Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и организатор выставки протиснулся внутрь. Его голубые глаза горели тревожным любопытством. Он нервно провел рукой по волосам и произнес, заикаясь:
– Доктор Генри, видите ли, в зале масса людей. Мы надеялись, что вы… м-м… пообщае тесь с ними. У вас все в порядке?
Дэвид посмотрел на Каролину, колеблясь, но с очевидным нетерпением, и Каролина поняла, что через секунду он развернется, поправит галстук и уйдет. Что-то, тянувшееся годами, заканчивалось в этот момент. Не уходи, мысленно попросила она, но настырный служитель муз кашлянул, криво усмехнулся, и Дэвид сказал ему:
– Конечно, конечно, сейчас иду… Вы останетесь? – прибавил он, обращаясь к Каролине и тронув ее за локоть.
– Я спешу. Феба ждет дома.
– Прошу вас… – Он заглянул ей в лицо, и Каролина увидела в его глазах те же печаль и страдание, которые помнила с тех пор, когда оба они были куда моложе. – Прошло столько лет, нам нужно о многом поговорить. Пожалуйста, дождитесь меня. Это ненадолго. – Ее замутило от неясного беспокойства, но она едва заметно кивнула, и доктор Генри улыбнулся. – Вот и хорошо. Мы поужинаем, согласны? Уж эти мне светские беседы – однако никуда не денешься, обязательства. Но… я тогда сделал страшную ошибку и хочу услышать от вас все.
Они вышли в толпу. Хорошо, что говорить нужно было не ей: при всем желании Каролина не выдавила бы ни звука. Люди ждали Дэвида, с откровенным любопытством глядя в их сторону, перешептываясь. Каролина достала из сумочки и протянула Дэвиду конверт, который приготовила для него, с последними фотографиями Фебы. Дэвид благодарно кивнул – и его увела под руку девушка в черном льняном платье, та самая, красивая и немного агрессивная, которая все интересовалась формой.
Каролина постояла пару минут, наблюдая, как он показывает собеседнице снимок темных древесных ветвей. Дэвид был красив в молодости, но и сейчас был очень хорош. Дважды он бросал взгляд на Каролину и тут же снова погружался в разговор. Дождитесь, сказал он. Пожалуйста, дождитесь. В полной уверенности, что она не откажет. Ей опять стало нехорошо. Она не желает ждать – и точка. Вся ее молодость прошла в ожидании – признания, приключений, любви. А настоящая жизнь началась, лишь когда она вернулась в свою квартиру с Фебой на руках, а потом собрала вещи и уехала из Луисвилля. Ожидание ни разу не принесло ей ничего хорошего.
Дэвид, время от времени кивая, слушал фанатку фотографии. Конверт он держал в руке, за спиной. А потом на глазах у Каролины небрежно сунул его в карман, как нечто обыденное и слегка неприятное – вроде счета за коммунальные услуги или квитанции на уплату штрафа.
Миг спустя Каролина уже выскочила из музея и по каменной лестнице сбежала на тротуар, в ночь.
Сырой весенний воздух освежал, бодрил. Каролина так разволновалась, что не могла ждать автобуса. Она пошла пешком, быстро, квартал за кварталом, не замечая машин и прохожих, забыв даже, что гулять одной в такой час опасно. В голове всплывали отдельные события вечера, вихрями, вспышками, несвязными картинками. Темная прядь волос над его правым ухом, очень коротко обрезанные ногти. Квадратные подушечки пальцев, их она хорошо помнила, а вот голос изменился, стал скрипучим. Каролина была в замешательстве: привычные образы, годами хранившиеся в памяти, сменились новыми, как только она его увидела.
А какой увидел ее сегодня Дэвид? Что он вообще когда-либо видел в ней, Каролине Лоррейн Джил? Что знал о тайнах ее сердца? Ничего. Абсолютно ничего. И она это понимала, причем очень давно, с того далекого момента у церкви, когда круг его жизни замкнулся перед ней и она, повернувшись, ушла. Но все-таки в глубине души Каролина хранила глупое романтическое убеждение, что когда-то Дэвид Гёнри понимал ее как никто другой. Но это не так. Он даже не замечал ее.
Она прошла пять кварталов. Начался дождь. По лицу текли капли, пальто и туфли намокли. Холод ночи проникал в нее, просачивался под кожу. Каролина была недалеко от перекрестка, когда к остановке с визгом тормозов подъехал автобус. Она успела запрыгнуть и устроилась на треснувшем пластиковом сиденье. В окнах косо мелькали неоновые огни, размытые дождем красные пятна фар. Сырой воздух ранней весны холодил лицо. Автобус черепашьим шагом про трясся по городским улицам, а достигнув темных просторов парка и длинного низкого холма, начал набирать скорость.
Каролина вышла в центре Риджент-сквер. Проходя мимо бара, она услышала шумные голоса, крики и сквозь стекло в дождевых каплях увидела утренних игроков. Они собрались у телевизора со стаканами в руках, победно рассекая кулаками воздух. Музыкальный автомат отбрасывал голубую полосатую тень на руку официантки, только что отошедшей от ближайшего к окну столика. Каролина задержалась на минутку; адреналин, бурливший в ней после встречи с Дэвидом, вдруг растворился в тумане весенней ночи. Она остро почувствовала свою изолированность от всех – от людей в баре, объединенных общим увлечением, от прохожих на мостовой, которых нити судьбы влекли к чему-то, совершенно ей неизвестному.
На глазах выступили слезы. Телевизионный экран моргнул, очередной радостный вопль прорвался сквозь стекло, как пузырь. Каролина отшатнулась, наткнулась на женщину с набитыми сумками в обеих руках, переступила через остатки гамбургера, валявшиеся на тротуаре. Почти бегом спустившись с холма, она пошла вверх по аллее к дому. Россыпи городских огней уступали место привычным, хорошо знакомым картинам: теплому сиянию окон дома О'Нилов с кизиловым кустом возле крыльца; узкой темной полоске сада Сулардов и, наконец, газону Маргулисов, откуда летом на холм упорно карабкался дикий луноцвет. Дома шли в ряд друг за другом, как ступеньки, и заканчивались ее собственным, высоким и узким домом.
Она встала на дороге, глядя на него. Она была уверена, что опустила жалюзи, но сейчас они оказались открыты, и Каролина прекрасно видела столовую. Люстра освещала стол, где Феба разложила свои нитки. Склонясь над станком, она сосредоточенно водила челноком вперед-назад, вперед-назад. Дождик, пушистый оранжевый шар, пристроился у нее на коленях. Отсюда Феба выглядела такой маленькой и беззащитной, что Каролина испугалась, почувствовав за спиной таинственный, темный мир, и нахмурилась, припоминая, как ее рука повернула пластиковую штангу и закрыла жалюзи. В глубине дома она вдруг заметила какое-то движение, тень, переместившуюся от балконной двери в гостиную.
Каролина охнула от неожиданности, но не успела испугаться, как тень обрела форму. «Злоумышленником» оказался Ал – видно, вернулся из поездки пораньше. Каролина была приятно удивлена: Ал сейчас старался больше работать и часто отсутствовал по две недели кряду. Но вот он вернулся, приехал домой и открыл жалюзи, позволив Каролине насладиться чудесной картинкой ее жизни, заключенной в раму из кирпичных стен, заново отлакированного ею буфета, полуживого фикуса, оконных стекол, которые она так старательно мыла все эти годы. Феба подняла глаза от своей работы, невидяще поглядела в окно на темный мокрый газон, провела рукой по рыжей спинке Дождика. Ал прошел по комнате с чашкой кофе в руке, встал рядом с Фебой и показал этой чашкой на коврик, который она ткала.
