class="p1">– Не могу я, родненький, не могу! Коли б на правду дело было… Писать, значит, беспокоить и огорчать Сеню. Не могу!
– Да вы же мать! Вы должны понять, что Сеня любит Анюту, души в ней не чает! А ее грызет собака-мачеха, в гроб вгоняет. Живого человека без ножа режет. Вон… за паскуду, церковного старосту, мачеха выдать хочет. Она богатство, денежки любит. О, с деньгами она бы натворила-наделала! А ваш сын приедет – похвалит он меня и вас? Он поручил мне следить за всем и ему сообщать… А я что поделаю, если письма мои к нему не доходят?
– Так вы сдайте на другой почте, а я не могу!
Как среди непроглядной полной темноты ударит молния и осветит все кругом, так осветила мой мозг мысль вдовы Ходоровича. «На самом деле… Как мы не догадались об этом? Чудно!» – подивился я про себя.
– Спасибо! – сказал я и молча подал руку хозяйке, скрылся за дверью ее избы, вероятно оставив ее в сильнейшем недоумении. «Совершенно верно, надо сдать письмо на другой почте. Одно спасение!» Но где и каким путем сдаться, не знал… Почтовое отделение было верст за пятьдесят от города, в той местности, где жил Швец. «Посоветуюсь завтра с Залесской!» – в заключение решил я.
А на квартире меня, как с неба свалившись, ожидал Швец.
Моей радости не было предела. Мы обнимались, целовались и смеялись до слез.
– Откуда ты попал сюда? – спрашивал я товарища, когда экстаз встречи пошел немного на убыль…
– С женой приехал, она у батьки… Покупки к празднику делать будем… Поживем здесь денька два-три. Вот я и пришел тебя навестить.
– А письмо мое ты получил?
– Письмо? Нет, не получал!
– Э, брат! Нас стерегут как на турецкой перестрелке!
Швец был одет богато, как настоящий помещик.
– А почему ты ко мне не приехал? Зачем было письма писать… – спросил Швец.
– Брат ты мой! Некогда было! Да я все тебя поджидал и о твоей свадьбе вовсе ничего не знал. Тут только узнал от Залесской.
– Коли тебе было некогда, то вообрази, когда мне было со свадьбой? Свел я тогда, помнишь, стариков. Сразу они друг дружке понравились – водой не разлить! Ну, мой батя переночевал у Чижей и невесту повидал и познакомился со всеми. Да тут же, подпивши, решили мы, чтобы в неделю свадьбу отгулять! Ну и загуляли! Славная свадьба была… Многие не скоро очухались. Жаль, что тебя не было! Ты, брат, уж прости! По той поре я про тебя совсем забыл! Но о чем ты мне писал в письме и почему ты не на старой квартире? У Чижей известно, – должно быть Залесская сказала, – что ты стоишь здесь, у Ивановых… Вот я прямо и зашел!..
Я рассказал, как приехал за мной ночью отец, как мы уехали до солнца, почему я и не успел передать Анюте поручение Ходоровича, как написал ей из дома письмо, как то письмо перехватила Мегера, за что и не приняла меня на квартиру. Словом, я все подробно рассказал, включая и сегодняшнее посещение вдовы Ходорович, которая нечаянно навела меня на мысль – сдать Сеньке письмо на какой-либо другой, а не на нашей почте.
Мой рассказ возмутил Швеца до глубины души. Он долго ходил большими шагами по комнате и от его каблуков гнулись половицы.
– Черт побери! – говорил он как бы про себя. – Глупыши живут в этом городе, да и только! Разве разумным людям заниматься такими делами? Да это же скандал и не простой скандал, а чисто сумасшедший! Людям жить надо, а они на тот свет за деньги и за богатство людей отправляют, без ножа режут! Гоняйся, глупыш, гоняйся! Черта лысого поймаешь! И Сенька дурак! Да будь я на его месте, да я бы в Москву разве один поехал? Я бы и Анюту с собой утащил! Хоть сто Мегер отбирай – трясцу отберешь! Пропадать – так вместе пропадать, а жить – так вместе жить! Свое добро разумные люди с собой берут, в чужих руках не оставляют! А то вот из пустого дела какой каши наваришь!
– Эй, дружище! – крикнул Швец мне. – Бери бумагу да пиши письмо Сеньке… Да поподробнее изложи обстоятельства… А я уж от себя прибавлю. Приеду домой, сам сдам заказным на своей почте. Оттуда дойдет как следует. Ты пиши, а я пойду к Семашкам посмотреть Анюту… да распушу эту проклятую ведьму Мегеру!
Мрачный и злой, Швец отправился к Семашкам.
Я принялся писать письмо к Ходоровичу. Швец теперь в моих глазах казался рыцарем чести, героем! Пожалуй, он не кто-нибудь, приструнит Мегеру, не даст ей больше издеваться над Анютой. Уж он умерит ее аппетит к золотому тельцу – деньгам! Кроме денег, она, видно, ничего на свете не любит!
О, с капиталом она дала бы волю своим воровски-разбойничьим инстинктам, своему сумасшедшему себялюбию!
«Люди гибнут за металл,
Сатана там правит бал»… – само собою пришли на память стихи поэта.
Часа через два явился Швец, злой-презлой и мрачный, как темная туча.
– Читал ты про Гидру, которую убил Геркулес? – сквозь зубы прорычал он.
– Знаю.
– Так вот, брат, Мегера и есть та самая Гидра! Сруби ей голову – семь вырастет! Не видел я сроду такой злющей бабы! Я уж спрашивал ее, не в Египте ли она родилась? Ради денег и прибыли, кажется, готова бы всех людей со света сжить! Уж я с ней и так и эдак: и просьбой, и лаской, и бомбой, и клятьбой, и бранью и руганью обходился – ничего не помогает! Словом, дело пакостное! Одно удалось: шепнул Анюте о Ходоровиче… чтоб держалась пока что! Ах, брат! И похудала же она – страсть! Чай не скоро и оправится! Жалко ее до чрезвычайности!
И, помолчав немного, он кинул в мою сторону:
– Готово письмо? А, с конвертом и адрес есть… Отлично!
Он сунул письмо в боковой карман своего сюртука.
– Напишу я этому дураку Сеньке, ой, как напишу нашу правду-матку мужицкую! Пусть читает да кается! А ты, – прибавил он, обращаясь ко мне, – зайди завтра к нам, прямо к Чижам. Познакомишься со стариками, они славные люди. Да и женку мою, бывшую панну Чиж, побачишь… Разбухалась она у меня на славу и в короткий срок! Так вот, приходи, ожидать буду! Да ежели что, приходи ты вместе с панной Залесской, отыщи ее, а то, быть может, она не знает и знать не будет о нашем приезде в город.
Швец ушел, а
