Ионнель смеялась от души. В проходе появилась запыхавшаяся Энталла.
– Простите, госпожа. Я… не знаю, что нашло.
– Садись, девочка, – Царевна поцеловала Змейку. – Ты сделала своё дело.
– Но я не повидала графа? – смутилась шпионка.
– Я взял на себя смелость. – Марсель кашлянув, придвинулся поближе и прошептал. – Ненароком услыхав разговор графа Фатоха, я «обогатил» встань-зельем меха его семьи. И нашептал священнической братии о том, что видел, как в конюшню залетела крупная ворона. Вы же знаете – пятый час – время ведьм…
Старик огладил бородку:
– В общем, святые отцы со стражей обнаружили не совсем то, что ожидали. По чистой случайности кроме Фатоха, к мехам успела приложиться две служанки с бродячим вором-менестрелем, жена графского брата и юродивый горбун-шут при графском дворе. Думаю, им хватит забот.
На сцене тем временем, завершили своё выступления братья Гит, Вит и Дит. Публика, не успев толком передохнуть от смеха, затряслась от страха. Ещё бы – братья взлетали выше деревьев, катались на колесах по тоненьким шпагатам, то и дело срываясь и вводя глазопялов в ступор. Наконец, они исчезли в недрах актерских комнат. Их сменил Одар. Под легкую мелодию чародей раскрашивал воздух, превращал камни в цветы. Особо хорошо прошёл фокус с летающими стульями и обручами.
На поклоне сцену разрывало от восклицаний и рукоплесканий.
– Я наслышана о великолепии цирка, досточтимый Одар. Но лицезрев искусство на сцене – вот мне и сотая часть не сказана.
Труппа поклонилась. Ионнель продолжала:
– Приглашаю Вас встать под знамя Третьего Веллоэнса. Кроме смены одежды и довольствия, я дам разрешительное письмо на выступление во всех моих владениях. А также походатайствую перед братьями и любыми владыками, о которых вы меня спросите. Моя треба – один октар в году. Надеюсь, что Ваш философ Павол также усладит слух владык на вечернем карнавале.
Одар вскинул руки:
– Щедрость твоя велика. Мы останемся гостить и Павол усладит слух владык. Об остальном же позволь ответить утром, царица.
«Отказ» – цирк Одара хотели заполучить многие. Но насильно мил не будешь, а деньгами чародея не купить. Ионнель подавила разочарование:
– Позволяю. Жители и гости Веллоэнса! – царица вскинула руки. – Вот и пришел час моего воцарения! С этого момента я всецело служу этим землям и принадлежу своим подданным, а мои подданные – мне!
Ионнель взяла поднесенную корону. Сферы замелькали и осветили её постамент. «Теперь надежда на Дарилиона»:
– Третий Веллоэнс станет обителью искусства! В нём не прекратятся звуки лиры, речь поэтов и смех танцовщиц! Великая судьба ждёт всех, живущих на этой земле. Третий по имени, но первый по благолепию! Да славится новое Царство – Веллоэнс прекрасный!
Повисла неловкая тишина.
– Слава царице Ионнель!
Толпа разродилась криками:
– Слава! Слава царице! Славится Веллоэнс!
Ярко вспыхнули фейерверки, загремели литавры и трубы. Как по волшебству, люди завели хороводы, пустились в пляс. Менестрели ударили по струнам и праздник забушевал с новой силой.
Кипя от злости, Ионнель поднималась по ступеням. «Я покажу этому советнику!» – возмущенная царица с размахом отворила дверь:
– Дарилион! Ты опозорил меня перед царями! Я требую объяснений!
Она застыла в изумлении. Залетевший в окно фейерверк сжег перевязи, сбил несколько сфер и перевернул мебель. Среди этого хаоса лежало зеркало Дарилиона. Падая, оно угодило на стальную статуэтку рыцаря – верхний кусок откололся и отлетел к порогу. Что было с остальной поверхностью, Ионнель не видела.
– Госпожа! Вам следует пройти на пир! Что здесь произошло! – запыхавшийся Марсель с Энталлой вошли в горницу.
– Займемся этим потом! – резко оборвала Ионнель, вытолкнув служак и затворив вход. – Огня и дыма нет, я потом отдам приказ убрать. Сейчас – пир.
В зале собралась знать, сеть люменов, подготовленная братьями-немтырями, исполняли завораживающий светотанец, на стенах пестрели гобелены с изображениями Ионнель. За троном, во всю высоту раскинулось гигантское полотно, с изображением тридцати двух искусств.
Царица наблюдала за празднеством. У столика поодаль собралась труппа Одара – циркачей сторонились, но исподволь глазели и на красавиц-гимнасток и на аггшу Инэгхи.
«Жаль, утром они исчезнут».
Ионнель наклонилась к Энталле:
– Дорогая, подойди к Одару, упроси Павола сесть за мой стол по левую руку. Если сможешь, уговори его сказать речь, восхваляющую Веллоэнс Прекрасный.
