Но просто читать неэффективно. Через несколько минут нить рассуждений теряется. Поэтому всё, что кажется мне важным, я конспектирую. По-моему в Академии это называлось полеты мыслей. Я рисую центральную тему, а от неё – лучами основные идеи, важные факты. Из-за этого дело идет медленнее, но может я хоть что-то смогу вспомнить.
На третий день учений пошла кровь носом. Я пью кофе, с корнем лацилума и листьями черноцвета. Они меняют цветовосприятие – но хотя бы кровь остановилась и я чувствую бодрость. Со вчерашнего дня мне грезятся духи – тени, объятые светлым ликом. Даже во снах они учат меня. Это похоже на изощренную пытку. Я засыпаю, чтобы отдохнуть, а просыпаюсь ещё более уставшим. Вкус бумаги во рту не смывается даже гранатовым соком. А ещё очень зудит шишка за левым ухом.
Буквы разбегаются, книги разговаривают, а строки роятся вокруг, жужжат, как дикие осы. Меня навестил Марх, он хотел вывести меня на свежий воздух! Это переодетый шпион раджи! Он одел очень похожее лицо, манеру ходить и говорить – но золотые швы выдали соглядатая! Он хочет, чтобы я заглупил и опростоволосился на поединке! Я вырвался и пригрозил, что спалю библиотеку, если ко мне притронутся. В конце концов, осталось недолго – еще пара дней. План, я же делал план. Три части по три части, пять дней, а сейчас… уже седьмой! Пора восполнять пробелы…»
– Авенир! Да он еле живой! – Марх повернулся к Харно. – Выноси.
Карлик в грязно-белой повязке протянул руки. Тот повис над кроватью. Харно чуть слышно бормотал, едва водил пальцами, а Авенир летел, проплывая синеватые сферы, огибая массивные шкафы с книгами, проскальзывая под расписными арками. Харно пронёс его в тенистый прохладный атриум, из которого ворота выводили на площадь для поединка умов.
Волхв опустился на циновку – глаза открылись. Лицо бледное, покрыто пятнами, взгляд мутный, непонимающий. Авенир встрепенулся, вцепился в Марха:
– Я… когда поединок? Я не собирался спать…
– Ты не сможешь соревноваться с мудрецом, – тарсянин сочувственно покачал головой. – И двух слов связать не сможешь.
– Но я! – Авенир вспыхнул. – Я изучил множество книг и даже понял связь некоторых из них. Я смогу потягаться с ним в знаниях.
– Ты думаешь, что тебя будут спрашивать, какой бог правит вселенной, из чего она создана и как ублажать духов, чтобы конопля росла сладкой? – Сабельщик освободился от вцепившегося в него Авенира, уложил на ковер и накинул одеяло. – Знания – лишь малая часть мудрости. Многие мудрецы и читать не умеют. Они мудры из-за опыта жизни, много видели. Есть мудрецы, которым открылась суть вещей во время многолетних размышлений в отшельничестве. Они спросят тебя о глубинном смысле бытия – ты им цитатку дашь из Канетта, Шпингарра или Саукаррта? Так это же мужики. А что думают о смысле бытия женщины? А сам ты что думаешь?
Авенир закрыл глаза, изнуренное тело била лихорадка:
– Не знаю.
– Я пойду. Авось и одолею. Ты удивил Эстер своими боевыми способностями, пора удивить царицу моими мысленными.
– Ты же не готовился!!!
Марх выходя из атриума, коротко кинул:
– Сымпровизирую.
Проснувшись, Авенир обнаружил, что вместо жесткой соломенной подстилки лежит на широкой кровати. Несмотря на палящее солнце, внутри комнаты стояла прохлада. Пуховая перина мягко обнимала, сочащийся из оконца свет, проникал сквозь шелковую завесу, рассеивался, создавал ощущение, что воздух в комнате сияет.
Тело отдохнуло, голова отяжелела (то ли от знаний, то ли от пересыпа). Всё бы хорошо, вот только по-прежнему страшно зудит шишка за левым ухом. Авенир повел ладонью – обруч привычно сидит на голове, только края чуть больше вдавились в кожу.
«Эх, Харно», – чаровник приподнялся, преодолевая головокружение. – «Как же не стукнуть уважаемого гостя об стену».
Авенир ощутил чье-то присутствие. Сдернул с балдахина занавесь. В кресле из плетеной лозы сидел Шифу. В глазах-щелочках поблескивали алмазные зрачки.
– Аве-ниэр? – общий язык звучал с необычной интонацией. Юноша вспомнил было про шесть смыслов, но сразу отказался от этой идеи – слишком уж много в последнее время он думал.
– Или может Ниэр-Аве? Ты отказался от поединка ума?
– Истощение. – Волхв поднялся, натянул балахон.
Он все ещё жив – это факт. Марх никогда, ни в какой ситуации не выказывал беспокойства и Авенир учился иногда сдерживать тревогу. Одолел ли тарсянин мудреца, или нет – пока что это не имеет значения. В скором времени всё станет ясно. А сейчас он в комнате с мастером, который никому не показывается, ни с кем не говорит и ничему не учит. Который сейчас сидит здесь и говорит. А значит, примется и учить.
