих детях. И в твоих внуках. И люди, которых мы выбрали, это понимают. Они воспримут тебя, как меня. И тебе останется лишь не разочаровать их.
– Я все поняла. – Пэт помолчала. И решила сменить тему, точнее – вернуться к прежней: – По крайней мере, поездка во Франкфурт не оказалась совсем бесполезной: книгу я не нашла, но вудуистов отшила, так?
– Они продолжают поиски, – махнул рукой антиквар.
– И послали людей в Москву?
– Ага.
Лицо девушки окаменело.
– В таком случае, я хочу продолжить начатое.
– Ими займутся.
– Я хочу продолжить! – Тон Пэт не оставлял сомнений в том, что решение – окончательное.
– Кажется, мы только что говорили об излишней самоуверенности, – напомнил антиквар. И вновь потянулся за вином. – Отдыхай.
– Мне нужна книга.
– Ее возьмут другие люди.
– Отец!
Кирилл не вздрогнул, не изменился в лице, но внутри, внутри…
«Она впервые назвала меня отцом!»
– Отец, подключи меня к операции.
– Я подумаю, – пообещал антиквар.
– Надо было думать до того, как ты послал меня во Франкфурт, – отрезала девушка. – Теперь поздно. Я должна довести дело до конца.
– Хорошая привычка, дочь, – кивнул Грязнов. – Очень хорошая привычка.
* * *
анклав: Москва
территория: Болото
ночной клуб «Приют маньяков»
старые друзья – самые лучшие
Главный питейный зал «Приюта маньяков» располагался в полуподвале старинного, но еще крепкого дома, и оформлявшие интерьер дизайнеры умело использовали особенности помещения. Выставили напоказ кладку, счистив штукатурку и вернув кирпичу первоначальный вид. Сохранили идущие под потолком трубы и повесили настоящие, сделанные еще в двадцатом веке светильники. Вдоль стен разместили громоздкие радиаторы отопления, а мебель поставили подчеркнуто грубую. Выдержав, так сказать, стиль. А может, и не было никаких дизайнеров, может, рачительные хозяева просто использовали то, что было под рукой, по принципу «дешево и сердито», но получилось все равно эффектно: болотным эстетам нравилась атмосфера «подлинной» городской старины, и они частенько забредали в «Приют маньяков», разбавляя своим присутствием обычное для заведения общество.
– Со мной не пойдешь, – буркнул Вим, – останешься за столиком.
И пригубил пива из пластиковой, но сделанной «под алюминий» кружки.
– Это еще почему?
– Почему я не ходил с тобой во Франкфурте? – Чика-Мария задумалась. – Вот то-то. Я понимаю, тебе надо выполнять приказ Каори, но есть правила, и ты их знаешь. Люди не станут говорить со мной в твоем присутствии.
– И «балалайку» ты вынешь, – заметила девушка.
– Разумеется.
– Не думаю, что мамбо это понравится.
– Она знала, на что идет, – пожал плечами Дорадо. – Развлекайся, я скоро. – Помолчал и добавил: – Пожалуйста, не строй никому глазки.
Они оба видели взгляды, которыми завсегдатаи изучали фигуру девушки.
– Ревнуешь?
– Не хочу устраивать здесь перестрелку.
– Из-за меня?
Вим перегнулся через столик и поцеловал Чика-Марию в губы:
– А из-за кого еще?
– Мне приятно.
Дорадо улыбнулся и направился к барной стойке.
Ночным клубом «Приют маньяков» назвали исключительно из вежливости. По сути, заведение представляло собой круглосуточно работающий бордель с огромным баром на первом этаже и номерами на четырех последующих. В самом большом зале подвала танцевали стриптиз и пили, в остальных – только пили. А в номерах занимались любовью и проворачивали делишки. Территорию, на которой находился «Приют», контролировала кантора братьев Бобры, одна из самых крупных на Болоте; удачное расположение клуба позволило ему стать опорным пунктом западных владений братьев, а посему работали в нем не покладая рук. По количеству проходящих наркотиков, оружия и краденого «Приют» уступал только штаб-квартире канторы в Лялином переулке и по праву считался одной из главных жемчужин в бандитской короне братьев.
В комнате на третьем этаже Дорадо ожидали двое мужчин. Тот, что помладше, щеголял трехдневной щетиной и золотой улыбкой – потерянные некогда зубы он заменил не имплантами, а фиксами. То ли выделиться хотел, то ли на спор сделал. Не меньшее внимание он уделял и одежде: брюки из тонкой шерсти, хлопковая рубашка, короткая куртка из настоящей кожи. Дорогое облачение демонстрировало, что золотозубый – человек с положением, с достатком. А откуда взялся достаток, показывал «дыродел» в наплечной кобуре.
Пару щеголю составлял массивный, слегка напоминающий кабана, здоровяк, облаченный в грязноватые камуфляжные штаны армейского образца, тяжелые ботинки и застиранную серую майку с логотипом питерской федеральной тюрьмы. Был здоровяк невысок, но массивен, и его могучие мышцы могли вызвать зависть у любого профессионального спортсмена.
Казалось, что главный в этой парочке щеголь, а громила честно служит ему телохранителем, однако Вим знал, что это не так. И поэтому сразу же обратился к здоровяку:
– Привет, Тимоха.
Старший из братьев Бобры по-немецки говорил, а потому ответил, без двухсекундной задержки.
– За долгом пришел? – И криво усмехнулся.
– Ты мне ничего не должен, – спокойно ответил Дорадо.
– Тогда зачем?
– Помощь нужна.
– Значит, за долгом, – подвел итог бандит.
– Я всегда говорил, что ты ограниченный ублюдок. Вбил себе в башку черт знает что и радуешься.
Золотозубый, не проявлявший до сих пор к разговору никакого интереса, удивленно вытаращился на Тимоху: старший Бобры славился крутым нравом, и никто не рисковал разговаривать с ним подобным образом. Но здоровяк не обратил внимания на нахальство гостя.
– Я называю вещи своими именами.
– Ни хрена не своими! – скривился Вим. – Тоже мне бухгалтер выискался! Баланс подводит, кто кому что должен!
– Вот теперь узнаю! – радостно заревел Тимоха. – А то явился, как козел, урод уродом! Морда кирпичом, ботинки чистенькие, словно долбаный менеджер, мать! А?
– Пошел ты!
Старший Бобры сгреб Дорадо в объятия.
– Здорово, дружище!
– Здорово! – Вим похлопал Тимоху по спине.
– Десять лет, черт тебя дери!
Как говорится, если вам долго не звонят друзья, значит, у них все хорошо.
– Больше, – пробормотал Дорадо.
– И пароль не забыл – молодец! Я как его услышал, сразу понял, что кто-то из старых притащился. Из наших… Где шлялся?
– Можно сказать, на дне лежал. Надоело все до…
– Ребята говорили, ты в Америку подался.
– В Баварии жил.
– По чужой ксиве?
– Ага.
– Значит, удался твой финт с албанцами?
– Удался.
– Рад за тебя.
– Теперь поздно радоваться, – вздохнул Дорадо.
– Влип?
– Да.
– По старым делам?
