я, почти успокоенный, принялся зубрить уроки.
X
На следующий день после уроков я встретился с Залесской. Узнав о приезде в город четы Швецов, она согласилась идти со мною к ним в гости.
Мы отправились не спеша. Дорогой я рассказал ей новости: о последнем моем посещении вдовы Ходорович и о посещении меня Швецом, и об его деятельности.
В передней дома Чижей нас встретил сам хозяин, седой, красивый и подвижный старик. Он приветливо улыбнулся нам, о чем-то пошутил с Залесской по-польски и пригласил нас в гостиную.
Гостиная – большая комната с паркетным полом и мягкой мебелью под чехлами из парусины. В углу стояло пианино. Против окон в жардиньерках и на тумбах было много растений и цветов.
Скоро в гостиную вошла пожилая дама, сама мадам Чиж, одетая в черное платье, с изумрудной брошкой на груди, бриллиантовыми серьгами в ушах и старинной работы массивными золотыми браслетами на руках.
Залесская птичкой подлетела к хозяйке. Они поцеловались, а потом Залесская поцеловала руку мадам Чиж, а та ее в волосы, в макушку. Мы расселись и повели разговор по-русски. У поляков в обычае чисто французская вежливость. Если в общество их попал кто-либо русский, не знающий польского языка, должно говорить только по-русски.
Через полчаса явился Швец с женой. У них в руках были какие-то тюки, оставленные ими в передней. Увидев нас, Швец засиял улыбкой.
– Вот люблю за точность… как сказано, так и сделано!
Вера и Надежда целовались немилосердно и долго любовались одна другой, словно не видались целые годы.
Жена Швеца действительно раздалась: потучнела, пополнела, у ней прибавилось энергии, румянца и свежести. Небольшой загар лица удивительно шел к ней и как бы обличал завидное здоровье.
Мы с Залесской пробыли у Чижей до вечера. Обедали, пили чай. Залесская немного побренчала на пианино. Молодого Чижа не было дома. Его ожидали с часу на час на рождественские каникулы из Варшавы.
У Чижей в кабинете я заметил большую библиотеку. Швец растолковал мне, что я могу брать здесь книги для чтения. Как раз я напал на серию романов Вальтера Скотта в лучшем переводе. Старый Чиж сказал, если у меня есть охота к чтению, то он с удовольствием будет давать книги, но чтобы возвращать в целости и аккуратности.
На первый раз я взял из Вальтера Скотта «Айвенго», «Ламермурскую невесту» и «Ваверлея».
Уж было совсем темно, когда я проводил Залесскую до ее дома.
Пришедши домой, я начал читать роман «Ламермурская невеста». Дальше, больше… Я пожирал страницу за страницей… Шотландский бард поглотил меня всего с темени до пяток!
За неделю до Рождества начался отпуск учеников на рождественские каникулы. Погода изменилась. Начались бури и метели. Пошли сильные морозы. Ученики с нашей квартиры все разъехались, но за мной лошадей не присылали. Дорога была проселочная, дальняя, верст под шестьдесят, и не было никакого расчета ехать в бездорожье. Пришлось остаться на квартире одному.
Я купил себе керосину и начал читать книги и днем и по ночам – до рассвета. Я проглотил все романы Вальтера Скотта, историю Англии Маколея и историю цивилизации Англии Бокля. Студент Чиж, приехавший на каникулы из Варшавы, значительно помог мне в выборе книг. Горизонт моих знаний значительно расширился. Я прочел польских писателей: Мицкевича, Крашевского и других.
На первый день Рождества, около десяти часов утра, какой-то мальчик принес и передал моей хозяйке для меня маленький конвертик. Хозяйка появилась на пороге со словами:
– Вам письмо…
Конверт был надписан красивым круглым почерком, без всяких ошибок. В записке стояло: «Приходите в 12 часов дня к нам обедать. Будет Анюта. В.З.»
В.З.! Да это Вера Залесская! Будет Анюта! Меня даже потом прошибло! Как она красиво пишет, Вера Залесская! Да и умница какая: знает, что мне не у кого сегодня обедать по-рождественски, как говорят, «разговеться», вот и приглашает к себе, а чтобы приличие соблюсти – Анюту зазвала!
С нетерпением я ждал этих двенадцати часов дня.
– Увижу Анюту… Буду говорить с ней… Да это же в высшей степени интересно!
Дом Залесских был небольшой, но уютный. Около него были «службы», т. е. сараи, амбары, навесы и почти вокруг – большой сад. Дома жили старики да их дочь – Вера. Две сестры ее в свое время вышли замуж, а единственный брат служил в губернском правлении столоначальником. По-видимому, у Залесских средств хватало, но жили они очень скромно, как благоразумные поляки. Держали они горничную и работника, которого называли почему-то сторожем.
Меня встретила Вера. Она улыбалась светлой радостной улыбкой:
– Я думала, вы не придете… Постесняетесь…
Что-то стыдливое промелькнуло в ее ясных, как день, глазах.
– Ну, нет, – воскликнул я молодцевато, – когда надо – на рожон полезем, а не токмо что. Ведь помните, я «облаял» даже Мегеру! Я храбрый!
Она, смеясь про себя, покосилась на мою фигуру.
Старики Залесские были гораздо старше Чижей, но изумительно бодрые и подвижные. Они отнеслись ко мне изысканно вежливо. По польской номенклатуре супруги называли друг друга только по имени: пан Ян, панна Янина…
Пришлось ожидать Анюту. Она пришла только к двум часам дня.
С первого взгляда на меня было понятно, что она знала от Залесской и от Швеца все о Ходоровиче и перехваченных наших письмах, она знала также и о том, что за дело взялся Швец.
Она улыбнулась мне доверчиво, почти радостно и довольно продолжительно смотрела в мои глаза. Едва уловимый вздох прокрался из ее груди… По всему было видно, что тяжело у нее на сердце!
Мы обедали в небольшой столовой. Я сидел рядом с Анютой. Разговор не клеился. Да о чем было говорить? Спросить Анюту, например, как здоровье ее отца, нужно идти дальше, спрашивать, как здоровье ее мачехи. А это было бы лицемерием!
Нас всех выручил старик Залесский:
– Вы, Анна Никитишна, – заговорил он, пристально всматриваясь в Анюту, – как я замечаю, за последнее время сильно изменились, похудели… У вас, по-моему, сильное нервное расстройство.
– Да, мне все что-то сильно нездоровится, – уткнувшись в тарелку, пролепетала Анюта.
– Я как старый доктор (я вовсе не подозревал, что у Веры Залесской отец – доктор, да еще старый, значит, опытный) советую вам не расстраиваться, стараться быть спокойнее. Затем, побольше бывать на чистом воздухе, есть и пить понемногу, но почаще и спать часов 8 в сутки. С вами, я вижу, это недавно случилось, так это дело поправимое. А то вы можете погубить свою жизнь. Знаете, больной человек, что мертвец. Недаром древние
