Жаккард Русто замер на мгновение, не веря своим глазам. Перед взором всё поплыло, заволоклось разноцветной дымчатой пеленой. В висках застучало слишком громко, выбивая из головы последние остатки здравого смысла. Возбуждение накатило столь быстро и сильно, что причиняло болезненные ощущения, и мужчина вдруг ярко осознал: он схватит его. Схватит прямо сейчас и сделает своим. Прямо под сводом собора, Господня дома, пред Его очами, с молчаливого, безропотного разрешения…
Рука сама потянулась к Луи и сомкнулась на его паху. Тот лишь придвинулся ещё ближе, ощутимо дрожа, и подался навстречу прикосновению, закрывая глаза и запрокидывая голову.
Ощущение действительности толчком покинуло месье Русто, и он, словно скидывая овечью шкуру и голодным волком хватая ближайшую овцу из стада, с рыком приник к белой, нежной шее, жадно впиваясь в неё и превращаясь в совершенного безумца от желанного солоноватого вкуса на губах. Луи громко и резко вскрикнул, заваливаясь на лавку под весом неожиданно тяжёлого тела. Где-то негромко хлопнула дверь, но сорвавшийся Жаккард Русто не обратил на этот звук ни малейшего внимания. Ледяные объятия жилистых сильных рук сковали хрупкого Луи, не позволяя пошевелиться, пока Русто покрывал шею, ключицы, побелевшее испуганное лицо с широко распахнутыми глазами мокрыми, розоватыми от сукровицы поцелуями.
— Что?! Нет! Остановитесь, месье Жак… Что вы делаете?! — в панике воскликнул послушник, и это было последнее, что он смог произнести. Жёсткая, не терпящая возражений ладонь сдавила его губы и челюсти, едва позволяя дышать, и в этот момент Луи де Перуа понял, что шутки закончились. Он забился, затрясся в бессильных попытках освободиться от свихнувшегося мужчины, чем заслужил лишь сильный, хлёсткий, до горечи неожиданный удар по лицу. Его голова мотнулась, язык ощутил вкус сочащейся внутрь крови.
— Молчи, дьяволёнок, — зло зашептал месье Русто, безумно вращая налитыми кровью глазами, тут же с силой зажимая разбитый рот снова. Его сухие, узловатые пальцы размазывали алое по прекрасному лицу, и от этого оно казалось ему лишь ещё прекраснее. Невыносимо, до дрожи. — Будешь хорошим мальчиком — оставлю тебя в сознании, — рычаще шептал мужчина, вязко проводя по скуле длинным языком, слизывая слёзы и кровь. — Но если будешь и дальше дёргаться и кричать — на этот случай у меня в кармане платок, от которого ты потеряешь сознание на время, достаточное, чтобы закончить здесь и закинуть твоё тело в мой экипаж. Тебя спасает лишь то, что в меру сопротивляющиеся мальчики заводят меня куда больше бездыханного мешка подо мной. Усёк?! — рыкнул он, обрушивая на лицо Луи ещё один неожиданный в своей жестокости удар. Голова юноши мотнулась, и в глазах потемнело. «Скорее, скорее, молю вас…» — билась единственная мысль, что засела в его голове, хотя сознание уже целиком было сковано страхом. «Поторопитесь, прошу…» — молил он бессловесно, ощущая, как ткань подрясника разрывают, а нижние панталоны стягивают до самых колен. Нога месье Русто, грубо заставляющая развести ноги, и ещё один сильный удар по лицу почти обрушили сознание в черноту небытия, как вдруг дверь хлопнула, и послышался многочисленный топот и голоса.
— Что здесь происходит?! Во имя Господа, месье Русто! Объяснитесь! — громовой голос аббата, отца-настоятеля монастыря показался Гласом Небесным перепуганному, ничего не видящему заплаканными глазами Фрэнку. «Успел… Слава Господу, он успел…» — думал он, ещё не веря, но уже отпуская своё скованное страхом сознание и заходясь глубокими, совершенно искренними рыданиями. Ледяные, мешающие дышать объятия исчезли, как и кислое, до ужаса тошнотворное дыхание. От бессилия Фрэнк чуть не упал на пол, но чьи-то руки заботливо подхватили его, подтягивая бельё, поправляя подрясник и рясу, неторопливо ставя на ноги, поддерживая с обеих сторон. Фрэнк ничего не соображал и плохо понимал, кто рядом с ним и что произошло с месье Жаккардом, он просто не мог больше присутствовать в этой реальности, теряясь в дрожи и совершенно не разбирая дорогу перед собой. Ему что-то говорили, кто-то сочувственно гладил по спине, но эти голоса не были тем голосом, который он мечтал услышать больше всего сейчас.
