– По старым делам?
– Нет, по новым… – Вим улыбнулся: – Развлекался иногда, по старой памяти.
– Да уж, жить легко очень трудно, – заржал Бобры.
– Не то слово, – поддержал старого друга Дорадо, покосившись на золотозубого.
Тимоха понял намек и жестом подозвал к себе щеголя:
– Митроха, братан мой. А это… – Взгляд на Дорадо: – Тебя как нынче зовут?
– Вим Дорадо.
– А это Вим, сослуживец по легиону. Ты не смотри, Митроха, что он хлипковат с виду – парень меня два километра на себе тащил! И вытащил!
– Дело прошлое, – заметил Дорадо.
Старший Бобры покачал головой:
– Шкура у меня одна, Вим, а спас ее ты. Так что это дело не прошлое, а настоящее. Рассказывай, с какой бедой явился – помогу.
– Подожди обещать, – предостерег старого друга Дорадо. – Когда узнаешь, кто у меня на хвосте…
– Я тебе должен.
– Опять ты за свое!
– Проехали, Вим, проехали. Говори, кто за тобой идет?
– Негры. Арабы, – скромно перечислил Дорадо. – Возможно, китайцы. А может, и еще кто-нибудь.
– Ты не терял время даром, – уважительно произнес Тимоха.
– Я же говорил, что дело сложное.
– Дело как дело, что мы негров не гасили, что ли? – подал голос Митроха. – От нас до Занзибара далеко, но если надо, мы кого угодно достанем.
– И хунганов достанете?
Бобры переглянулись.
– Так ты с неграми поругался или с вудуистами?
– А есть разница?
– Вудуисты в наши разборки особо не лезут, не светятся. У них свои игры.
– С вудуистами.
Бандиты снова посмотрели друг на друга. Митроха казался недовольным, было видно, что ему не хочется воевать с хунганами, Тимоха же являл собой странное зрелище: задумчивый кабан.
– Я же говорил, что дело серьезное, – негромко закончил Дорадо. – Если соскочишь – не обижусь.
Митроха улыбнулся и кивнул: «Мол, хорошо, что не обидишься, потому что мы…»
– За дохлых колдунов в нашем приходе дополнительные бонусы положены, – решительно произнес старший Бобры. Митроха поскучнел. – Мы на своей земле, Вим. Рассказывай, за что эти уроды на тебя наехали?
* * *
анклав: Москва
территория: Аравия
доходный дом Аль-Харти
приятно осознавать, что твои расчеты сбываются
– Вы не генерал Аль-Кади!
«А тебе не все ли равно?»
Но ответил майор вежливо, ни к чему злить и без того взвинченного dd:
– Меня зовут Хамад. С этого момента все оперативные решения по нашему делу буду принимать я.
– Хорошо, как скажете, – не стал спорить Дорадо. – Я звоню по поводу предложения, которое вы высказали утром…
«Все-таки я тебя достал! – возликовал араб. – Достал!»
Несмотря на продемонстрированную генералу уверенность, Аль-Гамби нервничал всю дорогу до Москвы. А вдруг Дорадо окажется заурядным наемником, заботящимся только о своей шкуре? Что, если любовь для него ничего не значит? Или он попросту плюнет на девушку?
Антрепренеры, с которыми успел переговорить Хамад, в один голос твердили, что Вим от Камиллы без ума, что взгляды, которые он бросал на девушку, способны были прожечь камень. Никто из них не сомневался, что Дорадо и Камилла любовники. Но… Но Вим был перевертышем, двуличным ублюдком, и гнались полицейские не за талантливым музыкантом, а за хитрым dd. Вспомнит ли он о девушке?
Вспомнил.
– Аукцион состоится завтра.
– Я знаю, господин Петерсон. – И замолчал, напряженно ожидая реакцию Вима.
Трехсекундная пауза показалась арабу вечностью.
– Очень хорошо, что вы знаете, – тихо произнес Дорадо.
– Ваш отец не был первой скрипкой Венской оперы, Хьюго, он был дирижером.
– Что это меняет?
– Зачем вы обманули девушку?
– К сожалению, я обманул ее только в этом. – Вим уже пришел в себя.
«Они узнали. Молодцы, хорошо допросили Камиллу и хорошо поработали. Но что вам это дает? Хьюго Петерсон навсегда остался в балканской помойке».
– Ваш послужной список внушает уважение, – продолжил Хамад. – Африка, Балканы, вы даже в Белграде побывали.
– Я рад, что сумел произвести на вас впечатление, но предлагаю вернуться к делам.
– Давайте вернемся, Хьюго, я не против.
– Я хочу, чтобы к завтрашнему дню вы перевезли Камиллу в Москву, – твердо сказал Дорадо.
– По-моему, вы не в том положении, чтобы торговаться, – заметил Аль-Гамби.
– Я знаю свое положение, – невозмутимо ответил Вим. – И ваше, кстати, тоже. Точнее – догадываюсь, что с вами сделают, если вы упустите книгу.
«Проклятый подонок!»
– У меня мало времени, Хамад, так что слушайте и не перебивайте. Вы должны перевезти Камиллу в Москву. Завтра, сразу после аукциона, я пришлю вам текстовое сообщение, в котором будет указано место и время встречи. Вы приедете туда с девушкой и деньгами – пятью миллионами юаней. Я отдам книгу, и мы расстанемся.
– Почему текстовое сообщение?
– Я буду со своими компаньонами, которым безразлична судьба Камиллы. – Вим помолчал. – Компаньонов я беру на себя. Ваше дело – привезти девушку и деньги.
В Аравии, московской территории, заселенной преимущественно выходцами из Европы, Хамад чувствовал себя в относительной безопасности. Люди шейха Удэя встретили полицейских в Шарике и отвезли на Балаклаву – шумный проспект, делящий Аравию на северную и южную части. Поскольку Хамад, не желая привлекать к себе лишнего внимания, попросил не размещать группу в отеле, им предоставили пятикомнатные апартаменты в приличном доходном доме.
Девушку заперли в самой дальней комнате, единственное окно которой – наглухо закрытое, разумеется, – выходило во двор. Два других помещения заняли спецназовцы. Четвертое выбрал себе Хамад. Большую гостиную определили местом общих сборов и столовой. Холодильники оказались под завязку набиты едой, так что покидать квартиру полицейским не требовалось.
Поговорив с Дорадо, Аль-Гамби вышел в гостиную, в которой вели скучный разговор спецназовцы, оглядел бойцов и сообщил:
– Завтра. Во второй половине дня или ближе к вечеру. Установите график дежурств по помещению и кухне.
Проверять выполнение приказа Хамад не стал: со всеми спецназовцами он был знаком много лет и знал, что они, пусть и не спеша, под разговоры и шутки, распоряжение выполнят.
Ему же предстояло переговорить с генералом Аль-Кади по поводу денег. Пять миллионов юаней – это меньше, чем пришлось бы заплатить на аукционе, но сумма все равно приличная. Захочет ли Аль-Кади с ней расстаться?
Обдумывая предстоящий разговор, Хамад прошел в дальнюю комнату, приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Камилла лежала на кровати, вытянувшись во весь рост. Глаза закрыты. Правая рука под головой. Перед тем как ей предложили «отдохнуть с дороги», спецназовцы пристегнули девушку наручниками к спинке – окно, конечно, закрыто, но предусмотрительность еще никому не вредила. Впрочем, девушка не сопротивлялась и не возражала, легла как велели и почти сразу же уснула: сознание Камиллы до сих пор туманила вколотая перед путешествием химия. Худенькая, хрупкая, с кое-как собранными в хвост волосами. Жалкая. Вечернее платье, в котором Камиллу привезли из Ланданабада, сгинуло в «Башне Стражей», сейчас девушка была одета в серые джинсы и рубашку. На полу стояли дешевые кроссовки.
Заложница.
До сих пор Аль-Гамби относился к ситуации предельно спокойно. Он придумал использовать Камиллу, он ее использовал, он смотрел на нее без эмоций, как на инструмент, с помощью которого можно добиться цели. А можно и не добиться. Он не чувствовал к ней жалости ни когда ее, перепуганную, доставили в «Башню Стражей», ни когда накачивали химией и задавали вопросы, ни сейчас, глядя на худенькое, беззащитное тело…
«Врешь!»
И признался себе:
«Да, вру».
Сейчас его отношение к Камилле изменилось. Его замысел удался, он достал Дорадо, нащупал слабое место dd. Нащупал слабое место у ветерана африканских войн, у одного из тех, кто зачищал Белград, у беспощадного убийцы. Который… который неожиданно принял решение спасти девушку. Отказаться от сулящего миллионы аукциона и спасти. Очень редкий случай для нашего мира. Необычайно редкий.
И Хамад вдруг понял, что не может наслаждаться победой.
Ему доводилось убивать, обманывать, лжесвидетельствовать, чтобы упечь преступников в тюрьму, но он утешался тем, что делает правое дело. Ему доводилось угрожать террористам убийством их родителей и детей и доводилось расстреливать родственников несговорчивых бандитов. Но сейчас он взял не отца и не мать Дорадо, он взял его женщину. И ублюдок dd, убийца и вор, двуличный перевертыш оказался лучше него, кадрового офицера Европола. Презренный наемник знал, что такое любовь, и готов был рискнуть жизнью ради другого человека.
И стоя в дверях превращенной в камеру спальни, Аль-Гамби понял, что убьет Дорадо.
Потому что иначе до конца жизни будет считать себя дерьмом.
* * *
анклав: Москва