Энталла, в наряде служанки, поклонилась и исчезла среди вельмож.
Царица подозвала Марселя:
– Литавры и трубы, песнопения и фейерверки – твоих рук дело?
Седоголовый притворно поднял брови:
– Что вы? Я бы не посмел! – и хитро улыбнулся, – первое правило театра – всегда имей запасной вариант. Если поросёнок издох, накорми гостя индейкой.
Ионнель кивнула:
– Хорошо. Надеюсь, ты так же хорошо постарался и в моем поручении с «Павлином»?
– Конечно. Вы всё увидите сами – стоит ему только войти в зал и произнести торжественную речь.
У стола Одара царило оживление. Чародей держался спокойно – лишь по меняющим цвет глазам было ясно, что он взбешён:
– Инэгхи, ты слишком многое о себе возомнила!
– Нет, Одар, – огрызнулась аггша. – Я поступаю, как поступила бы любая мать. А ты, хитрый лис, сначала обещаешь подарок, а потом отбираешь? Как так?
– Я показал тебе твою «дочку». Она здравствует, в милости у царицы и ей обеспечена счастливая жизнь.
– Извините, господа! – Змейка сделала реверанс. – Моя госпожа просит Павола занять место по левую руку. Она будет польщена услышать его речь, возвышающую Веллоэнс Прекрасный. Кроме того, – Энталла заговорщически перешла на шёпот, – я думаю, моя госпожа ждёт помощи от мудрого философа, когда начнётся вельможий торг.
– Ты узнала меня, Змейка? – последнее слово Инэгхи произнесла страдальчески.
– Извините, госпожа, – Энталла поклонилась. – Вы очень выделяетесь среди остальных и я… чувствую какую-то связь между нами. Но, к сожалению, моя память до времени, как меня нашла царица Ионнель – чистый лист. Я попытаюсь что-то вспомнить.
– Хорошо, служанка, – Одар был резок. – Уведи Павола к царице. Торг уже начинается и его помощь пригодится.
– Ты приняла решение? – чародей дождался, пока философ и служанка ушли.
– Да, – лицо Инэгхи словно окаменело. – Остальные тоже давно желают покровительства.
Тем временем музыка умолкла и начался вельможий торг. Интересное действо. В стаях самцы дерутся за превосходство – кто-то становится вождем, кто-то мордоворотом, кто-то – заморышем. В разбойничьих шайках всегда есть атаман, верзилы, стрелки и подхалимы. Вельможий торг – расстановка сил, тонкая политическая битва, благодаря которой все понимают – кто ты и чего от тебя ждать. Здесь есть свои подхалимы-заморыши. Они произносят оды и хвалебные речи. Есть верзилы-мордовороты. Эти требуют, угрожают, унижают, сравнивают. Им нелегко противостоять, ведь новоявленный царь в день воцарения не должен отказывать – равно как и потакать. Атаманы-вожди… Их мало. Они произносят витиеватые речи, хвалят – но с укоризной, выражают надежды – с сожалением, славословят – с иронией. С торга расходятся, понимая, в чьих руках бразды власти. Кто лишается власти на торгу, лишается выгодных договоров, прибыльной торговли, дешёвых путей – и даже короны с землёю.
Окончилось время хвалебных од подхалимов. На «торжище» – кафедру, с которой произносились речи, вышел Менаптех:
– О, Ионнель, чей цвет прогонит тьму.
Ты так красива и лицом и станом,
И нет жемчужин драгоценней в этих землях.
Но власть, – «Павлин» сложил руки у груди, – не участь женщин нежных, но мужчин
Их твердость, ум, и мыслесклад подходят лучше к трону.
– О, Менаптех, – Ионнель встала, в голосе сквозила усмешка.
Из недр ведь женщины рождается мужчина?
Иль, догадаюсь – Вы – дитя богов?
Не знающее жизни в мире бренном,
Мужчин желающее лишь превозносить.
Не потрудились Вы открыть глаза
И изучить пример властительниц прекрасных,
Чей ум и твердость, мыслесклад и воля
Не меньше их чудеснейшей красы.
Менаптех снисходительно улыбнулся:
– Царицы те не строили ведь царств,
Они вели дела отцов и дедов.
А создавать сложней, чем сохранять,
Сей путь непрост, опасен, неизведан.
Какой вы нам оставите залог
Успеха вашего и мудрости и знанья,
Чтобы увидеть землю во красе даров,
А не в низах разрушенного первозданья.
Ионнель приготовила ответ. В своём закрытом садике Менаптех год назад построил небольшую купальню из черного оникса. Гордость властителя, в которую он допускал наложниц – и то, лишь единожды, после чего девушка лишалась языка, или убивалась. Дарилион успел донести царице про эту маленькую «слабость» и даже в подробности описал устройство купальни – хотя советник яро противился любым мыслям о постройке подобной. В зале началось смущенное волнение – вельможи перешептывались. А Ионнель увидела то, о чём намекал Марсель.