– Только пустотой можно наполнить. Полнота же пуста. Лишь слабый победит сильного. Бездеятельность порождает победу. Деятельный же потерпит поражение. Понимаешь?
– Нет.
Шифу улыбнулся, переплел пальцы:
– Учить тело легче, чем учить разум. Твой разум просыпается – я вижу надежду. Я вижу способности, но они скрыты. Если будить спящего – возненавидит. Если дать ему проснуться самому – будет благодарен. Понимаешь?
– Как понимать?
– Искать имена, вникать в их суть. Созерцать, а не думать. Думающий и знающий – глуп. Созерцающий – мудр. Понимаешь?
Авенир улыбнулся:
– Аве-Ниэр или Ниэр-Аве? Вместо меня на поединок пошёл Марх, я же остался бездеятелен.
Шифу довольно кивнул:
– Поединок окончен. Тебя ждут.
Марх запрягал коней. Невысокие сухие кобылки – непригодны для долгого бешеного галопа, зато неприхотливы в пище и уходе, могут тянуть обоз, смирны и послушны.
Тарсянин довольно хлопнул кобылу по крупу:
– Хорошее животное. Через любое болото выведет. Как же конюх не хотел мне их отдавать.
– Как прошел поединок?
Марх настороженно посмотрел на Авенира:
– Выезжаем после полудня. Я, ты и Пармен.
– А как же Чачар, Керайи и… Савел?
Последнее имя Авенир сказал с неприязнью.
– Трое за троих, акудник. – Сабельщик вдруг просиял. – Смотри.
Из ножен выскользнуло знакомое черное лезвие. Марх ухмыльнулся:
– Кото. Чистенький, целехонький. А еще обоз Дипака разошёлся. Три сотни золотых динаров!!! Я отдал двести в рост, на четырнадцать купил такелаж – и каждому отложил по двадцать – тебе, мне, цыгану.
– По десять? – Авенир прищурился, внимательно взглянул на Марха? – А где остальные?
– Ну… – Марх виновато потупился. – Те двое суток, пока ты спал, надо же было чем-то заняться. Здесь такие знатные игорные, лучшие из всех, какие я знавал…
Глава 31. Поединок
Тело блестело от пота. Мощные бугры мышц – сила, гибкость, быстрота. Акрон завершил танец «смерти», убрал лунные сабли в ножны и снял со стены молот.
Божественный атриум выглядел как ристалище. Усыпан мелким песком, всюду ограждения, тренировочные манекены, оружие. Солнце нещадно палило – на загорелой коже пот оставлял белесые пятна. На арену вело восемь выходов – семь закрыты, за ними ждут своего часа соперники – подобранные Акроном существа из разных миров.
Второй ярус усыпан пустеющими ложами. Во время битв с тёмными они не пустовали. Нет, здесь ликовала толпа, жаждущая крови, души, взывающие об отмщении. Сейчас мирное время. «Затишье перед бурей».
Фортуний – ветреный бог. Он изменчив как погода, капризен как ребенок и беззащитен, как овца. Приходит неожиданно, ломает все планы и потом удивляется – «а что это? Я то ничего…» И ведь не спросить с него – бог удачи – этим всё и сказано.
Гроумит нравился Акрону больше. Работящий, установил в этом мирке сезоны и весь люд по ним живет. Только силу свою направляет на мирное дело, его почитатели меняют плуг на меч только в годину угроз. Они как братья-близнецы – равны по силе, но, как часто бывает, противоположны по духу.
– Ты, как всегда, избегаешь моего общества. Акрон, что же ты не навещаешь свою любимицу? Я истомлена ожиданием.
Мокошь появилась на втором ярусе фонтаном брызг. Короткая кожаная юбка лоскутьями открывала крепкие ноги в мокасинах, проклепанный нагрудник с шейным кольцом переливался бронзой и медью. Загорелое тело исписано поблескивающими рунами. Богиня вертела короткий семиперстник.
Акрон поклонился:
– В этом одеянии ты похожа на Энио.
Мокошь вспыхнула и появилась в шаге от Акрона. Глаза её искрились игривыми огоньками:
– Энио, Иштар, Тиамат… Люди дают нам разные имена, но суть божества от этого не меняется.
– Не завидуй людям, – Акрон отёр лоб. – Все мы существа разного покроя. Что дано им, не дано нам.
– Предлагаю бой на шестах. Что в бою, что в любви – сольная игра – невеликое удовольствие.
Как две молнии, два вихря схватились бог и богиня. Если бы за битвой наблюдал смертный – узрел бы лишь марево, да разметаемый ветром песок.
Схватка закончилось. Мокошь лежала на залитой солнцем арене, шестом удерживая нависшего над ней Акрона. Ловко она схватила его ногами, зажав в замок. Тот вознегодовал:
