— Если вы считаете его нашим разведчиком, то почему он не попросил вас обратиться напрямую в органы разведки? — спросил я.
— Мы тоже, уже спустя десятки лет, думали над этим вопросом, читали много мемуарной литературы, копались в архивах и пришли к следующему выводу. Во-первых, как это не раз случалось во время войны, он как советский разведчик мог потерять связь со своими руководителями, а этот факт в Москве расценивался однозначно — разведчик переметнулся на сторону противника и стал предателем. Если бы он объявился снова, ему бы вряд ли поверили, в лучшем случае присудили лет десять-двадцать лагерей, как поступили с Шандором Радо, одним из самых отважных советских разведчиков.
Во-вторых, этот человек был хорошо осведомлен о ситуации в стране с «врагами и предателями народа», и если бы мы появились с посланием от него в органах государственной безопасности, то нас, а заодно и его, посчитали бы немецкими, американскими и английскими шпионами. От этого было бы хуже всем: и ему, и нам, и делу, которому он служил во время войны и, может быть, и после её окончания.
И, наконец, в-третьих, человек с попугаем был его товарищем по разведывательной работе, и условия подобной встречи они оговорили заранее. По-видимому, наши слова должны были послужить весточкой о том, что наш немец жив, а где его искать и как с ним связаться, он знал сам.
Конечно, это всего лишь наши предположения, но нам они кажутся небезосновательными.
— А почему бы, — преложил я Овчинникову, — вам не встретиться с нашим военным атташе или его помощником по этому вопросу? Вы вместе могли бы сделать запрос в соответствующие органы, службы или архивы и как-то прояснить судьбу вашего немца?
— Но ведь прошло столько времени! Объединилась Германия и распался Советский Союз! Часть архивов «приватизировали» суверенные республики! сказал он.
— Но попробовать-то можно?
— Можно, конечно, можно, даже нужно! Только я переговорю со своими товарищами. Раз это наша общая тайна, то и решать мы должны сообща. Вы уж извините!
— Только вам нужно будет поторопиться, — предупредил я Овчинникова. Дней через десять военный атташе уезжает домой. Он хороший человек и всегда готов оказать посильную помощь.
— А новый атташе? — спросил старик.
— О новом военном атташе мы пока ещё ничего не знаем. Но люди всякие могут быть: вдруг новый человек — прямая противоположность старому. Тогда все будет сложнее.
— А вы сами можете оформить запрос? — не унимался Кирилл Мефодиевич.
— Вы же должны понимать, что мы пока остаемся бюрократами. Для оформления запроса необходимо написать заявление на имя консула или посла. А они уж решат, кто с вами будет работать дальше. Но скорее всего это дело поручат вести военным. Так что будет лучше, если вы решите свой вопрос со старым военным атташе.
— Хорошо, мы подумаем, — пообещал посетитель, — и в ближайшее время известим вас.
— А вы со своими товарищами не пытались связываться с ветеранскими организациями? — спросил я.
— Нет, мы решили, что это нам не нужно. Ведь по большому счету мы не воевали. Служить служили, а бой приняли единожды и только в конце войны. Поэтому считали и считаем, что пользоваться льготами ветеранов войны не имеем морального права. Извините уж нас, стариков, советское воспитание!
Овчинников встал и начал прощаться. Я дал ему свою визитную карточку и сказал, что буду ждать их совместного решения. Он направился к дверям и, обернувшись, спросил:
— Нам обращаться сразу к военному атташе или сначала лучше опять подойти к вам?
Я собирал бумаги на столе. В мое досье они не помещались, и я решил вынуть часть газет, относящихся к нашей поездке в Трабзон, среди которых были и газеты со статьями о подводной лодке.
Так получилось, что одна газета с большой фотографией выбросившейся на берег субмарины оказалась сверху. Овчинников замер и немигающим взглядом уставился на фотографию в газете. Я заметил его состояние и спросил:
— Что случилось?
Он медленно поднял руку и согнутым указательным пальцем ткнул в фотографию.
— Это она!
— Кто она? — ничего не понимая, спросил я.
Старик немного пришел в себя и прошептал:
— Эта та самая подводная лодка, вернее, одна из тех!
Я посмотрел на фотографию:
— Откуда вам известно про эту лодку?
— Именно про эту лодку мне ничего неизвестно. Я только хотел объяснить. Немец, который нас спас, работал в доке, где обычные серийные субмарины переоборудовали в какие-то специальные. Одна из таких лодок изображена здесь.
— Точно? — переспросил я. — Вы уверены в этом?
— Да, именно такие лодки выходили со стапелей верфи, где работал тот немец, — твердо сказал Овчинников.
