работу как обычно, пешком. График движения был расписан у него по минутам, а маршрут отшлифован годами. Ровно в восемь пятнадцать, шагая по проспекту Ленина, Валера завернул в стекляшку «Рябинка», расположенную около приземистого обшарпанного здания посадских бань. «Рябинка» представляла собой заурядную забегаловку, имевшую, тем не менее, ряд неоспоримых достоинств. Она начинала функционировать с восьми утра, крепкие спиртные напитки, имевшиеся в её ассортименте, были доступны по ценам простому народу: трудящемуся и праздному. Валеру здесь знали как преданного завсегдатая и как сотрудника милиции, поэтому шанса нарваться на палёную водку у него не имелось.
— Приветствую, — мрачно поздоровался Валера с работавшей эту неделю «в утро» ярко наштукатуренной, золотозубой Клавой.
— Доброго здоровьичка, товарищ капитан, — когда в стекляшке не было других посетителей, барменша позволяла себе обращаться к Петрушину по званию; в детстве у нее имелась мечта выйти замуж за офицера, впоследствии не сбывшаяся.
Не задавая ненужных вопросов, Клава налила в стопку пятьдесят граммов «Русской» и выложила на картонную тарелочку бутерброд с черным хлебом, маслом и селедкой. Валера, не отходя от прилавка, молча выцедил стопку (наблюдавшая за лечебной процедурой барменша морщилась сильнее его), закусил, вытер губы и пальцы салфеткой, расплатился без сдачи, сказал «благодарю» и покинул заведение.
В восемь двадцать, пыхтя сигареткой, он переходил через Николаевский мост, где у центрального почтамта брала начало улица Ворошилова, на которой располагался территориальный орган внутренних дел. В восемь тридцать Валера, смешавшись у троллейбусной остановки с сотрудниками, предпочитавшими утреннему моциону давку в общественном транспорте, подходил к КПП. Мерно двигая челюстями, он жевал мятный «Стиморол». Приняв в «Рябинке», Петрушин ощущал себя бодрым и на несколько лет помолодевшим. По верхней части груди его до диафрагмы разлилось уютное тепло, а сердце перестало напоминать о себе нытьем. Бывалый Валера знал, что действие лекарства не носит системного характера. Поэтому следующий поход у него состоится в одиннадцать часов, именно к этому времени ему снова сделается некомфортно. В одиннадцать он покинет здание УВД и наискось пересечет проезжую часть улицы Ворошилова. Выйдя за пределы обзора из окон милиции, занырнет ровно на пять минут в «Экспресс-закусочную», расположенную в первом этаже дома дореволюционной постройки. В «Экспрессе» Петрушин продублирует те же доведенные до автоматизма действия, что и утром в «Рябинке», только Клава будет другая и зажует он бутербродом с пошехонским сыром. В течение рабочего дня Валера ещё дважды навестит эту забегаловку: в тринадцать часов, следуя на обед в столовую «Водоканала», и в шестнадцать. При этом в тринадцать, в преддверии обеда он пренебрежёт закуской, а в шестнадцать часов запьет водку стаканом томатного сока.
Среди посвященных отлучки Павлушина именовались походами в аптеку. Поэтому, если следователь прокуратуры, позвонив в МРО в поисках Валеры, слышал от Сутулова или Ковальчука, что тот ушёл в аптеку, то он (следователь) понимающе говорил «а-а-а» и клал трубку, чтобы перезвонить через пятнадцать минут. К этому времени Петрушин уже, как правило, находился на боевом посту и был готов решать рабочие вопросы. По Валере, когда он употребляет по системе, невозможно определить, что он вдетый, по нескольким причинам. Во-первых, у него большая телесная масса, за центнер, во-вторых, он флегматичен и малоразговорчив, а лицо его небогато на мимику. И потом, целый день Валера трудится: беседует со свидетелями, крутит и колет злодеев, пишет справки и рапорты.
В последнее время, всё более привязываясь к графику посещения аптеки, Петрушин предпочитал не удаляться далеко от базы, поэтому незапланированные выезды на место происшествия, особенно в район, воспринимал болезненно. В пределах Острога он перемещался более охотно, так как в городе имелась разветвленная сеть «фармацевтических пунктов», наподобие упомянутых «Рябинки» и «Экспресс-закусочной».
По вечерам в будние дни, если не случалось выезда на криминальный труп, Петрушин возвращался домой в девятнадцать тридцать. После развода он проживал в родительской квартире с матушкой, батя еще в восемьдесят пятом помер от цирроза печени. За ужином Валера выпивал с устатку на радость матушке всего стопочку из бутылки, стоявшей в холодильнике. Потом он уходил в свою комнату, садился в кресло и смотрел по телевизору канал НТВ или видик. На колени ему запрыгивал, уютно урча, кот Котофеич, перс дымчато-серой масти. До отбоя Петрушин втихую усиживал «маленькую»[106], которую прикупал по дороге домой в магазине «Посылторг». Ложился спать он в одиннадцать, опять же, если ничего не случалось по его линии. Таким образом, на буднях у него выходило на круг поллитра в сутки. Пару раз в неделю, обычно в крайний день и в субботу, Валера закладывал серьёзно. В пятницу — с мужиками на работе, на следующий день — с мужиками в гараже.
Придерживаясь изобретенной им системы, Петрушину удавалось избегать запоев. Он не срывался с нареза уже побольше года, аж с декабря девяносто восьмого, в связи с чем оставался довольным своим поведением. Валера, как и Маштаков, был приписан руководством к так называемой «группе риска», ежеквартально с ним проводил беседы штатный психолог УВД, которому Петрушин вешал на уши лапшу относительно своего образа жизни. Кроме того, с той же периодичностью Валера предъявлял для проверки тетрадь индивидуальной подготовки заместителю начальника УВД по личному составу и кадрам. Психолог и кадровик отмечали незначительную, но в целом положительную динамику поведения в быту капитана милиции Петрушина.
В июле Валере стукнул сороковник, до минимальной выслуги по смешанному стажу ему оставалось четыре с половиной года. Он поздно пришёл в милицию, почти в тридцать лет. После восьмилетки, техникума транспортного строительства и службы в Советской армии Петрушин трудился фрезеровщиком на электромеханическом заводе. Работал по четвёртому разряду, пока в конце восьмидесятых оборонка не задышала на ладан. Неожиданно кончились заказы, начались простои, зарплату сперва стали выплачивать не вовремя, а потом и совсем перестали давать, пошли сокращения. Валера, как и все заводские нестарые мужики, ходил дежурить в ДНД[107], за это полагались отгулы. В одно из дежурств узнал от начальника штаба дружины, что из заводчан набирается рабочий отряд содействия милиции. Сокращенно именовавшийся РОСМом, а в народе непонятно почему — черной сотней. За росмовцами сохранялась средняя заработная плата по месту работы. Петрушин поступил в РОСМ, откуда спустя год перевёлся в батальон патрульно-постовой службы, а ещё через полгода — младшим инспектором в уголовный розыск, где прижился. Впоследствии получив заочно среднее милицейское образование, был назначен на офицерскую должность оперуполномоченного. В межрегиональном отделении по раскрытию умышленных убийств Валера трудился семь лет. Пиком его карьеры стала должность старшего опера по особо важным делам, но потом её забрали в областной аппарат, и он стал
