огласке.
– Во-от, – протянула многозначительно Ева. – Еще из особенностей, принятых в нашей семье, существует правило, гласящее, что когда в семью приходит новый ее член, человек со стороны, то собираются наши старейшие и объясняют ему, что если он входит в наш род, ему придется принять наши правила и жить по ним. Например, овладеть арабским языком хотя бы на таком уровне, чтобы понимать родню и уметь пусть и коряво, но объясниться. Как говорят наши старики, хотя бы отругать и приструнить детей за баловство. И второе: он должен понимать, что его дети пройдут обряд и будут посвящены, а он нет. И многими знаниями и умениями, которыми будут владеть его дети, он владеть никогда не сможет и не будет обладать теми знаниями, которые получат они.
– Диктат, однако, – хмыкнул иронично Орловский.
– Ну да, есть такой момент. Но это не такие уж и жесткие установки, согласись.
– А если этот посторонний захочет пройти обряд и стать полноценным членом рода? – спросил Павел.
– Нет, не получится, – объяснила Ева, – для этого надо быть носителем крови.
– Понял, – кивнул Орловский. – Так что, твой дедушка Олег Прохорович, получается, принял эти правила, когда женился на твоей бабушке?
– Принял и всегда их уважал и чтил. И овладел арабским языком. – И она усмехнулась. – Правда, не очень хорошо, что являлось постоянным поводом для подшучивания родных. Но мы его отлично понимали. У нас появилась сама собой, вынужденно образовавшись, еще одна традиция: вне семьи ни взрослые, ни дети не говорили на арабском и даже словечек, проскальзывающих в речи, не употребляли.
– Такого рода система безопасности, – понял Павел.
– Да, именно. Одно дело, когда кто-то говорит на наречиях славянских языков или на английском, но когда арабский… – скривилась Ева, – особенно дети. Они очень внимательные и, услышав чужие словечки, тут же донесут родителям, ну а те… И по цепочке.
– Поэтому у тебя не было друзей и подруг в детстве и ты дружила только с кузенами? – припомнил подробности ее рассказа о себе Орловский.
– Поэтому, безусловно. И еще по парочке причин. Понимаешь, для того чтобы передавать сакральные знания и проводить обряды, в семье обязательно должны быть девочки и мальчики. Но так получилось, что у бабушки с дедом было трое детей: мама и двое ее братьев. И у всех у них родились только мальчики. У дяди Давида двое сыновей, а третий умер в младенчестве. У дяди Коли двое сыновей. Причем ни у кого из них больше дети не родились. Почему – это очень странно. Они хотели еще детей и «работали» над этим вопросом, но нет, ни одна, ни вторая тетки так и не смогли больше родить…
– И тут появляешься ты, – улыбнулся ей Павел.
– Ага, – подтвердила Ева, улыбнувшись ему в ответ. – Можешь представить степень моего попадалова? Девочка, одна на всю семью, да еще настолько неожиданно.
– Божий дар, – выдвинул версию Павел.
– Ну, не знаю, насколько божий, характер у меня не сказать чтобы трепетно-смиренный, скорее наоборот. Но все мужчины семьи, и братья в первую очередь, носились со мной, как с куклой какой, и ужасно оберегали от всего на свете. А я наперекор им сбегала, бунтовала и рвалась на свободу.
– И судя по тому, что мы сейчас наблюдаем, тебе это удалось, – указал ей на очевидный факт Орловский.
– А потому что у нас принято слушать и учитывать мнение детей и не применять жесткого диктата взрослых. Ну я и выдавала им свое мнение в полном объеме. Хотя, если честно признаться, мне, конечно, нравилось, что у меня такие замечательные братья и все они за меня горой. И учили они меня своим мальчишеским занятиям: как правильно дать сдачи и побольней ударить в нос, как метко плеваться, чтобы попадать куда наметил, как шустро бегать и прятаться. Да много чему. Ну, ты представляешь, что такое младшая любимая сестренка?
– Отчетливо, – уверил ее Орловский. – Через три года после развода с отцом и возвращения в Питер мама вышла замуж, а еще через год родила дочку, мою младшую сестренку Василину. У нас с ней произошло полное обожание сразу же, как только я взял ее на руки. Ну и все, с того самого мгновения она крутит мной со всем своим удовольствием до сих пор. Хотя уже вышла замуж и вполне себе солидная девица.
– Тогда ты понимаешь, как никто другой, – рассмеялась Ева. – И кстати, как ни удивительно, но после меня в семье пока еще так и не родилось ни одной девочки. Одни мальчишки.
– Да, странный феномен, – покивал Павел и спросил с большим интересом: – А твой папа, он тоже принял ваши правила и учил арабский?
– Ну он его немного знал, поскольку работал с этносом Востока одно время, да и на кафедре их знание этого языка приветствовалось. Но не овладел на приличном уровне, – ответила и подошла к завершению своего рассказа: – Ну вот, это и все о моей семье. Кроме одного момента, пожалуй. Прежде всего нас, детей, учили тому, что наша принадлежность к столь необычному роду, приобщение к жизни великого предка Давида Арамовича, все наши способности и знания, которые мы приобретаем и которыми владеем, это не привилегия ни разу, а долг и прежде всего ответственность, обязующая каждого из нас держать марку, то есть высокий уровень во всем, и использовать свои знания и возможности на благо людям. И как ты сказал однажды, это и близко не пафос, а вот такая данность для членов моего семейства.
– Отлично понимаю, но, – не согласился с ней Орловский, – а как же рассказать о тайнах и загадках и о твоем прадеде побольше, ты же понимаешь, что я совершенно захвачен вашей историей и мне ужасно интересно.
– Не, Пал Андреич, извини, но подробностей не будет. Рассказала что могла, – посочувствовала она ему.
– А тому Виктору, за которого ты собиралась замуж… – начал он, но не договорил фразу.
– Нет, – перебила его Ева. – Ему ничего о своих родных и о семье я не рассказывала. Он только знал, что я владею арабским языком.
– Почему? – сильно удивился Павел. – Ты же собиралась вводить его в семью и жить с ним? А у вас там такая заморочка с законами и правилами.
– Не знаю, – пожала Ева неопределенно плечами, – сама не понимаю и не могу объяснить. Мама сказала: пока не надо, не говори ему ничего и не посвящай, потом, если сложится. И Алексей ее поддержал, сказал: не рассказывай, подожди. Наверняка они больше меня видели и понимали в тот момент.
– А твой брат, он…
– Нет, – снова поняла