Наконец, он понял, что его довели до его же кельи и неторопливо, но настойчиво уложили на жёсткую кровать.
— Луи, — произнесли над ухом голосом старшего брата Аресия, — отдохни немного, приди в себя. Через некоторое время к тебе зайдут, чтобы проводить к отцу-настоятелю. Он должен поговорить с тобой, чтобы ты рассказал обо всём, что произошло. Этого… господина арестуют, мы уже отправили за независимыми приставами. То, что этот… подонок хотел сотворить с тобой в доме Господнем, не поддаётся никаким смягчающим обстоятельствам. Уверен, его ждёт темница и общественный суд. Отдыхай, брат Луи, — дверь тихо скрипнула, и Фрэнк закрыл глаза, смахивая последние капли слёз и призывая себя успокоиться.
****
В груди Джерарда колотились сразу несколько сердец, когда он, обряженный послушником и подобающе загримированный, летел со всех ног в сторону обеденных зал. Впервые он истово молился Богу о том, чтобы успеть, потому что не ожидал, что старый извращенец Русто совершенно сорвётся с цепи. Джерард почти запаниковал, увидев знакомую пелену бешенства в его глазах. Он так сильно проклинал себя за то, что согласился дать добро на участие Фрэнка в этом деле, и так искренне просил у Господа защиты для него, что, возможно, был услышан, потому никак иначе столь удачное столкновение с самим аббатом и его приближёнными ничем не объяснишь.
— Отец-настоятель! В главном соборе происходит неладное! Я проходил мимо и случайно услышал, как внутри кричат! А когда заглянул… Господь Всемогущий и святая Дева-Мария, скорее! Иначе произойдёт нечто страшное! — он частил, задыхался, но говорил как можно понятнее и увереннее, вкладывая в свои слова все навыки убеждения людей.
Непонимающе переглянувшись, вся процессия направилась в сторону главного собора и через недолгие мгновения уже заходила внутрь через небольшую алтарную дверь. По тому, как налились кровью глаза аббата, и как все отцы, что были рядом с ним, двинулись к последним рядам скамей, откуда слышались сдавленные всхлипы и обрывки зло кинутых фраз, Джерард понял, что происходящее не оставят без должного внимания. Со страхом, прячась за спинами и круглыми животами монахов, он подходил всё ближе, не переставая молиться и опасаясь самого худшего — что он, всё-таки, не успел. Открывшаяся картина под громовое восклицание отца-настоятеля вынула из него всю душу, порвала мелкими клочками и раскидала над его головой: его мальчик, его любимый, нежный ангел был распят под телом Русто, точно агнец. Такое чистое, красивое лицо сейчас всё было в разводах крови и слёз, а на шее красными глубокими отметинами зубов зиял укус. Глаза Фрэнка не могли сфокусироваться ни на чём, он дрожал от пережитого ужаса, и Джерард зло, с силой, до крови прикусил кончик своего языка, безмолвно взвыв: специально, чтобы хоть как-то уравновесить душевную боль физической. Джерард был готов рассыпаться в проклятиях и рвать на себе волосы, пока не понял вдруг, что Русто не успел натворить непоправимого. Русто не успел, не успел…
Мужчину, вяло сопротивляющегося и несущего околесицу, крепко держала под локти пара широкоплечих монахов, что, видно, работали в кузнице. Фрэнку, его любимому, ласковому Фрэнку помогли подняться другие братья. Тот не видел ничего вокруг, судя по выражению лица, и сердце Джерарда в который раз облилось кипящей кровью сожаления.
— Ты… — кто-то тронул его за рукав рясы. Джерард обернулся. Это оказался приближённый человек аббата. — Беги на конюшню. Пусть отправят кого-нибудь со срочным донесением в Париж. Донесение следующего содержания: «Чрезвычайная ситуация. Преступление против Бога и веры. Волею аббата доставить судебных независимых приставов в аббатство Сен-Дени. Срочно».
Ошалело закивав и изобразив всяческое понимание, Джерард тоскливо кинул последний взгляд на своего мальчика и бегом вылетел из-под сводов собора. Он не мог себе позволить остаться рядом с Фрэнком сейчас, хотя и хотел этого больше всего на свете. Больше, чем жить и дышать.