Рабочее время уже заканчивалось, и в кабинет дежурного дипломата заглянул охранник. При нем не хотелось разговаривать с ветераном, поэтому я громко посоветовал Кириллу Мефодиевичу прийти в консульский отдел в следующий раз. Старик, как мне показалось, понял, что я не хотел продолжать разговор при посторонних, раскланялся и ушел.
— Вот и все, что я хотел рассказать, — закончил Михайлов. — Только вот Овчинников со своими товарищами по плену больше так и не пришли, а по его адресу я ехать не рискнул.
— Да, интересное дело получается. — в раздумье сказал Голубев. Теперь нам в самый раз с вашим знакомым встретиться — он бы многое нам прояснил. А пока коротко о том, что мне сообщили мои друзья из Москвы и Петербурга.
Глава 77
Михайлов с Катей занимались немецким языком уже почти месяц. Как он и предполагал, никаких препятствий в оформлении девушки на должность преподавателя немецкого языка не было. В бухгалтерии хотели было записать в группу ещё пару человек, но так как Сергей уже ранее изучал основы языка, то Катя с двумя другими сотрудниками стала заниматься отдельно, что называется, с нуля. Вскоре они бросили учебу, сославшись на большой объем работы в посольстве.
Уроки проходили по свободному графику, в зависимости от загруженности Сергея по работе. Но ни разу Катя не доставала из своей сумочки аудиоплеер — значит, серьезного разговора в этот день не предвиделось.
Однажды Катя, зайдя в кабинет Михайлова, сразу достала свой плеер и включила его. Как только загорелась красная лампочка, она сказала:
— Сергей Альбертович, у нас с вами около десяти минут для того, чтобы переговорить.
— Есть известия от Игоря Вячеславовича?
— Ему надо срочно с вами увидеться. Он получил какие-то тревожные вести из России и хочет с вами встретиться.
— Хорошо, но когда?
— Вам сообщат об этом дополнительно. А в ближайшие дни вы должны купить себе «коня», — сказала девушка и, увидев, какую реакцию на Сергея произвели её слова, прыснула со смеху.
— Коня?!! — удивленно переспросил Михайлов. — Только этого мне для полного счастья не хватает.
Девушка захохотала:
— Не простого коня, — сказала она, успокоившись, — а железного. Попросту говоря, Игорь Вячеславович просил, чтобы вы купили автомобиль.
— Но у меня сейчас нет наличных денег: большую их часть я перевел в Россию. А если я возьму деньги у Трофимова, это сразу привлечет дополнительное внимание к моей персоне.
— Да, — в раздумье сказала Катя, — видно, дед Трофим об этом не знал. Тогда сделаем так. Сколько у вас наличных?
— Долларов шестьсот-семьсот.
— Вот и хорошо! Вы скажете в посольстве, что вам надоело ездить на посольской развалюхе, да ещё делить её с кем-то еще, и вы решили купить недорогой подержанный автомобиль долларов этак за четыреста.
— Да меня засмеют! Что за такие деньги можно купить? Разве что «Запорожец» или «копейку» старую, а потом с ними возни не оберешься!
— Да, вы купите «копейку», а за техническое обслуживание машины не беспокойтесь.
— Хорошо, посмотрим, что из этого получится. Что дальше?
— Через неделю, в следующие субботу и воскресенье, возьмите кого-нибудь из посольства, желательно из людей, приближенных к офицеру безопасности, и вместе поезжайте на автомобильный рынок. Знаете, где он находится?
— Да, знаю.
— Ходите, присматривайтесь к ценам на машины. Вряд ли вы найдете автомобиль за такую сумму, которая имеется у вас на руках. Когда будете смотреть машины, больше приглядывайтесь к «копейкам», — со знанием дела сказала Катя. — В субботу или в воскресенье найдете на рынке такую машину белого цвета. Ее отличительный признак — портрет Сталина в правом нижнем углу лобового стекла. Хозяин машины, парень лет двадцати, будет продавать её за шестьсот долларов. Вас, естественно, эта сумма не устраивает, и вы с ним для отвода глаз поторгуйтесь. Когда вы его попросите открыть капот, парень скажет: «Если открыть капот, то за шестьсот баксов, если не открывать, то так уж и быть, даю вашу цену — четыреста». Несмотря ни на что, вы должны согласиться и вместе с сопровождающими проехаться на этой машине. После чего, как меня заверили, они сами из неё выпрыгнут и уедут на своем автомобиле. Вы же на прощание им скажете, что поехали оформлять эту машину на себя в местную автоинспекцию, а затем отправитесь в «Дипсервис» за дипломатическими номерами. Заявку на номера и все прочее вы должны подготовить заранее. После этого водитель отвезет вас к Игорю Вячеславовичу. Там и поговорите. А сейчас у нас уже не осталось времени на разговоры. Давайте заниматься языком.
